Алмаз Времени. Том I. Скитания (СИ)

– Хорошо. Я научусь! Всему! – воодушевленно пообещал он и попросил хозяина научить его считать.
Хозяин не очень обрадовался, но согласился. И Сварт жадно вгрызся в новые знания. Азы давались легко, как будто кто-то уже научил его считать и писать. Но кто? Как он жил до семи лет? Этого Сварт не знал, но предполагал, что был сиротой, рожденным в бездне нищеты и презрения. Или нет? На хлипком плоту это не имело никакого значения.
Сварт просто позволял призракам рассказывать свои истории. И снова перед ним в полусне поплыли смутные видения, отдающие подобием теплоты. Яркие лучи солнца сменялись мутными пятнами долгих вечеров, копотью масляной лампы, скрипом затупленного пера.
Тайком он добыл себе несколько книг, учебников и задачников. Вскоре ему начали доверять первые подсчеты денег. Получалось у него прекрасно, он никогда не ошибался.
Переливы монет уже тогда отзывались в душе тайным волнением: он хотел присвоить их себе. Себе, а не отдавать сварливому хозяину, который в плохом настроении избивал и его, и девушек.
– Такая у нас жизнь, – вздыхала случайная покровительница, когда они вдвоем прикладывали холод к свежим синякам.
– Нет! Не хочу такую! – возмущался Сварт. И вскоре попросил вышибалу научить его приемам рукопашного боя.
Немолодой громила сначала скептически сказал:
– Да куда тебе, очкарик.
Но Сварт зашипел, увернулся от грубой оплеухи, подпрыгнул и врезал охраннику в ухо. Тот пошатнулся, гулко ухнул и вместо новой оплеухи ответил:
– Ладно. Посмотрим, что из тебя выйдет. Злющий ты, как стая ос! Но нам такие и нужны.
С того дня синяков меньше не стало, зато появлялись они по большей части после коротких тренировок. Сварт быстро рос, тянулся молодым деревцем на каменистой почве. Несмотря на недоедание, он научился неслабо бить первым и уклоняться от атак громилы, который на деле оказался медлительным и неповоротливым.
– Запомни первое правило: клиент всегда прав, – говорил он в начале обучения. – Клиентов бьем только в исключительных случаях.
– Но он же бьют девушек! – возмущался Сварт, как будто тогда еще верил в справедливость. Он часто слышал, как из комнат доносятся крики боли, а потом блудницы появлялись со свежими кровоподтеками, рассеченными губами и заплывшими глазами.
– Бьют, но за это же доплачивают хозяину. Если не доплачивают, мы бьем их.
Правило не нравилось. В душе все бунтовало, потому что в то время его сердце еще не до конца очерствело, не совсем оглохло. Или нет? Сварт мысленно посмеялся над собственной наивностью.
Волна, окатившая плот, вырвала его из липких пут начинавшегося бреда. На растрескавшихся губах ощущался соленый вкус, но жажда не прошла. Тенями осьминогов наползало мрачное прошлое. В котором он еще считал, будто неправильно избивать блудниц за деньги.
Но уже тогда он с трепетом души рассматривал золотые монеты, оставленные клиентами. И порой во снах представлял, как однажды разбогатеет и поселится в красивом доме торгового квартала, куда его посылали с мелкими поручениями в знак доверия. Желание убивать пришло позднее. В тот год, когда погибла его покровительница.
Он помнил, как шептал соленый ветер: в порту стоит паровой корабль, в порт пришла беда. Пока судно джиннов разбиралось с грузом, команда развлекалась на берегу.
Сварт проснулся однажды ночью от истошного крика и отчетливого запаха паленого мяса. Он испугался, что начался пожар, и выскочил с чердака в коридор второго этажа, где размещались узкие комнатки.
Ему запрещалось покидать чердак ночью, когда девушки «работали». Но возле одной из комнат уже толпился народ. Сварт оцепенел, когда понял, что там жила его «покровительница», та, которая подарила очки и заставила учиться.
– Что… что с ней случилось? – кричал в ту ночь Сварт, давясь запахом паленого.
– Сгорела! Проклятый джинн! Напился и не смог контролировать свою ауру огня, – истошно ругаясь, сокрушался хозяин притона, хлопая себя по засаленным брюкам.
Сварт не видел тела: его не пустили в комнату. Он только отчетливо запомнил сводящий с ума запах жженого мяса. Ощущение утраты навалилось немного позднее, засело в душу немой тоской, как будто оборвалась последняя ниточка, связывавшая его с миром людей. Отныне он отгородился от них стеной равнодушия и озлобленности. Теперь не верилось, что он был способен о ком-то горевать. Зачем? Ненужная трата сил.
 
Зато жажда крови отзывалась знакомым покалыванием в кончиках пальцев. В ту ночь он навечно запомнил лицо убийцы, джинна. Один случайный взгляд не позволил бы ошибиться. Проклятую тварь вышвырнул из притона охранник. Но поздно! Что там гласило первое правило? «Клиент всегда прав»? Настолько прав…
Владельцы нелегального притона не могли обратиться к властям. Они замотали тело в мешковину и спустили в мутную реку к помоям и скелетам мелких животных. В тот день что-то окончательно умерло в душе Сварта. Точно она разваливалась постепенно, по кусочку, как треснувший глиняный сосуд. Тогда в голове сложился его первый план.
А на следующее утро к ним заявились недовольные матросы с торгового корабля. И вместе с ними на пороге притона появилась портовая охрана. Хозяин всегда давал им взятки за «слепоту», но на этот раз они выглядели устрашающе.
– Эй, кто-то убил одного из наших, – недовольно начал один из джиннов.
– Почему вы считаете, что это мы? – тут же возмутился хозяин.
Он и правда ничего не знал. Никто не знал. А Сварт наблюдал из чердачного окошка, ловил каждое слово. И улыбался. Никто не догадался бы о причинах его ухмылки, разрезавшей пополам бледное лицо.
– Потому что он убил вашу девицу, – фыркнул джинн.
– Но мы этого не делали.
– Лжете! Лжецов надо наказывать!
– Пошли прочь! – закричал хозяин.
Но ушли они, только перевернув вверх дном весь притон. Заглянули и на чердак к Сварту, но ушли со словами:
– Ничего, здесь только какой-то мальчишка-дохляк.
Они смотрели на Сварта, как на ненужный хлам – почти не видя, скользя взглядом мимо него. А он с трудом сдерживал улыбку злорадства. Тогда он впервые подумал: «Люди – жалкие тупые твари! А я лучше, я умнее». И эта мысль со временем стала его девизом.
– У нас тоже ничего. Пошли отсюда, – заключила портовая охрана.
– Как же так, господа! – возмущались джинны. – Это сделал кто-то из этих продажных тварей, отомстили за свою!
– Доказательств нет.
– Мы этого так не оставим, – грозно пообещали джинны.
– Катитесь отсюда! – рявкнул им вслед хозяин притона, устало бормоча себе под нос: – Еще не хватало кому-то из наших мстить джиннам. Это чистое самоубийство! Ну, не прав я?
– Да, разумеется, – скромно кивал головой Сварт, привычно подсчитывая прибыль хозяина.
За три года его ни разу не уличили в воровстве. И он ни разу не ошибся в расчетах, за что заслужил некоторое доверие со стороны хозяина.
– Вот и я о том же, – ворчал тот. – Не представляю, кто его грохнул. Может, кто из команды. А сваливают на нас.
И только Сварт знал правду: это он убил джинна. Даже теперь, на плоту, он плотоядно улыбался, смакуя свою победу.
Это он незаметной тенью прокрался на паровой корабль. Никто не замечал десятилетнего мальчишку, крадущегося между тюков. Брошенные дети – почти невидимки. Но никто не подозревал, насколько они могут быть опасны с коротким ножом, украденным у вышибалы.
Убийца-джинн спал в гамаке, так крепко, будто ничего не случилось. Как будто человеческая жизнь не имела значения. Его не терзала тяжесть преступления. Тогда почему холодная рука отмщения должна была дрогнуть? Не дрогнула.
Тогда-то Сварт впервые пролил кровь, бесшумно и ловко провел лезвием по горлу огненной твари. И джинн захлебнулся. Чтобы умирающий не разбудил никого из товарищей, Сварт накрыл ему голову грязной подушкой. Так его утром и нашли, в пропитанном кровью гамаке. А новый убийца скрылся, унося с собой воспоминание, чудесное, пьянящее.
Тогда он впервые почувствовал себя если не божеством, то значимым созданием этого мира. Он убил джинна – не каждый человек сумел бы. Он убил!