Сердце Сумерек (СИ)

— Да, с тестом и начинкой. — А как еще я покажу ему, что такое рогалик? — Ну, или что ты там еще умеешь делать.
— Я не умею делать еду, Маа’шалин.
Конечно ты не умеешь делать еду — ты же принц. Только когда это останавливало русскую девушку?
К предстоящему событию я приготовилась заранее. Совершила вылазку на кухню, чем взбудоражила местных обитателей. Часть из них смотрела на меня, как на проказу, часть с недоумением: жена принца пришла в обитель копоти и запахов мяса. Тем не менее, никто не рискнул мне перечить, когда я высказала желание «побаловать мужа собственной готовкой». К счастью, в этом мире была и мука, и масло, и мед, хотя на вкус он был не таким сладким, как наш, зато имел пряные ноты и наверняка хорошо бы подошел для мяса с травами. Но это лакомство я приготовлю как-нибудь в другой раз.
— Ты серьезно? — Граз’зт посмотрел на меня так, словно у меня вдруг рога выросли.
— Само собой. — Я не могла отказать себе в удовольствии поиздеваться над его недоумением. — Рогалик, дорогой муженек, это совсем не то, что я могу описать словами. Увидишь один раз — и сам все поймешь.
Кажется, мои слова его еще больше озадачили. И хорошо, пусть поломает голову, не все же мне жить в неведении.
На кухне все было готово: ягоды в сиропе, орехи в миске, мука. Тесто я приготовила накануне и оставила его в местном аналоге холодильника — глубокой нише в подвале, где хранились молочные продукты и яйца. Демоны или нет, а едят они тоже самое, что и мы. Хотя из того, чем меня тут кормили, я не узнала ни одного похожего на наш рецепты. Знала только, что вот это мясо, это — бульон, а это — что-то из теста. Главное, что это было вкусно и мой живот не пытался вернуть съеденное обратно.
— Кухня — не место для жены принца, — сказала Рогалик, когда я потянулась за передником.
— Очень надеюсь, что ты и дальше будешь так думать, потому что, честно говоря, готовка — не то, чему я готова посвятить всю свою жизнь.
Я осеклась, и мы с Граз’зтом уставились друг на друга, как два вора, которые в темноте потянулись за одной брошью, а вместо нее нащупали руку конкурента.
— Я в общем, — поспешила исправить положение я, взглядом провожая стекающих по стенке к выходу слуг. Через минуту в кухне остались только мы вдвоем. — Не подумай ничего такого.
— И что же я по-твоему, думаю?
Вместо ответа я вручила ему миску с орехами: местным аналогом лещины, но крупнее и с более тонкой кожей. На вкус они были слегка терпкими, и я надеялась, что в сочетании со сладостью ягод, начинка получится отменная.
— Все? — Граз’зт озадачено посмотрел на полную миску.
— Да, все. — Я не стала уточнять, что для готовки мне хватит и трети, а остальное я планирую съесть вечером, изучая записи пропавшей принцессы.
Мой рогатый муженек, вооружившись железными щипцами, заложил орех — и замер, подперев щеку кулаком. И что это опять за ухмылка?
— После того, как ты ответишь, что я думаю.
— Я же не умею читать мысли. И вообще — мы пришли готовить, а не устраивать сеанс телепатии.
— Еще одно непонятное слово из твоего мира, Маа’шалин? Что оно означает?
— Умение читать мысли других людей. Но в моем мире такое есть только в кино.
— Ошибаешься, вампиры умеют это делать, только, если память меня не подводит, они называют это Псионикой.
— Пока ты не начал — может, достанешь из подвала горшок с тестом?
Он кивнул, и я получила передышку. Да, Машка, идея провести сеанс совместной готовки была не такой уж и хорошей. Мало того, что сама языком болтаю, что не следует, так еще и этот змей искуситель самым бессовестным образом плавит все мои предохранители. А ведь я только-только привела голову в порядок.
Граз’зт вернулся с горшком, который торжественно водрузил на стол возле меня. Но при этом нарочно или случайно, притронулся ко мне плечом, взбудоражив в памяти воспоминания о его ладони у меня на бедре. Я дернулась, словно меня ошпарили, а этот змей с оранжевыми глазами только посмеялся. Вот теперь я точно знаю, что он делает это нарочно. Ну, ничего, муженек, мы же знаем, что в эти игры можно играть вместе. Вот только так ли они безопасны? И стоит ли вообще начинать?
 
— Расскажи мне о себе? — предложил Граз’зт, пока я раскатывала тесто тяжелой скалкой из какого-то белого с черными прожилками камня. Мраморная она что ли? — Сколько тебе лет?
— По сравнению с тобой, старичок, я невероятно юна и неопытна. — Я присыпала мукой один раскатанный лист и быстро разрезала его на треугольники.
— Просил же не называть меня так? — Граз’зт отыгрался на орехе: скорлупа лопнула, выпуская продолговатое желтое ядрышко. Рогалик тут же закинул его в рот, но, напоровшись на мой недовольный взгляд, миролюбиво поднял ладони вверх. — Больше не буду, ситти.
Ох, чую, что это никакое не ласковое словечко, и спрашивать даже не хочу, но любопытство все равно взяло свое.
— Ну и что это значит?
— Маленькая сопливая девчонка, — охотно пояснил он, и с трудом сдерживаемый смех зажег его взгляд.
— То есть ты меня малявкой сейчас назвал?
— Ну, если в твоем мире…
Он не договорил, потому что в этот момент я позволила немного вольности внутренним чертятам: выложила на тесто пару ягод и полила их медом, а потом подхватила сладкую, стекающую с ложки нитку пальцем и облизала. Да-да, это сто раз разыгранный в кино прием, но Рогалик-то об этом не знает? Хотя, в этих их «Шипах» наверняка и не такое вытворяют. Возможно, мои попытки разыграть соблазнительницу выглядят просто смешно?
Кадык моего рогатого мужа резко дернулся, он медленно отложил в сторону орехокол и наблюдал за тем, как я слизываю с губ остатки меда. Не похоже, что ему смешно. А мне тем более — снова сама себя загнала в ловушку.
— Орехи. — Я прокашлялась, чтобы хоть как-то напряженную тишину. — Не отвлекайся, дорогой муженек.
— То есть ты сейчас не нарочно меня дразнила? — Его голос стал соблазнительно мягким: хоть глаза закрывай и слушай. — Маа’шалин, не думаю, что мы так уж сильно отличаемся, чтобы я не распознал твои намерения.
— Ты же первый начал. — Попыталась защищаться я.
— Конечно, я начал. — Граз’зт и не думал отнекиваться. — Но я и не скрываю, что мне нравится тебя дразнить. Напомни, я уже говорил сегодня, что твой румянец меня невероятно заводит? Потому что если нет, то это непростительная оплошность с моей стороны.
Хорошо, что между нами тяжелая деревянная столешница на каменном остове, потому что создается хоть видимость преграды.
— Подай-ка мне миску с орехами, муженек, а то с тебя никакой помощи. — Никогда в жизни мне не было так тяжело взять себя в руки.
Он наклонился через стол, подвинул посудину с десятком ядрышек, но, когда я потянулась в ответ — поймал мое запястье. Его ладонь на моей руке обжигала.
«Это была очень плохая идея, Семенова, самая дурацкая из твоих идей. Вот увидел бы он тебя настоящую — перекрестился бы, наверное. Потому что если крылатая принцесса здесь замухрышка, то что тогда говорить обо мне?»
Мне вдруг стало тяжело дышать. На грудь словно камень положили: ни вдохнуть, ни выдохнуть.
— Маа’шалин. — Голос Граз’зта стал приглушенным, лицо стало расплываться. — У тебя зеленые глаза? Светлые волосы? И… такие рыжие точки на щеках?
Что? Рыжие точки?
— Веснушки. — Мне все-таки удалось сделать вдох. — Это называется веснушки.
Наши взгляды в унисон опустились вниз, на сцепленные руки: черные вензеля на моих запястьях стали темнее и, словно змеи, поползли вверх по коже.
— Я… становлюсь человеком? Это порча? — Я сглотнула, но горло словно зажали в тиски.
 
— Маа’шалин, дыши!
Он в один прыжок перемахнул через стол и поймал меня до того, как я упала.
— Дыши, просто дыши. — Граз’зт осторожно надавил мне на грудь, прижал к себе, убаюкивая, как ребенка. — Вдох-выдох, дыши.
— Ты видел? — Я попыталась улыбнуться. Ведь мечтала, чтобы он увидел меня настоящую, а теперь, когда порча начала отравлять мою жизнь, до чертиков страшно, что Рогалик больше никогда не посмотрит на меня, как раньше. Только с брезгливостью.