Сергей Есенин. Биография

Среди шагов, предпринятых поэтом в этом направлении, не только понятное и логичное братание с крестьянскими писателями, но и печатанье в рапповских журналах, и даже полусерьезные переговоры с Николаем Асеевым о вхождении в ЛЕФ “на автономных началах” [1518]. В феврале 1924 года “Есенин жаловался, что ему “не с кем” работать. По его словам выходило, что с имажинистами он разошелся. “Крестьянские” же поэты были ему не в помочь. Он говорил, что любит Маяковского и Хлебникова” [1519].
Сергей Есенин. 1924
Тем не менее в отчете С. Борисова о вечере Есенина, состоявшемся 21 августа 1923 года “в переполненной аудитории Политехнического музея”, сообщалось, что во вступительном есенинском слове, открывшем вечер, было меньше обещанных заграничных впечатлений, чем “раздражений по поводу “Лефа”. Увы, это раздражение и полемические выпады покоились не на критической базе, а на шатком фундаменте поэтической конкуренции” [1520].
Осенью 1923 года Есенин познакомился с Александром Константиновичем Воронским – главным редактором журналов “Красная новь” и “Прожектор”, руководителем издательства “Круг”. Воронский всячески поддерживал писателей-“попутчиков”, как мог защищал их от рапповцев. “Никогда не следует забывать, – писал он, например, в большой статье, напечатанной в “Правде”, – что сплошь и рядом промежуточные, беспартийные писатели, среди которых немало очень чутких и одаренных художников, говорят первые и новые слова, не только влияют, но и определяют художественное творчество пролетарских писателей. Примеры: Маяковский, Есенин, Н. Тихонов, Бабель, Сейфуллина и т. д.” [1521].
“…В редакционную комнату “Красной нови” вошел сухощавый, стройный, немного выше среднего роста человек лет двадцати шести – двадцати семи. На нем был совершенно свежий, серый, тонкого английского сукна костюм, сидевший как-то удивительно приятно. Перекинутое через руку пальто блестело подкладкой. Вошедший неторопливо огляделся, поставил в угол палку со слоновым набалдашником и, стягивая перчатки, сказал тихим, приглушенным голосом:
– Сергей Есенин. Пришел познакомиться”, – так описывал Воронский свое первое впечатление от поэта [1522].
О тяжелом, угнетающем влиянии Воронского на Есенина писала в своих мемуарах Галина Бениславская. “Задерганный Лелевичем, Родовым и прочими напостовцами, и по ряду других причин, он сам довольно пессимистически смотрел на окружающее. Бодрые фразы и унылые мысли. Но что Воронскому – здорово, то Есенину – смерь. Нельзя было С. А. прикасаться к этой унылости. Воронский этого не понимал”  [1523].
Это суждение Бениславской, может быть, было и не вполне справедливо. Но то, что Есенин был задерган борьбой литературных партий, – несомненно. Причиной есенинского уныния, впрочем, была не только и не столько травля напостовской критики, сколько его собственные шатания – между крестьянскими поэтами, РАПП, ЛЕФом, имажинистами и попутчиками. Уставал Есенин и от той борьбы, которую вели за него журналы и влиятельные литературные группировки, – борьбы, которая опять-таки была самим Есениным и спровоцирована.
Слишком легко он шел на контакт с литературными погромщиками – соответственно, не обходилось и без некоторой зависимости от них. Но все же, порой идя у партийцев на поводу, поэт никогда им не сдавался. В начале марта Есенина при посредничестве Анны Берзинь, журналистки, близкой к РАПП, положили в Кремлевскую больницу. Затем на некоторое время он поселился у активного рапповца, редактора журнала “На литературном посту” Иллариона Вардина. Здесь была “здоровая атмосфера. Тяготило С. А. только одно – ему все казалось, что с ним возятся, надеясь сделать из него “казенного” советского поэта” [1524]. “Он чудный, простой и сердечный человек. Все, что он делает в литературной политике, он делает как честный коммунист. Одно беда, что коммунизм он любит больше литературы”, – так Есенин характеризовал Вардина в письме к сестре Екатерине от 17 сентября 1924 года  [1525].
 
Александр Воронский. 1920-е
Впрочем, ставки “первого российского пиита” были выше: в своем стремлении занять высокое место на советском литературном олимпе он особенно рассчитывал на поддержку тогдашнего председателя Реввоенсовета Льва Давидовича Троцкого – и не без оснований. Аудиенцию у него поэту устроил Яков Блюмкин. На приеме у Троцкого, сообщал в своих мемуарах М. Ройзман со слов Блюмкина, “Есенин заявил, что крестьянским поэтам и писателям негде печататься: нет у них ни издательства, ни журнала. Нарком ответил, что этой беде можно помочь: пусть Сергей Александрович, по своему усмотрению, наметит список членов редакционной коллегии журнала, который разрешат. Ему, Есенину, будет выдана подотчетная сумма на расходы, он будет печатать в журнале произведения, которые ему придутся по душе. Разумеется, ответственность политическая и финансовая за журнал целиком ляжет на Сергея. Есенин подумал-подумал, поблагодарил наркома и отказался. Когда вышли из кабинета, Блюмкин, не скрывая своей досады, спросил Есенина, почему тот не согласился командовать всей крестьянской литературой? Сергей ответил, что у него уже был опыт работы с Клычковым и Орешиным в “Трудовой артели художников слова”: однажды выяснилось, что артель осталась без гроша. А кто поручится, что это же не произойдет и с журналом? Он же, Есенин, не так силен в финансовых вопросах. А зарабатывать себе на спину бубнового туза не собирается" [1526].
Лев Троцкий и Юрий Анненков
Москва. 1923
Тем не менее в письме к Дункан, 29 августа 1923 года отправленном Есениным из Москвы в Кисловодск (где танцовщица была на гастролях), о встрече с вождем рапортуется как о большом и важном успехе: “Был у Троцкого. Он отнесся ко мне изумительно. Благодаря его помощи мне дают сейчас большие средства на издательство" [1527]. Василию Наседкину Есенин позднее признавался, что считает Троцкого “<и>деальным, законченным типом человека" [1528]. А Вольфу Эрлиху он говорил о своем отношении к Троцкому так: “Если захочет высечь меня, так я сам штаны сниму и сам лягу! Ей-богу лягу!" [1529]
3
Однако вернемся к пребыванию в Москве Николая Клюева. Что он “нашептывал" младшему поэту? Бениславская с Назаровой и в этом случае проявили полное единодушие. Бениславская: “Клюев с его иезуитской тонкостью преподнес Е<сенину> пилюлю с “жидами" (ссылаясь на то, что его, мол, Клюева, они тоже загубили)” [1530]. Назарова: “К<люев> рассказывал, как ему тяжело живется: “Жиды правят Россией” – потому “не люблю жидов”, – не раз повторял он. У С. А. что-то оборвалось – казалось, он сделался юдофобом, не будучи им по натуре. “Жид” стал для него чем-то вроде красного для быка”  [1531].