Красный Герцог (СИ)

— Это не обсуждается, — сказал Генрих, теряя последние капли своего терпения. Получив надежду на дальнейшую счастливую жизнь, и возможность искупить свои ошибки, он не собирался так просто её терять.
Директриса была настолько напугана, что промычав в ответ что-то невнятное, рухнула на пол, — её ноги подкосились. Упав, она смотрела сквозь Генриха. Страх поглотил её разум, забрал из живого мира, оставив только пустую оболочку. Генриху показалось что он перестарался и случайно нанёс психологический вред человеку, который того не заслужил. Он был вынужден так поступить, ведь слова никак не могли помочь ему в этом деле. Частично ему было жаль бедную женщину. Только спрятав назад в кобуру свой пистолет, дверь в комнату Анны распахнулась, и оттуда выбежала сестра Генриха, держа в руке маленькую сумку. Подбежав к своему брату она обняла его и взяла за вспотевшую руку.
Уходя мимо сидящей на полу смотрительницы, Анна доброжелательно попрощалась с ней. С милой улыбкой на лице, она пожелала женщине всего наилучшего. Она также была рада видеть Вольфганга, который приветливо улыбался в ответ. Он тоже был рад видеть маленькую девочку, рад осознавать, что у них не всё так плохо. Он понимал, что Анна спасёт Генриха от внутренних терзаний и не даст ему пасть в бездонную пропасть самобичевания. Подходя ближе к выходу, Анна поинтересовалась у брата:
— Почему тётя сидела на полу?
Генрих не знал, что ответить и, попытавшись придумать что-то более-менее вразумительное, сказал:
— Она была настолько рада за тебя, что не смогла устоять на месте.
Этот ответ рассмешил Анну, из-за чего весь коридор наполнился звонким детским смехом.
Достигнув машины, Генрих заметил недоумевающий и неодобрительный взгляд водителя. Он очередной раз пытался курить, но снова был вынужден бросить сигарету, не выкурив и половины. В его голове крутилось множество мыслей от «зачем ему ребенок?» до «почему теперь он такой счастливый?» Но оставив их при себе, он принялся возвращаться к своим рабочим обязанностям. Не сказав ни слова вышестоящему, он завёл свою машину и интуитивно поехал в штаб. Спереди разместился Фенриг, сзади него сидел офицер, Вольфганг и маленькая девочка между ними. Солдат за рулем не знал, что происходит, но догадывался что девочка — сестра Генриха. Семейная драма показалась ему слегка нелепой и излишней, но он не рискнул сказать это вслух. Весь путь до штаба, Генрих никак не мог отойти от мысли, что рядом с ним наконец-то сидит Анна. Она в безопасности и ей ничего не угрожает. Всю дорогу он не веря происходящему крепко держал её за руку и говорил, какой красивой она стала. Ему было в тягость говорить с ней, держа лживую улыбку на лице. Только сейчас он смог присмотреться к ней: худая, с мешками под глазами и неухоженными волосами; впервые он видел свою сестру такой, и, ему было жаль, ведь он не мог приехать раньше. В его сердце была надежда, что никогда его сестра больше не окажется в таком состоянии.
Генрих говорил и пытался не делать паузы между темами, не хотел передавать сестре очередь в разговоре, ведь она могла спросить про маму или папу. Не зная, как утаить эту информацию, он говорил обо всём подряд, про город, природу и всё-всё вокруг. Местами пытаясь быстро подобрать тему для разговора, он говорил такие глупости, что все пассажиры машины косились на него.
Подъехав к штабу, Генрих был вынужден покинуть машину. У него оставались важные дела с лейтенантом Диди, которые он не мог отменить ради своей сестры. Анна никак не хотела расставаться с братом, один раз он уже ушёл, и, его уход принёс с собой множество бед. Она также не хотела оставаться одна, как и Генрих. Он успокаивал её что всё пройдёт быстро, даже сам не осознавая, насколько долгим будет разговор в штабе. Не выдержав возможной разлуки, Анна начала плакать, что вызвало еще большую печаль на сердце у Генриха. Он прямо сейчас причинял боль своей сестре, пытаясь сделать всё как можно лучше. Это были его болезненные грабли, на которые он наступал раньше, и никак не мог обойти их. Напоследок он сказал Вольфгангу:
 
— Пожалуйста, не говори ей ничего.
После этих слов, юноша был всё же вынужден удалиться. Войдя в здание, он ещё долго слышал плач своей сестры и то, как Вольфганг пытается её успокоить.
Проходя через первый этаж, Генрих заметил, что внутри не было других солдат из его отряда. Ему стало неспокойно от этой новости. Он надеялся, что его побег не восприняли как дезертирство, и, его солдаты не понесли за это никакого наказания. Поднявшись на второй этаж, он остановился у двери в кабинет Диди. Он стоял несколько минут, придумывая фразы с которых стоит начать диалог, чтобы его побег был оправдан и менее груб в своём представлении.
Пока различные мысли и ситуации проносились в его голове, дверь открылась без его участия. По ту сторону проёма стоял лейтенант. Неловкая пауза повисла между ними. Генрих не знал, что сказать и видел, как Диди ждал именно его начала.
— Я… — только промолвил юноша.
— … ушел за сестрой — я видел. Моя помощница в слезах вышла из кабинета.
— Прошу прощения, что мне пришлось вас срочно покинуть. — Генрих вошел внутрь по приглашению и присел на стул напротив стола лейтенанта. Он надеялся, что приказ о его переводе всё ещё в силе.
Главнокомандующий осторожно закрыл за Генрихом дверь, медленно прошёл в другую комнату и скрылся из виду. Пока он находился там, Генрих говорил ему всё, что он успел повидать и сделать в «Доме Ангелочка». Он признался во всем: от своего необдуманного побега, до угроз смотрительнице. Из соседней комнаты можно было слышать шум посуды, топот ног, звуки ударов по дереву и никакого ответа. Из маленькой коморки доносился только звон хрупких предметов. Позже оттуда вышел лейтенант с двумя кружками свежезаваренного чая. Одну он положил со своей стороны, другую предоставил Генриху. Юноша всё никак не мог привыкнуть к людям за пределами Керхёфа, — даже с новобранцами всё было сложно — они мало кому доверяли и почти не открывались ни коллегам по службе, ни начальству. В городе все были вежливы и приветливы, даже добродушный жест с угощением чая был хорошим знаком. Для короткого разговора чай не нужен, а судя по письму, Генриха ещё ожидал и инструктаж.
— Я понимаю твои мысли и действия: ты соскучился по сестре, однако твоя резкость даже меня удивила. — Диди принялся монотонно размешивать чай в своей кружке. — Я знаю, что ты человек не глуп, вспыльчив, но не глуп, добрый, прямолинейный, так что я внимательно рассматривал твою кандидатуру. Ранее я получил рекомендательное письмо из Керхёфа, и охотно готов пойти навстречу. Наверное, ты всё уже и сам знаешь: Норденхайн, Бавария, Фюссен.
— Так точно.
— Замечательно. — Диди осторожно отпил немного чая из своей кружки. — Говоря только между нами: приказ я подписал ещё до твоего приезда. Я проведу инструктаж, и завтра ты отправишься в путь.
Лейтенант осторожно рассматривал сидящего перед ним юношей. Он активно сравнивал то, каким Генрих был в их первую и вторую встречу, и каким он предстал сейчас.
— И… Смерть Манфрэда… печальна. — Поведение Диди слегка изменилось, он стал более осторожным, особенно когда заметил реакцию Генриха на упомянутое имя. — В последние месяца в Керхёфе происходят странные вещи. Странные вещи требуют особого разбирательства. Тебе что-нибудь известно об этом?
— Никак нет!
- «Никак нет» … Мне очень жаль, что на вас так много легло. Керхёф специализировался на том, чтобы взводы восполнялись молниеносно и занимали отвлекающие позиции. Основные силы были в другом направлении, когда…
— Но так нельзя! — вспылил Генрих осознавая, что все его друзья были лишь приманкой.
— Нельзя проигрывать, Генрих. Мы или умрём сами, или нас убьют.
Лейтенант тяжело выдохнул и открыл ящик своего массивного деревянного стола, откуда достал папку. Бежевый документ был крайне тонким и имел на себе гриф «совершенно секретно!» Диди перевернул этот документ к Генриху и, открыв, начал свой инструктаж. Он показывал на карте местоположение замка, прилегающие владения и деревню Фюссен. Дополнительно к карте были приложены фотографии, на которых Генрих мог увидеть красоты природы, деревни и самого Норденхайна.