Похищенный шедевр, или В поисках “КРИКА”

— Мы считаем это преступление заказным, — заявил ответственный сотрудник полиции. — Коллекционер из Британии или, быть может, из другой страны присмотрел картину для своего собрания и нанял профессионала для ее кражи.
Пресса подхватила эти слова. Кто те подпольные коллекционеры, заказывающие ограбление музеев? Многим вспомнился один из рассказов о Шерлоке Холмсе. Ночью в уединенном замке тайный собиратель искусства, отправив слугу за стаканом бренди, подбросил в камин пару поленьев и запер дверь библиотеки. Оказавшись один, он подошел к стене, открыл бархатную портьеру размером метр на полтора, напоминающую театральный занавес, и отступил на несколько шагов. На стене висела всемирно известная картина, которая отныне принадлежала ему одному.
Так ли обстоят дела в действительности? Несмотря на то что украденные произведения никогда не выйдут на легальный рынок, музеи регулярно подвергаются налетам грабителей. Многие картины исчезают навсегда.
Также ясно, что человек, способный заплатить за картину пять или десять миллионов долларов, отличается от обычных покупателей. Страстные коллекционеры беспомощны в своей одержимости. Джон Пирпонт Морган-младший, американский финансист и промышленник, занимавший в экономике США лидирующие позиции в двадцатые годы, собрал невиданную по размаху коллекцию, в собрание которой вошли две Библии Гуттенберга, множество произведений старых мастеров и рукопись «Потерянного рая»[25]. Исследователь истории искусств Бернард Беренсон сравнивал его собрание с сокровищами Крёза[26].
Биограф медиамагната Уильяма Рэндольфа Хёрста писал о своем герое: «Он стал одержим произведениями искусства. На торгах Хёрст покупал самые дорогие лоты. Лишенный прагматизма в том, что касалось искусства, он не мог справиться с желанием во что бы то ни стало уйти с аукциона с тем или иным произведением. Одна мысль о том, что он мог упустить очередное сокровище, причиняла ему страдание. Этот сильный человек осознавал свою слабость, но был не в силах с ней справиться».
Жан-Поль Гетти, несмотря на патологическую жадность, признавался в болезненной страсти к коллекционированию произведений искусства. В дневнике он писал: «Думаю, пора заканчивать с покупкой картин. Я уже потратил на них достаточно денег. Довольно греческих и римских статуй и бронзы. Сейчас я увлечен коллекционированием французской мебели. Мне трудно себя переделать…»
Одержимость не единственное слабое место коллекционеров. Они рискуют больше остальных. Цены на предметы роскоши — «феррари» и бриллиантовые ожерелья — могут достигать заоблачных высот, но лишь обладатель произведения искусства может похвастать уникальностью своего приобретения. Можно сделаться яхтовладельцем, но очень скоро кто-нибудь купит такую же.
Несмотря на то что существует несколько вариантов «Подсолнухов» Ван Гога, их схожесть несколько отличается от идентичности «феррари», вышедших за ворота завода в Маранелло. «Мир сошел бы с ума, существуй каждая книга лишь в одном экземпляре», — писал критик Роберт Хьюз.
Когда в 2002 году Музей Гетти предложил за «Мадонну в розовых тонах» Рафаэля пятьдесят миллионов долларов, артдилер Ричард Фейген заявил:
— Музей Гетти сделал то, что должен был сделать. Весьма дальновидно превратить груду зеленых бумажек в шедевр. Деньги имеют свойство приумножаться, а шедевров становится все меньше[27].
Легендарный артдилер Джозеф Дувин заработал целое состояние, продавая «старых мастеров» собирателям-новичкам. Его клиентами в разные годы стали Генри Фрик, Джон Пирпонт Морган-младший, Андрю Меллон и другие американские магнаты, разбогатевшие или приумножившие свое богатство в двадцатые годы.
— Искусство бесценно, — повторял Дувин, в то время как его клиент тянулся за чековой книжкой. — Когда вы расплачиваетесь за бесценное тем, что имеет цену, приобретаете сокровище.
Коллекционеры охотятся за редкими, уникальными вещами и готовы платить за них любые деньги. Экономисты в таком случае используют термин «повышенная цена в период дефицита». Подобное сродни возмущению шестилетнего мальчугана, который отталкивает братишку от единственной общей игрушки, крича: «Отдай, это мое!»
 
Цены на выдающиеся произведения высоки, но помимо фантастической стоимости шедевры доставляют владельцу эстетическое удовольствие. К примеру, сохранилось всего тридцать пять работ, бесспорно принадлежащих кисти Вермеера. Коллекционеры мечтают о том или ином произведении, поскольку больше ни у кого такого нет и не будет. Картина как продукт творчества не одно и то же, что роман, поэма, симфония. Слава Шекспира отделена от рукописей его произведений[28], а слава Рембрандта в его картинах. Как однажды сказал Джон Пирпонт Морган-младший, «любые деньги можно заплатить за вещь, которая является unique au monde — единственной в мире». Для некоторых коллекционеров факт обладания произведением искусства первостепенен, достаточно иметь тот или иной объект и даже не обязательно им любоваться. В семнадцатом веке во Франции ненасытный коллекционер маршал Д’Эстре собрал шестьдесят тысяч томов, которые ни разу не открыл вплоть до своей смерти.
Когда из открытого собрания исчезает шедевр, логично предположить, что его похищение заказал реальный доктор Но[29], такой же маниакальный коллекционер, как маршал Д’Эстре, Хёрст или Морган. Роберт Хискокс, глава влиятельной страховой компании и собиратель, считает, что большинство украденных произведений находят последнее прибежище в домах богачей.
— Это болезнь. Толстосумы жаждут произведение искусства так же сильно, как наркоман алчет очередную дозу героина, — говорит он. — Просто хотят обладать. Поход в музей лишь растравляет страсть. Среди них есть честные люди и мошенники, рассуждающие так: зачем покупать, если можно украсть? Кто-то не понимает, к чему завладевать картиной, не показывая свое сокровище другим, — продолжает Хискокс. — И ведь это действительно парадокс! В моей спальне висит шедевр, который никто никогда не видел, и, что самое главное, я не собираюсь его показывать общественности. Думаю, что коллекционер, заполучивший «Портрет герцога Веллингтона» Гойи, был бы абсолютно счастлив, сидя в кабинете перед шедевром. Что может быть сильнее восторга от обладания великим произведением? Пожалуй, только восторг законного владельца от возвращения объекта поклонения.
Многие коллекционеры, официально купившие какое-либо великое творение, скрывают его от чужих глаз. На аукционах не редкость анонимные покупатели. Сделку от имени будущего владельца совершает агент или приобретатель сам выступает на торгах анонимно. Таковы тенденции последнего времени. Раньше состоятельные люди гордились коллекциями предметов старины и искусства, как Дональд Трамп своими небоскребами, и выставляли их напоказ. Сейчас все обстоит иначе. Что же побуждает их к коллекционированию, если не возможность демонстрировать свои сокровища?
Еще за сто лет до Золотого века США Адам Смит заметил, что «для большинства толстосумов главное наслаждение богатством состоит в возможности выставлять последнее напоказ; в их глазах оно никогда не бывает полным, если они не обладают теми внешними отличиями богатства, какими не может обладать никто, кроме них одних»[30]. Но нынешние богачи отличаются от прежних, считает историк Бен Макинтайр, поэтому «владельцы четырех самых дорогих картин неизвестны».
 
Макинтайр имеет в виду «Портрет доктора Гаше» Ван Гога, проданный за восемьдесят два с половиной миллиона долларов, «Бал в Мулен-де-ла-Галетт» Ренуара, ушедший с молотка за семьдесят восемь миллионов сто тысяч долларов, полотно «Избиение младенцев» Рубенса, купленное за семьдесят шесть миллионов семьсот тысяч долларов, и «Портрет художника без бороды» Ван Гога стоимостью семьдесят один с половиной миллион долларов. Последний рекорд — покупатель, пожелавший остаться неизвестным, купил на аукционе картину Пикассо «Мальчик с трубкой» за сто четыре миллиона сто тысяч долларов.