Похищенный шедевр, или В поисках “КРИКА”

 ЧАСТЬ II 
 ВЕРМЕЕР И ИРЛАНДСКИЙ ГАНГСТЕР 
 
 Глава 7 
 СЦЕНАРИСТЫ 
 
Прошли годы, прежде чем Хиллу удалось превратить любовь к искусству в работу. Он перепробовал множество профессий, пока не нашел то, что показалось интересным. Вернувшись из Вьетнама, он устроился охранником, но вскоре оставил работу ради учебы на историческом факультете Университета Джорджа Вашингтона. Затем получил фулбрайтовскую стипендию Тринити-колледжа в Дублине, преподавал в Белфасте, изучал теологию в Лондоне и наконец там же устроился на работу в полицию, где не только освоил азы следственной работы, но и столкнулся с преступлениями в сфере искусства.
Как полицейский Хилл весьма необычен. В семидесятые годы прошлого века британские полицейские обликом и повадками все еще напоминали персонажей Гилберта и Саливана[6], носили стальные каски и пользовались латунными свистками. Седой неразговорчивый полицейский из Норфолка, похожий на фермера, прекрасно помнит первое знакомство с новым коллегой.
— Представительный парень с большими очками в массивной оправе и вьющимися волосами, — здесь он пытается изобразить Чарльза, и, расправив плечи, выпятив живот, делает несколько стремительных шагов, — без умолку говоривший не то с американским, не то с канадским акцентом о средневековом искусстве.
Друзья Хилла, а их нашлось немало по обе стороны океана, спорили между собой, удастся ли ему реализовать себя, или он так и останется невостребованным со всеми знаниями и особенностями характера.
— Мы знали, что Чарльз полон противоречий, — говорит один из друзей детства. — В молодости он хотел стать священником и одновременно отправиться на войну. В нем органично уживалась эта противоречивость, но тем не менее иногда мешала.
Хилл выказал искреннюю готовность заняться расследованием похищения картины «Крик». Однако прежде чем приступить к делу, подразделению Скотленд-Ярда по борьбе с хищениями предметов искусства и антиквариата требовалось заручиться поддержкой начальства в том, что действительно следует подключиться к расследованию преступления. Для Хилла сомнений в этом не осталось. Что может быть важнее и благороднее спасения шедевров из рук циничных и жестоких преступников?
Прямолинейность не добавляла Чарльзу друзей во влиятельных кругах, впрочем, таковой факт лишь убеждал его в собственной правоте. Хилл с юношеским максимализмом и упрямством стоял на своем, подвергая риску собственную карьеру.
У Эдгара Аллана По есть рассказ «Демон извращенности» о том, что иногда дух противоречия заставляет нас действовать вопреки собственным интересам. Закатываем глаза, услышав очередную безумную идею начальника, посмеиваемся вместо того, чтобы проявить благодарность, говорим жестокую правду, когда предпочтительнее ложь. «Мы поступаем так, а не иначе именно по велению рассудка», — писал По. Дух противоречия — постоянный спутник Чарльза Хилла.
Неповоротливость бюрократической машины приводила его в негодование, и это при том, что руководство Скотленд-Ярда истово желало, чтобы «Крик» был найден именно их усилиями.
Взять на себя труд по общению с руководством пришлось главе артсквода Джону Батлеру. Он попытался доказать, что кража «Крика» — преступление мирового масштаба, поэтому Великобритания просто обязана участвовать в его расследовании.
— Батлер должен был убедить начальство выделить средства на следственные мероприятия, невзирая на то, что похищение произошло не в Лондоне, украденная картина, по сведениям, находилась не в Англии и, может быть, никогда здесь не окажется, — поясняет один из детективов отдела, Дик Эллис, с таким энтузиазмом, словно комментирует мастерский удар на ринге.
За многие годы работы спецы артсквода освоили тактику дозирования информации для начальства.
— Как правило, мы сообщали нечто важное постфактум, — говорит Эллис, возглавлявший отдел на протяжении десяти лет, с 1989 по 1999 год. — Обычно мы предпринимали какие-то действия, а уже потом докладывали о них руководству, когда оно уже не могло помешать нам действовать.
 
Ко всему прочему Эллис руководствовался понятным и доступным мотивом славы и почета.
— Если повезет и мы найдем произведение, то это будет успех Скотленд-Ярда, а значит, и ваш личный успех, — так он убеждал шефа заняться тем или иным делом, и, как правило, вопрос решался в пользу детективов. — Мы уже этим занялись, — продолжал Эллис, чтобы снять окончательные сомнения. — Если откажемся от расследования, возможны печальные последствия, в которых обвинят именно вас.
Неожиданно произошло событие, которое всем облегчило жизнь, — в Лондон для отбывания срока этапировали Билли Харвуда. Семь лет он отсидел в норвежской тюрьме по обвинению в торговле героином, и вот официальный Осло отправил его отбывать оставшиеся пять лет на родину, в Англию. Соотечественники освободили преступника под честное слово.
Далее произошло следующее — Харвуд позвонил в норвежское посольство в Лондоне и поведал интригующую историю. За время отбывания срока ему удалось установить кое-какие связи в уголовной среде, и он знает, кто похитил «Крик». Эти люди очень осторожны и упрямы, а ему доверяют. Никому не удастся убедить их признаться в совершенном, а если они почувствуют опасность, просто уничтожат картину. Харвуд убеждал, что с ним похитители не будут столь маниакально осторожны, и предложил помощь в возвращении картины в Национальную галерею за гонорар в пять миллионов долларов.
Норвежцы немедленно связались со Скотленд-Ярдом и сообщили о предложении Харвуда. Английская полиция не придала серьезного значения словам доброхота-уголовника, ведь тот стяжал репутацию авантюриста, готового пообещать все, что угодно, за возможность получить солидный куш. Но в любом случае Харвуд вдруг стал мостом между норвежской и английской полициями. Артсквод Скотленд-Ярда мог официально приступить к расследованию дела.
* * *
Работа Хилла и других сотрудников отдела по борьбе с хищениями предметов искусства и антиквариата несколько отличается от того, чем заняты детективы других отделов полиции. Розыск произведения и его возвращение законному владельцу для сыщиков артсквода важнее осуждения преступника и заключения в тюрьму. Важно установить местонахождение произведения — будь то заброшенный склад или камера хранения на вокзале, — для чего необходима кропотливая работа по сбору информации, сплетен и слухов.
Для артсквода создание легенды является такой же частью работы, как и арест преступников. Когда в конце восьмидесятых — начале девяностых таинственные японские покупатели заплатили сумасшедшие деньги за работы всемирно известных художников — пятьдесят четыре миллиона долларов за «Ирисы» и восемьдесят два с половиной миллиона за «Портрет доктора Гаше» Ван Гога, семьдесят восемь миллионов за «Бал в Мулен-де-ла-Галетт» Ренуара, отдел по борьбе с хищениями предметов искусства и антиквариата искал детектива, владеющего японским и готового сыграть роль гангстера или толстосума, мечтающего украсить шедевром гостиную в своем доме.
— Мы похожи на сценаристов, — говорит Дик Эллис. — Для того чтобы внедрить агента, предмет нужно досконально исследовать. Все должно быть достоверно, чтобы не вызвать подозрения.
Для успешной операции необходимо сочетание нескольких факторов, совместить которые нелегко. Легенда должна быть простой, поскольку у агента нет шанса на второй дубль, у него есть только один премьерный выход. Если что-то пойдет не по сценарию, надеяться можно только на импровизацию. (Сценаристам легче, ведь они знают, чем закончится история, а детективы пишут реплики только для одной стороны).
 
В то же время легенда агента должна отличаться правдоподобием. Преступники очень осторожны, им везде и всегда мерещится обман или ловушка. Небольшое подозрение — и игра окончена.