Сага об орке. Начало (СИ)
— Что ты, красивая? Я же в шутку!
— Даже не подходи ко мне, грязный полукровка! Чешутся яйца, иди лучше к Сид, она тебя утешит, а такие как я не про тебя!
— Ты чё, девочка? Ни тех грибков покушала? Выпей молочка, говорят от отравления помогает. Чего ты несешь? Какая Сид? Чего ты взъелась?!
Сид, относительно молодая орчанка-рабыня, кстати, не отказала бы. Но, по-моему, рабыни вообще никому и ни в чем не отказывали, тот же Финир, по слухам, не пользующийся вниманием женской половины коллектива нет-нет, да и прибегал к их «услугам». Причем, как говорили, даже не Сид, которую если привести в порядок, одеть, что-нибудь сделать с уже дряблой кожей будет вообще-то еще ничего. А Сонк, тридцатилетней рабыни, выглядящей на все пятьдесят.
Мне же претила сама мысль идти этим путем. Это как с проститутками в «прошлой жизни» — всегда считал, что те, кто пользуются их услугами — слабаки и лузеры, не способные развести на секс понравившуюся девочку.
— Успокойся, бледнокожий, — в скотник сунул длинный нос паскудник Калле, — тот единственный раз, когда она тебе дала, был по ошибке. Наша крошка-Каиса подумала, что ты будущий владетельный бонд, вот и решила охомутать, пока другие не расчухали. Что, тупая овца, обозналась? Лезла на отросток к одальбонду, а получилось, что поимел тебя нищий приживала?
Я скрипнул зубами.
— Ну что ты такое говоришь, Калле? — «малышка» хлопнула ресницами, словно кукла-Барби. Интересно, а как бы выглядела Барби-орчанка? Со здоровенной жопой, без талии, с сиськами-арбузами, и клыками из пасти? Вернусь на Землю, точняк такую запатентую. — Не было у нас с ним ничего!
И снова глазенками «хлоп-хлоп». Тьфу, глаза б мои такого не видели.
— Слышь, умник, — спускать наглость «младшенькому» я не собирался, — на счет нищего приживалы ты бы попридержал язычок. Мне нужно только перестать быть несовершеннолетним, и дядя будет вынужден вернуть одаль его законному владельцу. А вот тебе, третий в очереди, скорее всего, своего одаля не видать!
Я думал он вспылит, как обычно, но Калле отнесся неожиданно спокойно, только смерил меня снисходительным взглядом
— Много ты знаешь, полукровка! Именно этот одаль должен стать моим. Хоть как раз мне он не нужен. Как только я заделаю какой-нибудь дурехе ребенка, я пойду в дружину к ярлу. Мой путь — путь воина. Вас всех ждет Хель, а мне уготовано место за одним столом с эйнхериями!
— Калле, я могу тебе родить сына, — «скромница» стояла, потупив глазки вся в возбуждении. Еще немного, и она сама напрыгнет на пацана и прям здесь изнасилует в извращенной форме.
— Только не ты, — брезгливый взгляд будущего эйнхерия обежал Каису с головы до ног, — не хочу, чтоб мои дети были дебилами! А ты… — он опять обратил свой взгляд на меня, — Даже не рассчитывай! Не даст тебе никто из свободных, а от рабыни дети не в зачет. Да и… — ухмыльнулся, — у таких как ты детей не бывает.
Он ушел, а я стоял несколько минут похолодевший. Погодите-ка! Это что получается? Если у меня не будет ребенка, я так и останусь по жизни несовершеннолетним? Типа недееспособного дебила из прошлой жизни?
Несколько дней после я ходил как в воду опущенный. Мелькнула мысль — а может ну его все нахрен? Ножик у меня есть, полосну по запястью, и делов-то. Может очнусь в своем мире, типа «квест не пройден»? Снова институт, тусовки, зарубы в онлайне? Да даже если нет — все одно, с таким прогнозом дальнейшая жизнь не представляется чем-то ценным, чтоб за нее отчаянно цепляться.
Но прошла неделя, покрутив слова мелкого гавнюка так и эдак я решил, что моя возможная бездетность слишком сильный козырь. Если бы все было так как ляпнул Калле, мне об этом еще Йорген, а может и Варди сказали в самом начале, как только я начал барагозить: «парень, даже не рассчитывай. Полукровки стерильны, а значит по нашим законам это вообще не члены общества». И никто бы со мной не возился. Нет, засранец придумал все, чтоб меня уязвить!
Но осадочек на душе остался.
Наконец зашевелился Акке. Поворочался с боку на бок, распахнул глаза, рывком сел, скинул одеяло. Пока он тянулся, перестала сопеть Грид, осторожно выбралась из-под руки мужа, поднялась на ноги одергивая длинную рубаху, служившую местным женщинам и ночнушкой и нижним бельем. Зашевелились и остальные: потягивались, жмурились, поднимались на ноги. Ну всё, ночной отдых закончен, здравствуй новый день. Новый рабочий день.
Вместе со всеми потащился к сортиру. Мужики-женщины — все без разбора занимали сидячие места над дырками, облегчившись тянулись к бадье.
Одним из сильных впечатлений для меня было то, какие орки чистоплотные. Дважды в неделю, если не было каких-то особо грязных работ — баня. Перед каждой едой — тщательнейшее отмывание рук, лица, многие ополаскивались до пояса. Вечером — почти полная помывка из бадьи, с мочалкой, щелоком — местной заменой мыла. Чистили орки и зубы, пользуясь размочаленными веточками. А еще, я поразился — все, кроме рабов конечно, очень много внимания уделяли волосам! В прошлой жизни столько мыть и причесывать волосы могли только девчонки, в моем окружении, по крайней мере. Здесь же, у каждого мужика был свой гребень, голова мылась и расчесывалась ежедневно. Я, было дело, по началу думал укоротить, доставшуюся от реципиента растительность, но здраво поразмыслив, посмотрев на короткостриженых рабов решил: ну нафиг! Пусть будет как есть.
Облегчившись, помывшись и почистив зубы я пошел… нет, не на завтрак. Традиционно, до завтрака здесь часа два работали. Почти месяц с момента нашего с Йоргеном возвращения шла беспрерывная заготовка сена: его косили, сушили — с утра раскидывая, к вечеру собирая в валки или скирды, сухое — складировали в доме. Но вот однажды отец семейства вышел в поле рядом с домом, расшелушил колосок, ссыпал зерна в клыкастую пасть, очень внимательно пережевывал, задрав очи к небу… Потом еще раз оглядел горизонт, что-то прикинул, подсчитал на пальцах… и махнул рукой.
С той поры все силы были брошены на уборку зерновых. Вот и сегодня до завтрака будем убирать рож с ближнего поля, которое прямо рядом с домом, а после пойдем на расположенное в часе ходьбы от усадьбы. Там же, где еще два луга на вершинах холмов под сено, и ближний выгон для свиней — летом скотину возле дома не держали. Поскольку не жать, не вязать снопы у меня еще не получалось, я опять изображал подтаскуна-относчика: подай-принеси-пошел на-…-не мешайся: взял охапку снопиков, потащил в овин: легкая постройка для сушки снопов, с небольшой печкой посредине. Топка печки, кстати, тоже на мне. Подсохшие снопики на гумно — огороженный участок, где мужики цепами обмолачивали снопы. Поначалу уставал, часто приходилось «перекуривать», но со временем втянулся, поймал, так сказать, ритм… Одно смущало — на такой работе быстро отупеешь, ибо когда я «входил в ритм» мой мозг переходил с состояние транса: ты просто таскаешь, гребешь, трамбуешь, подкидываешь торф, ворошишь угли… и главное не задумываться: когда это кончится, сколько еще нужно, в чем цель… Работа, как шутили на Земле: «от забора и до обеда». Мне просто нужно было продержаться до поездки в Борг.
Как орки понимали, что пора идти на завтрак, для меня так и оставалось загадкой. В какой-то момент они просто все разом останавливали работу, собирались и шли к дому. Почему? Что за сигнал? Не понимаю.
Я пристроил на сушке очередную партию снопов, поворошил торф в печке, но подкидывать не стал — эта партия задержится, и чтоб не пересушить, огня добавлять не стоило. Подхватил снятые, уже просохшие снопики, потащил на гумно — не люблю бросать работу, не закончив производственный цикл. Поэтому к тому моменту, как я добрался до кадки, там уже отмывались рабы, но заметив меня, они тут же от воды отошли. За стол усаживался последним…
Фритьеф! Вернулся! Три дня назад он уезжал в одаль Гунара, мужа старшей дочери Йоргена.
— Как съездил? Как дорога?