Таинственный герцог

Его взгляд захватил в плен ее взгляд, точно так же, как та шелковая шаль поймала ее в ловушку и плотно притянула к стройному, упругому, горячему телу, отделенному от ее тела лишь скудной тонкой одеждой.
Его губы были горячими и властными — совсем непохожими на губы Тома Фицменнерса.
Но немного похожими на губы капитана Роуза.
Она забыла о том поцелуе. Тот тоже был украден, но больше никаких совпадений не было, так почему ей кажется, что в них есть что-то общее?
Возможно, из-за темной щетины. Пастух был небрит, потому что изображал крестьянина; капитан Роуз — потому что был капитаном. Не крестьянином, но и не того ранга, чтобы присутствовать на Олимпийской пирушке.
Белла взбила подушку. В жизни Беллоны Флинт нет места для беспутного легкомыслия, и лучше всего, чтобы это так и оставалось.
  
Глава 8
 
После затянувшегося вечера Белла встала позже обычного. Она снова перебирала в уме все происходившее на празднике, отчаянно отыскивая какую-либо пикантную новость для леди Фаулер и предчувствуя, что сестры Драммонд будут издеваться над ее неудачей.
Белла быстро надела одно из унылых, практичных платьев Беллоны, подавив тоскливое воспоминание о тонком платье и еще более неуместное воспоминание о том, как на нее в том наряде смотрели мужчины.
Горничной Китти не доставляло удовольствия стремление Беллы выглядеть старше и непривлекательнее, и она всегда отворачивалась, когда Белла накладывала на лицо крем, который придавал коже землистый оттенок, и другой, более темный, делавший ее глаза ввалившимися.
Пожав плечами, Белла прилепила на нос маленькую бородавку, а потом плотно стянула наверх волосы и убрала их под простой домашний чепец.
Она проделывала это уже в течение нескольких месяцев и не испытывала отвращения, но сейчас, взглянув в зеркало, скорчила рожу Беллоне Флинт. Прошлым вечером Белла была самой собой, была хорошенькой, и мужские взгляды подтверждали это…
Только подумать, куда это может завести!
— Вот так. — Белла закрепила булавкой небольшую плоскую шляпу. — Теперь весь день мне больше не придется думать о своих волосах. Это оставляет время на более важные, более полезные дела. Надеюсь, ты будешь продолжать читать, Китти.
— Да, мисс. — Китти, приводившая в порядок постель, обернулась к Белле. — Какую накидку, мисс?
Выглянув в окно, Белла увидела серое небо, соответствовавшее ее настроению.
— Шерстяную коричневую, Китти.
Надев кожаные ботинки, Белла направилась к двери.
— Простите, мадам.
— Да, Китти?
Белла оглянулась на девушку.
— Что мне делать с костюмом, мадам?
«Сжечь», — пронеслось у нее в голове с такой безжалостностью, что Белла вздрогнула.
— О, убери его куда-нибудь, — ответила она, отказавшись от этого решения и от всего, что связано с костюмом. — Никогда не знаешь…
У леди Фаулер все пошло так, как Белла и ожидала. Поведение Грандистона признали скандальным.
— Меня удивляет леди Джессингем. — Белла старалась найти что-нибудь ценное. — Она, очевидно, имела виды на Грандистона, не зная, что он женат. А так как он молочный брат герцога Айторна, возможно… ну…
— Что? — спросила леди Фаулер.
Леди Фаулер полулежала в шезлонге перед камином в своей спальне. Она почти не покидала свою комнату, в которой постоянно было неприятно тепло и стоял тяжелый запах.
— Возможно, они ее делили.
Белла все еще краснела, если приходилось произносить такие вещи.
Сестры Драммонд и другие леди затаили дыхание.
Когда Белла вошла, Мэри Ившем читала вслух, и у нее на коленях лежало еще несколько писем — должно быть, от сторонников леди Фаулер. Мэри появилась недавно — сестра викария после его смерти осталась одинокой. Белле очень нравилась тихая женщина средних лет, которая, как считала Белла, прекрасно все понимала и у которой глаза часто искрились юмором.
Другой леди была Силия Поттерсби, худая, ожесточенная вдова, никогда не признававшаяся, в чем причина ее озлобленности.
А в углу с шитьем сидела коренастая Агнес Хувер, которая на протяжении тридцати лет служила горничной леди Фаулер. Она едва ли сказала кому-либо хотя бы слово, но у нее часто был такой вид, словно она все это не одобряет. Однако Агнес была искренне предана своей хозяйке и ухаживала за ней с материнской нежностью.
 
— Они, вероятно, делили ее и даже в одной и той же постели, — с презрительной усмешкой сказала рыжеволосая Хелена Драммонд, старшая из сестер, — но у вас нет доказательств, Беллона. В любом случае это раскапывание грязи не пойдет на пользу делу.
— Тогда почему вы предложили пробраться на пирушку? — поинтересовалась Белла.
— Пробраться в дом герцога, — с хищной улыбкой поправила ее Хелена. — Это могло предоставить множество шансов.
Что же такое замышляли сестры Драммонд?
— Очень жаль, что мне ничего не удалось.
Осторожно взяв руку леди Фаулер, Белла ощутила, какой тонкой стала ее кожа.
— Нельзя выиграть все сражения. Сядьте рядом со мной, и послушаем Мэри. Ее голос так успокаивает.
Стул стоял слишком близко к камину, а у Беллы на лице и так уже начал выступать пот, и от несчастной умирающей леди исходил запах гниения.
— Простите, мадам, у меня дома небольшая неприятность. Одна из моих служанок… Я постараюсь вернуться позже.
Белла вышла, чувствуя себя виноватой перед теми, кого нищета загнала в дом леди Фаулер, но, оказавшись снова на свежем воздухе, ощутила огромное облегчение.
Торн встретил своего камердинера и наступивший день с угрюмым видом. Будь проклята Олимпийская пирушка и все, что с ней связано! Джозеф тихо двигался по комнате, как всегда, уважая настроение хозяина, но в данный момент это тоже вызывало у Торна раздражение.
— Завтрак, — распорядился он, выбираясь из огромной герцогской кровати.
Кровать принадлежала его отцу, и почему тому захотелось украсить все поверхности луковичным резным орнаментом, Торн себе не представлял, но по крайней мере орнамент не был непристойным.
Пьяница, заядлый картежник, увлекающийся скачками повеса — таков был второй герцог Айторн. Торн радовался, что никогда не знал отца. Он и сам был не святой, но не заходил так далеко, как предполагали некоторые.
Он пошел в гардеробную, чтобы принять душ, который установил там по образцу тех, что иногда устраивают на кораблях. Торн с удовольствием пользовался ванной, особенно огромной мраморной в подвале и особенно вместе с женщиной, но душ действовал эффективнее.
Некоторое время на пирушке было весело, пока все не превратилось в ад.
Черт бы побрал Кристиана и его бессердечную вновь обретенную жену. Но в самый глубокий круг ада Торну хотелось отправить Психею Джессингем. Она преследовала Кристиана в надежде поймать и добилась успеха, но много ли пользы ей это принесло?
Неужели она действительно собиралась использовать скандал, чтобы заставить Кристиана жениться?
Торн вытерся, расчесал волосы, надел банный халат и сел, чтобы побриться. Как безукоризненный герцог Айторн он брился дважды в день; как капитан Роуз позволял щетине расти и иногда превращаться в бороду. Щетина совершенно меняла его внешность.
И тем не менее большинство гостей его узнали.
После завтрака Торн тщательно выбрал одежду и надушился перед визитом в Маллорен-Хаус.
Провались все к чертям!
— А что мне делать с этим, сэр?
Оглянувшись, Торн увидел, что Джозеф держит в руке веточку с серебряными звездами.
— Откуда она взялась?
— Прицепилась к ткани вашего наряда, сэр. Келено.
Торну следовало приказать камердинеру бросить их в камин, это были просто блестки, не стоившие и шести пенсов, но он сказал:
— Положите их на туалетный столик. Пожалуй, я должен вернуть их.
Джозеф с демонстративной невозмутимостью повиновался.
Хранить такую мишуру неразумно; украшение, возможно, и приведет его к Келено, кто бы и где бы она ни была, но она, несомненно, представляла соблазн, о котором лучше всего забыть.