Последний бой (СИ)
Чтоб успокоить жену, пришлось вести ее и Валю в кино. На премьеру. Новый фильм «Пустыня» про борьбу с басмачами в Средней Азии вызывал немалый ажиотаж в столице. Длинная извилистая очередь выстроилась к кассе. Но для раненого генерала с супругой и сестрой билеты нашлись быстро. Каково же было удивление Сашки, когда на экране стали показывать узнаваемые по прошлой жизни кадры «Белого солнца пустыни»[ii] только с другими актерами, старым знакомым Колей Крючковым в роли Сухова и Борисом Андреевым в роли Верещагина. От смены актеров фильм практически ничего не потерял. Правда, Верещагин получился другой, но ни чуть не хуже, чем у Павла Луспекаева.
А потом долго гуляли по набережной, не обращая внимания на холодный ветер и легкую морось. Просто гуляли, держась за руки и разговаривая о всяких глупостях, словно решив в этот день ни словом не упоминать о войне, вертолетах, корпусе, Ковчеге. Есть только они трое и больше никого. Мечтали, строили планы, украдкой, когда, как они думали, не видит Валя, целовались. А Сашка был счастлив. Так счастлив он, наверное, не был с самого детства, даже забыл каково это быт настолько счастливым. Отошли на второй план боль от ноющих на сырую погоду ран, тяжелые мысли о будущем, о войне и обо всем, что с ней связано, о небе и полетах. Остались только светящиеся каким-то неземным светом глаза любимой женщины и радостный смех сестры. И до крика, до одури не хотелось, чтобы эти мгновения закончились.
Вечером, предварительно уведомив товарища из ЦК и купив в коммерческом магазине вина и коньяка с шоколадом, пошли в гости к теще. Правда, Валя, едва поздоровавшись, убежала к Никифоровым, уж очень много новостей, которых срочно надо сообщить давно не виденным друзьям, скопилось у нее. Там, в маленькой уютной квартирке Настиной мамы и остались на ночь. Новые хоромы почему-то ни у Саши, ни у Насти не вызывала желания в них вернуться. Да и было ощущение, что ненадолго они там остановились, все равно служба и судьба забросят их еще куда-нибудь.
Утром вместе зашли на Лубянку. Приказов оказалось два. Один по НКГБ о присвоении Стаину звания комиссара госбезопасности третьего ранга, видимо просто приводили в соответствие с армейским званием[iii]. А второй об откомандировании Саши с Настей в распоряжение Председателя ГКО товарища Сталина. А едва переступили порог квартиры раздался телефонный звонок и вызов в Кремль, завтра в 14−00.
Сталин примял пальцем ароматный табак и взялся за спички. Подумав, отложил трубку. Курить он стал меньше. Надо бы бросить совсем, но должны же быть у него маленькие слабости. Только вот бросать все равно придется. Себя надо беречь. Дел предстоит много, и здоровье ему еще понадобится. Надо оставить наследникам такую страну, чтоб никто, ни предатели, ни капиталисты, не смогли ее разрушить. Советскому Союзу осталось совсем не много. Не нужна эта многонациональная дележка. Есть одна страна и один многонациональный народ — советский! В свое время они сделали большую ошибку, пойдя на поводу у националистических групп, но в то время это было оправдано. Надо было сохранить расползающееся на лоскуты государство. Пришло время исправить эту проблему. Сразу после победы над гитлеровской Германией, в которой нет уже ни малейших сомнений. А там, возможно придется сцепиться с нынешними союзниками. Не сразу. Пока не будет повержена Япония, вряд ли Британия с Соединенными Штатами пойдут на обострение, а вот потом вероятность новой большой войны будет очень высока. Вернее продолжение этой, только в другой конфигурации. Что ж, им есть чем удивить «заклятых друзей».
Союзники. С такими союзниками и врагов не надо. Спецслужбы только и успевают вылавливать активизировавшуюся американскую и английскую агентуру, а НКИД намекать о недопустимости любых сепаратных переговоров с руководством Германии.
Еще два года. Стране надо еще хотя бы два года. Лучше больше. И тогда уже все остальное будет не важно. Дадут ли им это время? Он приложит к этому максимум усилий. Если понадобится, применит спецбоеприпас, который уже создан и успешно испытан. Правда знает об этом минимальное число людей. И цели для демонстрации подходящие есть. Но лучше обойтись без таких кардинальных мер. Со знанием, к чему в будущем может привести такая демонстрация, решение проводить атомную бомбардировку вызывало отторжение. Однако, если вынудят, он колебаться не будет. А поэтому надо предусмотреть все.
Он все-таки раскурил трубку и посмотрел на дверь, через которую полчаса назад его кабинет покинули Стаины. Мальчишка, заставивший уважать себя друзей и врагов. Иосиф Виссарионович знал, что Александра ранило тяжело. Но не думал, что все настолько плохо. Вместо молодого крепкого парня к нему зашел хорошо поживший, приволакивающий ногу мужчина, с точно так же, как у самого Сталина заткнутой за отворот кителя покалеченной рукой. Обезображенное шрамом лицо со слезящимся глазом, седые волосы. Только взгляд остался прежним. Тяжелым, упрямым и не по возрасту умным. И все равно Сталин завидовал парню. Как на Александра смотрела эта девочка! С такой чистой искренней нежностью, любовью и гордостью за своего мужчину. Так когда-то на юного горячего Сосо смотрела его Като… Давно. Очень давно. Мимолетная, теплая искорка загорелась в желтых глазах Сталина и тут же погасла.
Сейчас от Стаина зависело многое. Опять. В очередной раз. И как бы это ни звучало цинично, все благодаря его ранениям. С появлением Александра на базе, у группы ученых под руководством академика Берштейна, работающей над тайной Ковчега, случился прорыв. Вроде как случайно. Как утверждает Сергей Натанович, к этому шло, но Сталин уже перестал верить в неслучайные случайности, происходящие с участием Стаина. Словно кто-то ворожит парню.
В июне 1943 года появилось решение Политбюро о запуске программы промышленного и энергетического развития Сибири. С трудом, но Иосифу Виссарионовичу удалось доказать своевременность и насущную необходимость такого решения. А внутри этой программы прятался такой маленький секретик, о котором в Советском Союзе знали не больше двух десятков человек, в число которых с сегодняшнего дня вошла чета Стаиных, делом доказавших, что они заслуживают и доверия и ответственности, возлагаемых на них советским народом. Правда, Александр, как мог отбивался, от руководящей должности, но в конце сдался, вытребовав право самому набирать себе людей, по согласованию со спецслужбами. Илсиф Виссарионович усмехнулся. Он даже знает, где самый молодой генерал СССР будет набирать этих людей. Сердце Сталина екнуло, а ведь в этом списке могут оказаться и его дети. И неизвестно, какое решение они примут. Особенно Светлана, которая после госпиталя, категорически отвергнув предложение остаться в Москве, тут же укатила на фронт в свою эскадрилью, заскочив перед этим попрощаться к отцу. Именно заскочив, потому что, видите ли, у нее через два часа поезд, а ей надо еще купить кое-что. Сталин, усмехнувшись в усы, покачал головой. Удерживать он никого не будет. Пусть сами решают. Дети делами, поступками и кровью завоевали себе это право. Да и что тут говорить. Он ими гордился. И Василием, принявшим корпус Стаина, и командующим весьма зрело, как сообщают с фронта. И Светланой, которая, не смотря на свой вздорный, так похожий на мамин характер, сумела переломить себя и стать своей среди той молодежи, на которую он и делает главную ставку в борьбе за будущее страны.
Поезд, пронзительно загудев, выпустил клубы дыма в прозрачный морозный воздух и выехал на мост. Валя приникла к окну. Хоть дальняя долгаядорога уже порядком обрыдла, детское любопытство пока еще не иссякло, девочку интересовало все, что происходит вокруг. Внизу показалась бело-серая лента закованной льдом Оби. Вдоль берега, вмороженные в лед, стояли старые деревянные параходики и баржи. Подальше, где, по всей видимости, располагался речной порт, виднелись суда поновей. Несколько женщин с ведрами и коромыслами кучковались у прорубленной в толще льда проруби. Не смотря на середину марта здесь в Сибири весной еще и не пахло. Поезд сполз с моста и застучал колесами на перехлестьях рельс среди длинной чреды приземистых кирпичных пакгаузов.