Сердце Сумерек (СИ)
— Знаешь, мне не очень хочется вырезать добрую часть здешних обитателей, если нас сочтут ворами. И за тебя больше некому заступиться перед темнейшим, а он не станет церемониться с порченной.
— Это не повод стоять тут с плакатом: «Мы просто хотим стырить мощи вашего бога, ничего особенного, проходите, граждане». Лучше помоги мне.
Я спиной почувствовала его недовольный и непонимающий взгляд. Да, я несу ахинею, но только потому, что нервничаю. Времени осталось — кошкины слезки, а мы ни на шаг не продвинулись в изысканиях.
— Там что-то написано. — Хадалис встал позади, чуть ли ни вдавив меня в стену. Провел пальцем по тому месту, где верхняя колба песочных часов соединялась с нижней тонкой перемычкой.
И правда, если присмотреться, можно легко рассмотреть странные закорючки. На местный алфавит не похоже совсем. Какой-то старый язык?
— Что это по-твоему? — спросила Хадалиса, пытаясь сосредоточиться на знаках. Мне показалось, или они правда на миг сверкнули, когда я придвинулась так близко, что случайно коснулась их дыханием?
— Похоже на арские руны, — после некоторой заминки ответил Хадалис. — Но я не уверен. Это мертвый язык. Язык Десяти, и знать его могут только…
И тут меня словно переклинило. Или — нет, это было, скорее, озарение. Да-да, знаете, как это часто случается: ни с того ни с сего в голове словно проясняется и находится идеальный выход из положения или решение неразрешенной проблемы, или просто какая-то переворачивающая все с ног на голову идея. Вот так и со мной случилось. Я как будто… увидела то, что не могла видеть. Сверкающие символы отпечатались у меня в мозгу, а я мысленно соорудила из них цепочку. И по одному, тасуя, словно пазл, выстраивала фразу. Я сбивалась, чертыхалась и начинала заново. Снова и снова, пока, наконец, странные значки не обрели форму осмысленного предложения.
— «Лишь в вечности покой и возрожденье, лишь в смерти я найду отмщенье», — прочла я вслух — и песочные часы ожили.
Колбы медленно, почти с реальным скрипом, игнорируя все законы физики, перевернулись. Я покосилась на Хадалиса — он видит тоже самое, что и я? Или у меня просто бред на почве случившегося в Рогаликом несчастья?
— Ты только что говорила на арском, — с выражением полного непонимания на лице сказал Хадалис. Похоже, ожившие часы его волновали куда меньше, чем моя неожиданная способность.
— Ну во мне же сидит аватар бога, — передернула плечами я. По крайней мере, такое объяснение казалось если не правдоподобным, то хотя бы самым подходящим. Кто знает, как еще мне аукнется такой симбиоз?
А часы между тем набирали обороты и вот уже вращаются с такой скоростью, что не заметить, где верх, а где — низ. Все быстрей и быстрей, пока вместо них не осталось одно размытое пятно, за которым я ясно видела ярко освещенный коридор. Не раздумывая и помня, что время дороже денег, я просто протянула руку. Ничего, пустота. Ну, значит, и вся остальная пройду.
Я стряхнула с плеча руку Крылатки, проигнорировала его предупреждение о возможной опасности — и шагнула вперед. Ничто не треснуло меня по башке, не случилось никакого апокалипсиса, и я не превратилась в пепел. Все отлично, не считая одной маленькой детали: Хадалис, судя по его оторопелому виду, не смог пройти следом. Я смотрела, как он колотит в стену вновь окаменевших песочных часов и понимала: дальше придется рассчитывать только на себя. Не такая уж и новость.
Впрочем, это оказалось не единственной странностью.
Бутон на моей руке, наконец, начал раскрываться.
На самом деле, оптимизма у меня заметно поубавилось, если совсем начистоту. Ну потому что я хоть и боевой хомячок, а все равно девушка, причем еще очень молодая и определенно еще не все познавшая в этой жизни, чтобы без страха класть голову в пасть льву. Но раз выхода все равно нет и приходится снова все делать самой, то я хоть повыше задеру нос.
Коридор был очень светлым, по обе стороны на стенах, словно гигантские светлячки, висели странные светящиеся продолговатые сферы. Трогать их руками мне хотелось меньше всего. Ни надписей на стенах, ни шороха, ни звука. Совсем ничего, даже не слышно звука собственных шагов, словно я в сферическом вакууме. С одной стороны, хорошо — не похоже, чтобы в этом старом подземелье (ну или гробнице?) кто-то кроме меня подавал признаки жизни. А с другой — до жути не по себе.
А коридор все не кончался и не кончался. Впереди — сходящаяся в точку лента стен, сзади — она же. В конце концов, пока я мужественно шла в неизвестность, страхов немного поубавилось. В самом деле, а чего паниковать? Может я уже давно… того, и на самом деле просто бесплотный дух. Или, скажем, сейчас прямой наводкой выйду в дверь собственной квартиры. Вот так номер будет.
Кстати, про квартиру. Не так уж и радует меня эта новость. То есть, конечно, в собственном мире мои враги в виде социальных работников и уводящих парней подруг были куда слабее здешних дариканцев и прочих страшилищ, но все же именно здесь я чувствовала себя живущей на полную катушку. Именно здесь я вдруг поняла, что какая-то часть меня словно была создана для всего этого — блуждания по катакомбам, разгадывания древних загадок, упражнений в острословии и утренних тренировок с Таном. Ну и Рогалик, конечно. Мне будет очень не хватать всего этого. Возможно, самое время воспользоваться рецептом умной дочери рыбака из старой сказки и подумать, каким образом я могла бы забрать в свой мир мое самое большое сокровище. Правда, совершенно непонятно, каким образом я взвалю на спину этого красноглазого рогатого соблазнителя.
Когда впереди — наконец-то! — наметился просвет, я ускорила шаги.
Коридор влился в большой светлый зал с конусообразным сводом, в самом пике которого висел пульсирующий красный кристалл. Казалось, в каждой из сотен его граней сверкает свой собственный оттенок и поэтому в зале так светло. Вдоль стен на одинаковом расстоянии друг от друга стояли странные каменные пьедесталы: на их гладких поверхностях в специальных углублениях лежали… Бррр, гадость какая! Черепа. Не человеческие определенно: по три глазницы и длинные костяные носы, да и размером не крупнее собачьего. Ну, логично, не украшать же гробницу бога гнили и разложения одуванчиками или стразами от Сваровски. Все припорошено толстым слоем пыли.
И в центре всего этого — точно такой же пьедестал, только черный и весь испещренный странными символами. И в отличие от остальных, он выглядит так, будто его каждый день полирует приходящая уборщица.
Моя рука снова зачесалась, но я не поддалась искушению. Хватит того, что я и так уже основательно расчесала кожу, взглянешь — и сразу видно, что у человека проблемы. Цветок на моей руке раскрылся еще немного. А вот это уже совсем никуда не годится: если так пойдет и дальше, «здравствуй, порча» я скажу уже прямо вот-вот, впору интонацию отрепетировать.
На центральном пьедестал на странной и на вид очень хлипкой конструкции лежал… черный кусочек мрака. Не знаю, как это объяснить. Просто сгусток без плотной оболочки. Да и не лежал он, а как бы парил. Я рискнула подойти ближе, присмотрелась: то, что я сперва приняла за пульсацию, оказалось очень быстрым хаотичным толканием в разные стороны. Как будто нечто зажали между сотней магнитов с одинаковой полярностью, и те не давали ему илией «прилипнуть» ни к одной из сторон.
Вот это и есть… Ид’тар? То, что от него осталось? Очень похоже на ту штуку, которую отец вынул из груди Граз’зта. Только у моего рогалика она даже со стороны выглядела теплой, а это… Даже думать неприятно о том, чтобы до нее дотронуться.
Ну и что дальше?
Вообще об этом стоило подумать до того, как корчить из себя Индиану Джонса, потому что я не собиралась притрагиваться к этой штуке даже под страхом смертной казни.
Номеня никто и не спрашивал, потому что уже через секунду какая-то невидимая сила буквально волоком потащила меня прямо к этому сгустку. Я сопротивлялась, пыталась схватиться хоть за что-нибудь, но неведомая сила была сильнее меня. Мгновение — и вот я уже стою около треклятого пьедестала и мои руки словно по велению невидимого кукловода сами тянутся к желанному трофею. Сгусток вздрогнул, резко раздался в стороны. Попытка сопротивляться ничего не дала. Пальцы наткнулись на прозрачную упругую преграду. Ощущения были такими, словно я пыталась просунуть руку в невидимое желе, с той лишь разницей, что ощущалось оно каким-то липким.