Будь моим (СИ)
Все это выглядит как ничего не значащий каприз. Дурь, которая случается на вечеринках сплошь и рядом. Для всех, кроме нас с ним, именно поэтому глаза Градского предупреждающе горят, когда заглядываю в них сверху вниз. В них предостережение, от которого по спине проходит волнующий озноб.
— Алкоголь плохо влияет на потенцию! — объявляю так, чтобы это слышали все сидящие за столом.
Мое заявление вызывает дружный смех.
Не глядя по сторонам, опрокидываю в себя обжигающую жидкость и на секунду задыхаюсь.
— Град, я теперь переживать буду за твою потенцию… — слышу голос Егора.
— Малышка Беккер, у меня с потенцией все нормально, — хмыкает Майк, накрывая растопыренной ладонью свой пах.
Боже, какой же он придурок!
— Захлопнись. — Кулак Андрея врезается в его плечо, но это веселит того ещё больше.
Влад не реагирует.
Протянув руку, берет со стола кусочек лайма и подносит к моим приоткрытым губам.
Мое сердце стряхивает с себя музыкальный дурман. Замедляется, как и мир вокруг.
Его глаза опускаются вниз, на мою шею, а потом в вырез платья.
Забираю зубами сочный цитрус из его пальцев, задев их губами.
Капля сока ползет вниз по подбородку и падает мне на грудь.
Кадык Влада дергается, глаза врезаются в мои. Понятия не имею, сколько он выпил, но его глаза поразительно ясные хоть и потеряли свой цвет в рваном свете вокруг нас.
Он убирает свою руку и быстрым движением подносит к губам подушечку большого пальца. Сосредоточенно слизывает с нее остатки лаймового сока и проводит по губам языком.
Я почти уверена, что губы у него соленые…
— Дайте кто-нибудь резинки, я свои дома забыл, а вечер только начинается… — продолжает этот придурок Майкл.
Вскакиваю на ноги, немного пошатнувшись на шпильках, и забираю со стола свою сумочку. Заглянув внутрь, достаю из бокового кармашка фольгированный пакетик, который как-то вручил мне Андрей, прочитав серьезную лекцию о безопасном сексе.
— Если что, у меня есть еще, — бросаю презерватив на стол перед Майклом, его брови комично ползут вверх.
Я кожей ощущаю взгляд Градского на себе, но принципиально не смотрю на него в ответ. Пусть думает что хочет… если еще в состоянии это делать...
Схватив Крис за запястье, тащу за собой.
— Он хотя бы не просроченный? — бормочет она, имея ввиду почти прогнивший презерватив.
— Думаешь, он считать умеет?
— Нет, — прыскает Крис. — В зоопарке математике не учат.
Мне нужно остудить щеки, а лучше засунуть голову под кран, потому что она у меня кружится.
Глава 19
— Может, у тебя еще и пластырь есть? — кричит Крис из туалетной кабинки. — Или у тебя одни презервативы? — пьяно хихикает.
Закусываю губу, глядя на свое перевозбужденное отражение в зеркале.
Двадцатилетие не прибавило мне еще одного размера груди или объема в бедрах, но сейчас я все равно выгляжу дико вызывающе. Это не из-за платья, под которым нет лифчика, а из-за того, что я выгляжу натурально возбужденной! Губы даже без помады алые, щеки розовые, а моя укладка выглядит именно так, как выглядит — будто последние полчаса своей жизни я провела на танцполе.
Если теперь друзья моего брата будут думать, что женская сумка нужна мне для того, чтобы носить в ней презервативы, я не против.
Улыбаюсь и приподнимаю волосы, влажной ладонью провожу по взмокшей шее.
— Нет… — отвечаю. — Зачем тебе?
— Ногу натерла…
— Сильно?
Я слышу копошение за дверью и усталый вздох:
— С танцами у меня на сегодня все… блин…
— Обидно, — дуюсь я на несправедливость.
— Я вернусь за стол, а ты иди на танцпол…
— Ладно, — бормочу, закручивая кран. — Тебя подождать? — Смотрю на дверь кабинки через плечо.
— Нет, иди, — произносит Крис.
Забираю с белого мраморного умывальника сумочку и направляюсь к двери.
В коридоре грохот музыки обступает со всех сторон. Просачивается через стены даже сюда, в подвал, где расположены туалеты. Мне навстречу спускаются две девицы с очень заметной пластикой губ. Стараясь не задеть их плечом, выставляю его вперед и поднимаюсь по лестнице.
В моих венах все еще бурлит адреналиновый коктейль, разбавленный текилой и взглядами Градского. Я не собираюсь смотреть на то, как он напивается. В том, чтобы смотреть на него, но не трогать, есть свой ядовитый кайф, но, с тех пор как перешла черту, я больше не получаю этого кайфа. Реальность растоптала все мои ожидания.
Вернувшись на крышу, сворачиваю в противоположную от зоны отдыха сторону и углубляюсь в толпу.
Тела вокруг меня двигаются в разных ритмах и стилях, здесь на меня всем плевать. Я здесь никого не знаю, в этом и есть вся прелесть: один раз в сто лет побыть безликой песчинкой в большой песочнице.
Добравшись до самой середины танцпола, останавливаюсь и запрокидываю голову к ночному небу, которого отсюда не видно. Раскачиваюсь, пытаясь поймать волну. Коду, на которой гениальный электронщик построил этот трек.
Парень напротив руками отбивает в воздухе ритм и улыбается мне белозубой улыбкой, на которую я не задумываясь отвечаю. Но тут же вздрагиваю: на мои плечи опускаются горячие тяжелые ладони, а к спине и бедрам прижимается твердое мужское тело.
Мой протест не успевает вылиться во что-то физическое, потому что в этой хватке носа касается знакомый древесный аромат.
— Влад…
Пытаюсь обернуться, но мои плечи сжимают так, чтобы я оставалась на месте.
— Замри… — получаю хрипловатую команду у самого уха.
Мои веки опускаются. Волоски на коже встают дыбом, тело вытягивается в струну оттого, как близко мы друг к другу.
Нас могут увидеть вместе. Кто угодно. Но вокруг слишком много людей, и нас здесь никто не знает…
Уронив руки, кладу ладони на его бедра и спрашиваю на выдохе:
— Ты пришел испортить мне праздник?
Его ладони съезжают по моим плечам вниз, будто исполняя мою просьбу: стирают с кожи прикосновения другого мужчины, заменяя их своими.
Медленно, вдумчиво и без разрешения.
Его дыхание опаляет мой висок. Я не могу держать глаза открытыми. Кусаю губы, слушая хриплое наставление у себя в ухе:
— Если не хочешь, чтобы Рязанцев тебя трогал, просто скажи ему об этом.
Теперь его дыхание щекочет скулу, а губы еле заметно чертят вверх-вниз по моей ушной раковине.
— А что, ему это непонятно? — Склоняю голову набок, пропуская по шее мурашки.
Руки Влада перемещаются мне на живот, клеймя кожу через тонкий шелк, а нос прижимается к моим волосам.
Ягодицами чувствую его пах, от этого в животе все переворачивается.
Градский напрягает ладонь, удерживая меня на месте и продолжая свои наставления:
— Некоторые мужчины воспринимают сопротивление девушки как сигнал к охоте. Как вызов…
— Ты пришел поговорить о Егоре?
Мы оба знаем, зачем он пришел. Рязанцев тут, мать его, ни при чем!
— У меня обостренное чувство ответственности…
— Просто заткнись… — прошу его со стоном.
У него в штанах огромный твердый бугор…
Вывернувшись в его хватке, разворачиваюсь на месте и забрасываю руки ему на шею.
Его бицепсы тут же стискивают мою талию, будто он ждал этого все время, пока ломал тут свою чертову комедию.
Он смотрит на меня сверху вниз, чуть опустив подбородок.
Наши лица разделяют миллиметры. Его глаза выглядят черными и бездонными. В них нет предупреждения, там возбуждающий коктейль, такой жгучий, что у меня подгибаются колени.
Сердце разгоняется до ста двадцати ударов в минуту, когда его глаза опускаются на мой рот.
Я сделала уже достаточно первых шагов и глупостей, поэтому сейчас просто дышу, не двигаясь.
Я успеваю поймать его острый как бритва взгляд, прежде чем он делает резкий выпад головой вперед и захватывает мои губы своими. Сминает их жадным поцелуем, не давая мне убежать, когда я инстинктивно отклоняюсь назад.