Презумпция невиновности (СИ)

— Да, — девушка кивнула. — Спасибо большое за всё. Хорошего вечера.
— Взаимно, мисс Грейнджер.
Гермиона быстро вскрыла письмо, чувствуя какие-то нотки успокоения и уюта, исходящие от конверта. Она любила получать письма от Гарри, окунаясь в момент их прочтения в какое-то приятное прошлое, которое было ещё до всего кошмара.
Поттер был тем человеком, который понимал её без слов, и который безоговорочно принимал все условия Гермионы, лишь бы не задеть гниющую внутри рану. Он не упоминал при ней её родителей и ту самую фамилию, которая была табу во время разговоров. Парень не задавал лишних вопросов, но мог поддержать просто дружескими объятиями.
Гермиона сомневалась в том, что именно так должна выглядеть дружба, но по-другому у неё не получалось. Она дружила так, как могла; проявляла свои чувства так, как получалось у её искалеченной души. Порой она сравнивала себя с какой-то куклой, которая просто лежит на пыльной полке и не способна на какие-то настоящие эмоции. Или скорее, что это был просто робот, запрограммированный на определённые исполнения команд: дышать, работать и иногда спать.
Письма от Гарри приходили раз в неделю, а раз в месяц они встречались где-то в Европе. Гермиона выбирала страны, просто тыкнув пальцев в карту, вырезав Англию с этой карты. За десять лет она была в Лондоне три раза и больше ей не хотелось. Пусть в Америке ей было несладко: ночные кошмары, панические атаки и гнетущее одиночество, но хотя бы не Лондон.
Её пугал город, где до сих пор находился родительский дом, где всё напоминает о прошедшей Войне, где ненавистная фамилия так часто упоминалась в газетах. Гермиона бежала от лап адского кошмара, который навсегда у неё будет ассоциироваться с дождливым городом. В Америке она лишь чувствовала острые когти этих лап, и этого было достаточно для того, чтобы превратиться в ту, кем она являлась сейчас. Девушке было страшно представить, что с ней случилось бы, если бы она не решилась на это бегство.
Она быстро написала ответное письмо другу, не упомянув о том, что с ней случилось за последние сутки. Гермиона снова уснула на диване в гостиной, поджав под себя ноги, не забыв выпить ещё несколько таблеток. Она знала точно, что сегодня ей не обойтись без очередной дозы кошмарных снов. Потому что кошмар уже начинал пробираться в её жизнь наяву, и девушка даже не догадывалась о том, что это только начало.
Мятая бумажная салфетка, закапанная кровью, валялась на полу её гостиной. Она точно была уверена в том, что это гостиная её квартиры в Америке. Но только вот всё было слишком светлое: светлая мебель, светлые стены — так, как десять лет назад, когда она только купила эту квартиру.
Она сделала шаг, и ещё один, чувствуя себя неуютно в собственной квартире. Странное ощущение терзало её изнутри, а руки начали подрагивать. Гермиона заметила капли крови, которые тянулись от салфетки и к дверям спальни. Она протянула руку, чтобы открыть двери, пока с глаз бесконтрольно хлынули слёзы. Девушка боялась заглядывать в спальню, будто бы уже заранее знала, что ничего хорошего она там не увидит.
В квартире очень странно пахло — она пыталась вспомнить этот запах, потому что точно раньше уже встречала его. Она в целом себя чувствовала так, будто бы это было какое-то дежавю. Прикусив губу и сглотнув, Гермиона открыла дверь и застыла в немом ужасе.
Её лицо исказилось от страха. Но полу её спальни лежало окровавленное тело, лицо которого было скрыто бумажным пакетом. Всё внутри неё кричало, что нужно просто бежать или хотя бы постараться просто проснуться, но руки неосознанно потянулись к кровавому влажному пакету. Гермиона наклонилась ближе к трупу, задержав взгляд на золотых часах, что были ей смутно знакомыми.
Стоило только ей отшвырнуть пакет, как она узнала лицо, полностью залитое кровью, из-за которой парню было трудно моргать. Это был не труп — это был полуживой Гарри Поттер. Он тут же схватился за горло и дёрнулся, спугнув Гермиону. Звук, изданный парнем, трудно описать — какое-то хрипение с нотками боли, перерастающее в последний вздох.
 
Гермиона зажала рот руками, потому что чуть ли не оглохла от собственного крика. Внезапно за окровавленным телом Гарри появились тела Рона и Рольфа, которые давно уже были мертвы. Девушка почувствовала опустошенность, как будто бы она сама давно была мёртвой и её тело лежало где-то между трупами друзей.
— Нравится? — послышался надменный мерзкий голос. — Прости, что не сказал тебе о том, что прежде убью всех твоих друзей, а потом уже тебя.
— Херов ублюдок, — Гермиона кинулась на Лиама, который появился посреди спальни из ниоткуда. — Ты блядский выродок!
Она попыталась встать, чтобы подойти к Лиаму, но ноги не слушали её. Гермиона резко одёрнула руку, когда почувствовала что-то мокрое под своей ладонью — это были размазанные внутренние органы в перемешку с литрами крови. Её сон менялся слишком резко, привнося много окровавленных деталей.
Теперь она наконец-то поняла, что за запах тут царил — так пахла смерть и отчаяние, которое сопровождало её под руку. Точно такой же запах отпечатался в стенах её дома в Лондоне. Только вот впервые в её кошмарах появился кто-то, кроме мёртвых родителей и мёртвого Малфоя, — теперь тут были её лучшие друзья — единственные люди, за которых у неё могло ещё болеть сердце.
Она всё же нашла в себе силы встать и подскочить к обезумевшему Лиаму, который продолжал громко смеяться, перебивая её собственный крик. Гермиона протянула руки, чтобы просто задушить его, чтобы заставить его замолчать, но сил в руках было недостаточно. Он смотрел на неё с высока, превосходя её в силе и в возможностях.
— Сдохни! — вскрикнула девушка. — Сдохни, тварь!
Но вместо этого грубоватый мужской смех изменился знакомым бархатистым баритоном, а немного кривое лицо преступника начало приобретать слишком правильные черты лица. Вместо Лиама перед ней теперь стоял Малфой с самодовольной ухмылкой в белой рубашке и бабочке. Кажется, что таким она видела его в последний раз ещё в Хогвартсе, во время Святочного бала.
— Мстишь мне, Грейнджер? — надменно поинтересовался блондин, с лёгкостью отшвырнув от себя хрупкую девушку. — И как? Что-то у тебя не особо получается.
— Ты будешь гореть в аду, сволочь!
— Может быть, но пока что в аду горишь ты, при чём заживо, — парень громко засмеялся и плюнул в лицо Гермионе. Его рубашка начала постепенно менять цвет, превращаясь из белоснежно белой в кроваво красную. — Тебе никогда не избавиться от этого! То, что ты сделала, чем живёшь — это уничтожает тебя изнутри. Ты чувствуешь этот вкус, не так ли?
Она проснулась, задыхаясь от страха и истерических слёз, которые душили её сквозь пелену кошмарного сна. Гермиона в одно движение перекатилась на другой бок, свалившись с дивана и больно ударившись о паркет. Только вот она даже не почувствовала этой физической боли, загибаясь от того, что так больно обжигало её внутренние органы.
На четвереньках она поползла в сторону ванной комнаты, чтобы побыстрее смыть с себя этот сон. Её сотрясал поток реальности, в которую девушка ворвалось из своего сновидения. Холодный кафельный пол ванной комнаты и проточная вода из-под крана понемногу помогали ей отдышаться. Гермиона потянулась за полотенцем, закидывая его в раковину, чтобы намочить его и укрыться им, отрезвляя свой затуманенный рассудок.
Её резко бросило в жар, и на секунду показалось, будто бы она попала в южную пустыню Судана, а настенный светильник превратился в беспощадное солнце, которое расплавляло кожу до мышц. Гермиона была обессилена очередным кошмаром, но зато сыта в эмоциональном плане, потому что испытала весь спектр эмоций, который был в её распоряжении последние десять лет: жалость к друзьям, ненависть к врагу и желание отомстить тому, кто причинял ей боль.
Она скрутилась комочком и так и осталась лежать на полу ванной комнаты. Гермиона снова вернулась на много лет назад, когда это было для неё нормальным явлением — уснуть у раковины, чтобы проснуться в очередной раз, но не бежать через всю квартиру к умывальнику.