Таинственный герцог

Белла надела туфли и выбежала из комнаты. Лорда Фортескью она увидела на нижней ступеньке лестницы, а Торн уже был возле двери гостиной первого этажа. В холле стояли несколько мужчин с кружками в руках, явно вышедшие из пивного зала; они были встревожены, но вмешиваться не собирались.
— Судьи, — как шипение змеи, пронеслось среди собравшихся.
— В «Олене» убивают! — закричал кто-то снаружи на улице. — Убивают!
Это заставило всех, кто мог услышать, броситься к гостинице.
Белле стоило огромного труда погасить улыбку злорадного удовольствия. С третьей площадки лестницы она видела, как Торн распахнул дверь, а Фортескью вытянул голову из-за его спины, чтобы увидеть, что происходит.
С такой высоты Белла смогла заглянуть поверх плеча Торна и увидела голую женщину, лежавшую лицом вниз на длинном столе среди игральных костей и остатков судейского ужина, и багровые полосы на ее ягодицах, а потом увидела Тороугуда, который с красным от ярости лицом вытаращился на Торна.
Огастус, безупречный благочестивый Огастус, стоял позади стола без сюртука, с кнутом в руке.
— Что, черт возьми, здесь происходит? — входя в комнату, рявкнул Торн и, сбросив с себя сюртук, накрыл им женщину.
Закутавшись в сюртук, она сползла со стола, являя собой собирательный образ всего униженного женского рода. Однако от Беллы не укрылся яркий, довольный блеск у нее в глазах, и Белла надеялась, что проститутки смогут до конца доиграть свои роли.
Мужчины в холле понемногу приближались к открытой двери, и через мгновение, вероятно, могла начаться битва за лучшее место для наблюдения.
В этот момент леди следовало уйти к себе в номер, но Белла не могла пропустить представление и, пробежав последние несколько ступенек лестницы, заняла место прямо за Фортескью.
Теперь Белла смогла увидеть целиком всю сцену, которая оказалась для нее слишком впечатляющей. Три проститутки были абсолютно голыми. На полу валялась еда, и несколько разбитых бокалов угрожали босым ногам. Вероятно, поэтому женщины были в туфлях, и это еще сильнее подчеркивало полное отсутствие на них какой-либо одежды.
Комната пропиталась отвратительной смесью запахов еды, вина, дешевых духов и чего-то еще.
Сквайр Тороугуд поднялся с кресла во главе стола и наконец обрел голос:
— Убирайтесь отсюда, вонючие подонки, будьте вы прокляты! Вон! Вон!
Местные попятились, а Торн шагнул вперед.
— Если кто-то здесь и вонючий, сэр, то это вы и ваши друзья. Что это за сборище? Ну и вонь.
Пройдя к окну, он распахнул его, и собравшиеся снаружи бросились вперед, чтобы заглянуть в комнату.
— Это частное дело, — проревел Тороугуд. — Я вас выпорю кнутом!
Сэр Ньюли в съехавшем парике, из-под которого виднелись тонкие светлые волосы, прошептал ему:
— Гуди, Гуди, это… это если-бы-вы-знали-кто!
Но Тороугуд был вне себя. Наклонившись вперед, так что его живот прижался к грязной тарелке, он с еще большей злобой посмотрел на Торна.
— Мне плевать, даже если он проклятый король. Мне плевать, даже если он сам Господь Бог! Я привлеку его к ответу за… за что-нибудь. За вмешательство в правосудие! Именно так. За вмешательство в правосудие.
— Посторонитесь, посторонитесь.
Перед мягким баритоном, привыкшим громогласно вещать с кафедры, зрители расступались, как Красное море, — прибыл преподобный Джервингем.
При появлении викария на мгновение воцарилась абсолютная тишина, а потом проститутки поспешно похватали с пола свою одежду, стараясь прикрыться, а сэр Ньюли раскрыл и закрыл рот, как заводная кукла.
Огастус, явно охваченный ужасом, застонал и то ли опустил, то ли выронил кнут.
Тороугуд ничего не сказал, но ярость пропитала все пространство вокруг него.
— Меня пригласили, чтобы я выслушал ваше признание, сэр Тороугуд, — обратился к нему викарий. — Вижу, ваше здоровье не так плохо, как я боялся, однако душа ваша в гораздо худшем состоянии. — Его голос снова возвысился до богоподобной интонации. — Покайтесь, покайтесь, несчастный грешник, пока еще не слишком поздно.
— Идите к чертям со своей проповедью, — огрызнулся Тороугуд и снова сел.
 
Белла услышала позади себя вздохи, но преподобного Джервингема слова сквайра, по-видимому, не смутили и он обратился к двум другим мужчинам:
— Джентльмены, а вы хотели бы избежать мук ада?
— О да, несомненно… — заговорил сэр Ньюли, но его речь оборвалась, глаза закатились, и он без сознания рухнул на пол.
— Сэр Огастус? — вопросил преподобный.
Огастус тоже несколько раз открыл и закрыл рот, но ему все же удалось найти слова:
— Сэр… Преподобный… Это все недоразумение. Ужасное недоразумение. Я ни при чем. Встречался с судьями… А женщины… проститутки…
Торн стоявший позади Огастуса взял его за воротник рубашки и оттащил в сторону, лишив укрытия стола. Брюки у Огастуса были спущены до колен, и только рубашка скрывала все его прелести.
— Я могу объяснить…
Он едва не задохнулся.
— Вероятно, вы готовились понести наказание за свои грехи?
Торн поднял с пола кнут и стегнул, им Огастуса по ягодицам.
— Прекратите! Прекратите это! — пронзительно вскрикнул Огастус. — Как вы смеете… — завизжал он, получив еще один удар.
Белла закрыла лицо руками, но лишь для того, чтобы спрятать свой сумасшедший восторг. Все вышло лучше, чем она могла мечтать.
Торн оставил ее брата, и Огастус, опустившись на четвереньки, быстро, как таракан, уполз под стол.
— Вы не посмеете, — заявил сквайр Тороугуд, когда Торн повернулся к нему. Теперь судья был не багровым, а бледным, но бледным от злости. — Может, вы и какой-то жалкий герцог, но сделать это не посмеете.
— Герцог!..
Это слово перелетало из уст в уста, и Белла поморщилась. Но все тревоги моментально вылетели у нее из головы, когда Тороугуд вдруг вытащил пистолет и направил его на Торна. Судья был пьян, но не настолько, чтобы не попасть с такого расстояния.
Почему, ну почему она не взяла с собой пистолет?
— Не глупите, приятель, — резко сказал Фортескью.
— Положите оружие! — приказал Джервингем.
Но Тороугуд, очевидно, не собирался никого слушать.
— Пожалуй, я все-таки застрелю вас, — презрительно усмехнулся Тороугуд. — Вы ведь последний в роду, верно, Айторн? Это будет, так сказать, компенсация.
— Вас повесят, — отозвался Торн.
— Я застрелюсь.
— Зачем же ждать, — изображая удивление, сказал Торн. — Застрелитесь сейчас, и вокруг станет намного лучше.
Белла рассердилась на него: зачем еще сильнее бесить этого человека?
Когда Тороугуд поднял пистолет, стараясь точнее навести его на цель, Белла оглянулась в поисках оружия — хотя бы какого-нибудь оружия.
Рядом с ней, разинув рот, стоял мужчина с тяжелой пивной кружкой, и Белла выхватила ее у него из рук. Когда она последний раз бросала кружку с элем, ей просто крупно повезло, что она попала негодяю в голову, потому что тогда Белла не целилась. А сейчас она прицелилась в огромное брюхо сквайра Тороугуда — во всяком случае, это даст Торну шанс. Молясь, чтобы богиня удачи снова благословила ее, Белла что было сил метнула кружку.
Кружка ударилась и разбилась с таким громким звуком, что у Беллы зазвенело в ушах. Нет! Это не кружка — в воздухе кружился пороховой дым, а со стены брызгами осыпалась штукатурка.
Он выстрелил!
Белла быстро повернулась и взглянула на Торна, но он в изумлении смотрел на нее, по-видимому, живой и невредимый, а потом его глаза заблестели от смеха.
— Если бы у нас была армия таких доблестных женщин, Британия никогда не проиграла бы сражение!
Тороугуд, в конце концов потеряв дар речи, смотрел вверх, на испорченную стену, и Белла поняла, что своей кружкой она выбила пистолету него из рук.
— Попытка совершить убийство, как считаете? — обратился Торн ко всем присутствующим. — Думаю, нам нужен суд.
Смех начался как хихиканье, а затем распространялся и усиливался, пока не превратился во всеобщий хохот. Сэр Ньюли пришел в себя, но представлял собой жалкое зрелище, а Огастус все еще прятался под столом.