Красный Герцог (СИ)
«Твоей сестры здесь нет. Может быть она еще жива, не время сдаваться!» — прозвучал голос его старого друга в голове. Так говорил Вольфганг, в тот день когда Генрих похоронил свою мать, сжёг дом и обрел новый смысл жизни. Этот клочок воспоминания был как свет маяка в тумане. Он показывал правильный путь. Желанный путь.
— Не время сдаваться! — повторил про себя Генрих.
Облокотившись руками на мокрую почву, он смешал землю с кровью, что капала из разбитых кулаков. Постояв минуту и собравшись силами, ему удалось отправиться на дальнейшие поиски. Теперь он не кричал — силы окончательно покинули его, он молча шел вперёд, ломая хрупкие ветки. Словно опьянённый, он ощущал все свои чувства ненастоящими, надуманными и отдалёнными. Будто наблюдал эту картину в своём воображении, читая старую книгу.
Что-то маленькое лежало на сырой земле, настолько маленькое, что в начале походило на животное, на полевую мышь или белку. Сократив дистанцию, Генрих увидел туфельку. Маленькая обувь поместилась у него в руке, коричневый шлепанец, детский. Трясущимися руками, Генрих сжимал свою находку, ещё сильнее испачкав её. Каждый новый шаг давался тяжелее предыдущего, юноша боялся найти другой след.
Офицер остановился, вдали от себя он видел, как у старого дуба стояла маленькая девочка в тёмно-синем платье. Такого же цвета, как и шторы в комнате Анны. Видение стояло и смотрела на верхушку дерева, пытаясь что-то увидеть. «Уходи…» — сказал Генрих полушепотом. Тратя последние силы на попытку избавиться от назойливой галлюцинации, созданной его измученным сознанием. «Уйди!» — сказал он громче, но не смог выдавить из себя даже жалкое подобие крика. Генрих никак не верил, что там могла стоять его сестра, в этом выдуманном платье, с таким запоминающимся, болезненным цветом. Девочка развернулась и, увидев Генриха, побежала к нему, вскинув руки перед собой. Ощущение толчка вернуло Генриха в реальный мир. Эта была не иллюзия, не мираж. Это было что-то настоящее. Живое. Он направил глаза вниз и наконец признал в девочке свою сестру. Живую и здоровую. Юноша упал на колени и обнял её. Он плакал ей в плечо, а она не понимала причины. Она не знала, что её уже успели похоронить.
Уткнувшись лицом в маленькие плечи, Генрих чувствовал, что утыкается в маленькие клочки грязи. Некогда ярко-голубое платье стало тёмно-синим из-за детской непредусмотрительности и неосторожности. Генрих был рад, осознавая, что ошибся.
— Пошли домой, — сказал он шепотом ей на ухо. Генрих наконец назвал это место своим домом. Не «замок», не «Норденхайн», а дом — такое тёплое и успокаивающее слово.
Взяв Анну на руки, он направился обратно откуда пришёл. Вдали он видел высокий шпиль единственной башни и возвращался назад по этому ориентиру. Анна всё время не отпускала своего брата, заключив его в крепких объятиях. Она была напугана его состоянием и ощущала на себе вину за это. Её пугало всё в нём: его взгляд, бешеное сердцебиение, дрожащие окровавленные руки, что периодически ослабевали свою хватку и, словно ветки, вонзались в мягкую кожу, его тяжелое дыхание и красный нечеловеческий глаз. Она всегда хотела быть как в сказке, но она не ожидала, что её брату будет уготована роль не принца на белом коне.
Почти весь путь она повторяло одно: «Прости, прости меня». Генрих почти не слушал её, — ощущение маленького тельца на руках опьяняло разум, в голове застрял пульсирующий шум, было ощущение, словно танк проехался по голове офицера.
Возвращаясь к каменным стенам, пришлось приложить много усилий чтобы удержать девочку на руках. Внутрь можно было только проползти через дыру, и Генрих не хотел искать другой путь. Опираясь на разодранный кулак, Генрих всаживал себе в рану камни и щепки, что под весом тела уходили глубоко в кисть. Выбравшись из кустов он увидел, что в дверях замка стояла целая толпа. Вольфганг, Эльвира и его солдаты; почти все стояли с оружием в руках. Среди них был даже Франц, который успел вернуться из города. «Убрать оружие», — приказал Генрих своим безмолвным жестом, и все успокоились. Эльвира подбежала к офицеру и хотела взять девочку на руки. Анна сопротивлялась, она кричала: «Нет! Нет!», и ещё сильнее вцепившись ногтями в шею своего брата. После пары попыток снять девочку, Эльвира остановилась. В её глазах читалось беспокойство за обоих. Девушка попросила Генриха пройти внутрь.
Ведомый незримыми нитями, Генрих направился в первое помещение, что пришло ему на ум — библиотека. Камин всё ещё горел — удивительно долго для маленького количества дров. Генрих не стал снимать свою сестру или усаживать её на отдельное место. Он сел вместе с ней. Девочка всё никак не хотела отпускать его. Юноша слышал, как она дышит ему прямо в исцарапанную шею. Этот звук напрягал Генриха, но всё же был не так неприятен, как ноющая боль во всём теле.
Сопроводив пару в библиотеку, Эльвира сразу же покинула их; Генрих сидел и смотрел на огонь. Красные языки пламени гипнотизировали его. Анна по-прежнему висела на его шее, ни на мгновения не ослабевая хватку. В библиотеку вошёл Вольфганг и остальные солдаты, они все столпились вокруг своего офицера, наблюдая за ним. Волновались они или как хищники наблюдали за своей добычей, чтобы атаковать в удобный момент, — Генриху было всё равно, оставшиеся у него силы он тратил на то, чтобы сидеть ровно и не терять сознание.
Вернулась Эльвира, она несла с собой в охапке целую кучу различных медикаментов и бинтов. Разложив всё на столе, она принялась осматривать своих пациентов. Никто за последнюю пару дней не посещал её так часто, как эти двое.
Разбитые кулаки, свисающие с них куски кожи, много крови и грязи. Потребовалось большое количество спирта и бинтов, чтобы обезопасить офицера от возможных последствий. Усиленное сердцебиение, сильный стресс, повышенное давление — укол успокоительного и болеутоляющего; рекомендация постельного режима и полного спокойствия. Генрих только ухмыльнулся услышав это, его планы противоречили полученным рекомендациям. Завтра был важный день, не время для «постельного режима и полного спокойствия». Ни он один был разочарован в этих словах, все солдаты ожидали предстоящего похода в Фюссен, и ответ офицера их воодушевил. С Анной всё было проще: пара ушибов, маленькая ссадина и лёгкий шок. Вся испачканная в грязи она висела на брате, оставляя глубокие порезы своими неподстриженными ногтями.
Препараты начали действовать, и боль наконец-то отступала, сердцебиение замедлялось, возвращаясь к привычному темпу. Анна это почувствовала и отпустила своего брата. Она подняла на него свои глаза, красные от слёз. В них читалось простое и невинное «извини». Генрих натянул нелепую улыбку и поцеловал сестру в лоб. Эльвира села с Анной и начала её успокаивать. Генрих сидел рядом, пока девочка не уснула. Она так и не сообщила, почему сбежала, но это уже мало волновало юношу. Анна вернулась, живой, и это было главное.
Окружение знакомых людей, треск костра, тепло — прекрасное сочетание для крепкого и быстрого сна. Офицер позже покинуть Анну и Эльвиру, молчаливые взгляды всего отряда намекали — требуется очередное собрание.
Выйдя из библиотеки, Вольфганг остановил своего друга. Генрих вопросительно смотрел на него, ему протянули пару кожаных перчаток.
— Спрячь руки от сестры, — сообщил Вольф.
Ужасная картина в какую превратились его кулаки, заставляли всех нервничать. Генрих смотрел на них, ему самому был неприятен этот вид, но он ничего не чувствовал, будто это не его руки. Генрих всё же согласился надеть перчатки поверх бинтов.
— Теперь ты прям как Руперт, — произнёс Франц.
Именно как тот, кого Генрих ненавидел. Они оба сейчас походили друг на друга.
Весь отряд пошёл дальше, Франц шёл впереди, он ввёл всех остальных. «Хочет продемонстрировать груз» — догадывался Генрих. Чутьё его не обмануло, во дворе стояла машина, схожая с той, на которой они ехали в Норденхайн. Легковой автомобиль без крыши, с низкими стёклами, толстыми шинами и тонким корпусом. При иной конструкции Фенриг мог бы выжить. На заднем сидении и в багажнике был целый склад: папки с документами, пара противопехотных мин, пара коротковолновых раций, зажигательные смеси, патроны и небольшая сумка. Внутри сумки были деньги, небольшие стопки бумажных банкнот, связанные бечёвкой.