Кошки-мышки (СИ)

— У нас был уговор. — Упрямо процедила она сквозь зубы и отвернулась, нарвавшись на равнодушный взгляд. Дементьев медленно поднялся, разглаживая брюки, и шумно протяжно выдохнул.
— Или я чего-то не понимаю, или ты себе невесть что вообразила, детка. — Аккуратно расставляя слова, потянул Дементьев. — Договор, уговор… Какая на хрен разница?! Или ты серьёзно сейчас? Так, вроде не пятнадцать девочке, мозги в нужную сторону завёрнуты. Были, по крайней мере! Слово красивое: «договор», ты выучила, молодец. Только смысл мы в него, судя по всему, вкладываем разный.
— А там есть и какой-то другой смысл? — Взвизгнула Нина, заставляя Дементьева поморщиться и неприятно нахмуриться.
— Представь себе. — Проговорил он тихо, внимательно разглядывая Нину. Во рту ощущался привкус горечи, а неприятные подозрения, нет, нет, да и закрадывались. — Это игра. Большая игра. Ты хотела оказаться ко мне поближе, я против не был. Что при этом говорили — вопрос третий и никакой смысловой нагрузки за собой не несёт. Что сейчас не так, а? Чего ты бесишься?
— Мне тоже можно с первым попавшимся трахаться? — Усмехнулась она, скривив губы, а Дементьев приподнял брови в притворном удивлении.
— Да ты охренела, Нинуль… — Оскалился. — Я же тебя тогда собственными руками удавлю. — Голову набок склонил, сумасшедшим взглядом её окидывая. — Можешь даже не пытаться, проще пойти и с балкона прыгнуть.
— Что? На этом равноправие заканчивается?
— А равноправия нет. — Дементьев скривил губы, выпячивая их чуть вперёд. — Есть я и правила, по которым я живу! Ты, придя сюда, на мою территорию, эти правила приняла!
— Да? Что-то я не помню там такого пункта? — Она скрестила руки и отставила одну ногу в сторону.
— И неважно. Теперь ты знаешь, что он есть. Нин, правда, — скривился Дементьев, вздыхая, — не нужно нам с тобой всё это. Разборки пустые, претензии… С чего, вообще, взбесилась?
Она такими глазами посмотрела, такими невинными и честными, что контроль сдал позиции, уступая бешенству.
— Ты что-то хочешь мне сказать?
Неприятно, холодно усмехнулся он и приблизился. Рукой попытался дотронуться до её лица и стиснул зубы, когда она, отбиваясь, ударила по той руке. Нина отвернулась, не зная, чего опасаться, и испуганно взглянула, когда Дементьев мёртвой хваткой уцепился за подбородок, сжимая его. Второй рукой он зафиксировал её затылок и потянул на себя, одновременно приближаясь.
— Ну, давай, скажи! — Нервно оскалился он и спрятал улыбку, выдыхая. — Скажи, почему я не должен был, ну! — В сторону отвернулся, потому как, глядя на Нину, не справлялся с эмоциями. — Скажи, как ты меня любишь! — Он втянул воздух сквозь сжатые зубы. — Как тебе было больно смотреть на меня с другой. Скажи! Того и глядишь… поверю. Растрогают меня твои слова, твои слёзы. Ну! — Прокричал Дементьев, оглушая, и от себя оттолкнул.
Отдышался. Уголки губ поползли вниз, брови, наоборот, тянулись всё выше.
— Не можешь? — Склонилон голову набок, разглядывая Нину, изучая. Не боялась ведь… Тогда, когда схватил — да. Эффект неожиданности, не более. А так не боялась. Плечи расправлены, взгляд прямой, с угрозой, с вызовом. — Или не хочешь? — Догадался он и рассмеялся. — Значит, всё-таки не любовь? — Кивнул, соглашаясь с её желанием пятиться. — Правильно. Так и надо. Умные девочки всегда знают, когда остановиться. Намекнуть — это да, это мы можем, а сказать прямо… — Руками развёл, пережёвывая губами ругательства. — А, может, задело то, что не тебя трахнуть собирался, а? Чувство собственника, да? — Прищурился он, пытаясь поймать реакцию на свои слова. — Не молчи, Нинуль. Я ведь с тобой разговариваю.
Дементьев усмехнулся одними губами, когда Нина отвернулась, и поднял взгляд к потолку, когда стала спиной к нему. Черти тогда взыграли, подгоняя кровь. Дементьев подлетел и вжал её в стену, пока понять ничего не успела. Вдыхая запах волос, впиваясь пальцами в кожу, он наслаждался мгновением, пока Нина не начала отбиваться, а как только предугаданная реакция пошла, тут же отступился. Только вместо обычного, казалось бы, в таком случае, баловства, внутри захлестнуло негодование. Тогда Дементьев дёрнул створки шкафа, крышку её чемодана столкнул и все вешалки… все, без разбора в него натоптал, не боясь испортить дорогие вещи.
 
— Иди, Нин. — Быстро проговорил он, пока ещё не успел прочувствовать суть сказанного. Бегунком чемодана по периметру провёл и с силой швырнул его к двери. — Иди, Ни-на! — Дёрнул он её за руки и туда же толкнул. Зубы стиснул, когда она его хватку возмущённо сбросила и руки на груди скрестила.
— Вот ещё. — Проговорила Нина спокойно, вздёрнув подбородок, и по сторонам посмотрела, когда Дементьев хмыкнул. — Я никогда не отступаю. — Добавила она со значением, глядя прямо в глаза. — Никогда, Дементьев. Тебе знакомо такое слово?
Вместо ответа, он закрыл лицо ладонями и рухнул на кровать, тут же раскинул руки в стороны. Так и лежал, пока не услышал, как матрац с края прогнулся: Нина присела.
«Что это сейчас было?» — спрашивал он у самого себя и не мог найти ответа. Что это, вообще, сегодня происходит? Зачем с Ингой связался? Ведь не хотел её. И секса с ней тоже не хотел. Последнее время к сексу и вовсе стал равнодушен. Да, это снимает напряжение, да, голова просветляется, но не более того. В какой момент связь перестала приносить моральное удовлетворение он точно и сказать-то не мог. Физиологический процесс. Необходимость. Желание, которое легко можно подавить, заняв себя бумагами, переговорами… А сама Инга… Красивая игрушка, уступившая первенство новой. Пусть не такой красивой, но весьма и весьма занимательной. Нинуля была впереди по всем показателям. И сегодня, буквально минуту назад, Дементьев вдруг понял, что когда она рядом, желание пробивает иначе. Наплевав на то, что ниже пояса, это желание сразу по мозгам даёт. И это нравится. Это заставляет бороться до конца.
В ней нравилось всё. Без исключения, всё. В какой-то момент даже обидно стало, что Нину нельзя привязать любовью… Что она не любит… Это решало множество проблем, а теперь что?.. Он не придумал ничего лучше, чем, закрыв глаза, плыть по бурному течению их странных отношений, где, казалось бы, никто толком не знает, и сказать не может, зачем делает тот или иной шаг.
Во всей этой паршивой ситуации следовало бы её выгнать или самому уйти, громко хлопнув дверью. Остыть и дать остыть Нине. По-хорошему говоря, с любой другой женщиной он бы так и сделал, а следующий день начал так, будто ничего не было. С чистого листа. И это было бы правильно. Во всех отношениях правильно. Только вот… нет, оправдываться не собирался. Если только объяснить…
Дементьев открыл глаза и присел на кровати. Провёл рукой по её спине, повторяя идеальную осанку, будто военную выправку, повторяя все изгибы и, задержавшись внизу, согрел поясницу теплом ладони. Подбородком он зацепился за её острое плечо, не пытаясь заглянуть в глаза.
— Я никогда тебе этого не прощу. — Услышал он тихий шёпот и невероятную силу, уверенность в словах. — Ты не имел права меня ударить. Ведь не ударил даже, унизить хотел. На место поставить. — Пробубнила она, теряя эмоции. Теперь была, словно ребёнок. Маленькой и беззащитной. Так, что внутри всё сжалось.
Он обнял её, прижимая к себе. Лбом к спине приткнулся, прикоснулся к ней губами.
— Брось, Нин. Сколько у нас ещё будет этого «не прощу…»? Язык устанет повторять. Ты не хочешь со мной говорить, а вот я тебе скажу: не хотел этого. Настолько сильно не хотел, что буквально назло сделал. Самому себе назло. Потому что рядом с тобой что-то иначе происходит. Не знаю… эмоции другие, смысл слов меняется. И меня это ломает. Заставляет измениться, а я меняться не хочу. Всю сознательную жизнь, малыш, я был один. Всю, за исключением нескольких лет, жил для себя, ни перед кем не отчитываясь. Не было в этом нужды. Понимаешь? И за один день, за неделю, за месяц, себя не перестроишь. Мне не столько лет, чтобы просто запрограммировать сознание на то, что в моей жизни есть кто-то ещё. Себя в двадцать вспомни. Скорлупа, как у ореха грецкого — непробиваемая, а нужно до самой сердцевины добраться, чтобы понять друг друга. Был ведь и у тебя мальчик, да? Сколько притирались с ним, сколько грызлись? А мне уже не двадцать и сверху не то, что скорлупа, сверху каменная бронь поросла. И шипы в два метра высотой, чтобы и подумать никто не мог, что сквозь них реально пробиться. — Дементьев сильнее сжал её в своих руках. — Такая, как ты, пробиться сможет. Стоит только захотеть. Чего-то ты хочешь, Нина. Правда, не уверен, что уже сама понимаешь, чего именно. Больно ведь притираться, да? Многое в другом свете тогда видится.