Шторм. Отмеченный Судьбой (СИ)
– Может, хотя бы на сегодня забудешь о рамках приличия и выпустишь настоящего Шторма на волю?
Горячее дыхание обожгло ухо. Мурашки поползли по коже, а пах свело, словно спазмом. Александр смотрел в её блестящие глаза, изо всех сил борясь с желанием, но оно было сильнее. Краешек губы изогнулся в ухмылке – а почему, собственно, нет? Он не забирал силой, она сама отдавалась, как последняя проститутка.
От этой мысли стало тошно. Ведь всегда была такой! Неужели ему нравилось? Неужели правда думал, что лучше Кругловой никого не существовало? От собственной тупости захотелось рассмеяться в голос. Идиот! Каким же ты был идиотом, сержант!
– Пожалуй, ты права.
Губы растянулись в полноценной улыбке. Он достаточно намучился за последние полгода. Пора восполнять запас положительных эмоций, иначе скоро точно тронется умом. Скользнув взглядом к ярко-красным губам Ренаты, Александр поднял руку и запустил пальцы левой руки в густые волосы. Притянув резким движением улыбающееся лицо к себе, он впился губами в губы.
Стас криво усмехнулся. Всё шло лучше, чем ожидал. Возможно, прежний брат скоро вернётся, стоит только снова вкусить запретный плод, которого был лишён больше полутора лет. В конце концов, развратная натура возьмёт своё. Такие, как Александр, не меняются, что бы там с ним ни произошло в чёртовых горах.
Стас взял со стола стакан и залпом осушил его. Виски обожгло горло, наполнив нутро теплом, а вместе с ним – успокоением. Пусть брат нежится в объятиях Кругловой, он же пока наведёт порядок в отношениях с Соколовской.
– Мне кажется, вам надо отправиться в менее людное место. Нет?
Услышав прозвучавший вопрос, Александр оторвался от губ Ренаты. Завораживающе-похотливая улыбка на её лице продолжала возбуждать. Сука! Схватив правой рукой стакан со спиртным, Шторм вылил его содержимое в рот. Водка раскалённой лавой потекла по глотке, обжигая внутренности огнём. Крепко зажмурившись, он сделал глубокий вдох.
– Что это?!
Изумлённый возглас Кругловой пробился сквозь плотную завесу возбуждения. Тряхнув головой, Александр посмотрел на девушку, пытаясь понять, что могло её так удивить. Проследив за траекторией взгляда, он с силой стиснул челюсти. Смешанные чувства обиды, презрения и страха вдруг зашевелились внутри. Нужно было быть аккуратнее, чёрт дери!
– То, благодаря чему я вернулся домой раньше на полгода, – улыбнулся Александр, глядя на изувеченную руку.
Мгновение – и ладонь с четырьмя здоровыми пальцами поднялась над столом. Он не сводил полных боли глаз с того, что когда-то считалось полноценной рукой, продолжая глупо улыбаться.
– Мерзость какая! – сморщила нос Рената, совершенно не заботясь, что подумает, а тем более почувствует тот, кому ещё пару часов назад признавалась в любви.
Стас также сосредоточенно гипнотизировал конечность брата, но, в отличие от Кругловой, пытался скрыть истинные чувства за маской притворного сочувствия. Александр покрутил кисть перед собой и, бросив взгляд на Ренату, сказал:
– Ты права. Это самое подходящее слово, которым можно описать то, что вижу я. Мерзость. – Он не отрываясь смотрел на неё. Ответа не последовало. Сарказм явно не оценили – Однако хочется верить, что это не помешает нам провести остаток ночи так, как мы оба того хотим. Верно?
Круглова расплылась в пьяно-довольной улыбке. Четыре пальца вместо пяти – не велика потеря! Главное – всё остальное на месте.
– Абсолютно.
С этими словами она встала с дивана, таща Александра за собой. Стас довольно отсалютовал удаляющейся паре. Когда остался один, взял мобильный и в который раз набрал уже успевший врезаться в память номер телефона. Половина десятого – она не должна спать, учитывая, что завтра у неё был свободный от учёбы день. Однако ответом стала тишина.
*****
Катя вышла из подъезда в начале одиннадцатого, плотно укутавшись в тёплый кардиган. Уснуть так и не удалось, несмотря на отчаянные попытки убедить организм в необходимости отдыха. Обогнув дом, Соколовская вышла на детскую площадку, куда выходили окна её комнаты. Выбрав с детства любимую скамейку в самом дальнем углу, у раскидистого тополя, Катя села и облокотилась спиной о шершавый ствол дерева. Свет фонаря едва пробивался сквозь густую крону. Оно и к лучшему: её никто не увидит.
Прикрыв глаза и подтянув ноги к груди, она глубоко вздохнула. То ли свежий осенний воздух творил чудеса, то ли мозг устал от избытка метаний, связанных с прошлым, но на душе стало спокойнее. Дыхание выровнялось. Жаль, что нельзя было разбить во дворе палатку. На губах появилась едва заметная улыбка.
Катя не знала, сколько просидела неподвижно, наслаждаясь ночной прохладой, но, когда интуитивно ощутила, что пора сворачивать ночную воздухотерапию, совсем рядом раздался негромкий голос:
– Ты никогда не отличалась отменным здоровьем, поэтому сидеть в ночи, даже одевшись тепло, слишком неразумно и опрометчиво.
Она вздрогнула и распахнула глаза. Тусклого света было мало, но узнать его смогла бы даже в кромешной тьме. Растерянность отразилась на лице. Как он здесь оказался? И самое главное – почему был один, без неё?
Глава 2.4. Это фиаско, товарищ сержант!
Глава 2.4. Это фиаско, товарищ сержант!
– Позволишь?
Катя молча кивнула, внимательно наблюдая, как Александр медленно опустился на противоположный край скамейки, держа руки в карманах куртки.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он, не поворачиваясь. – Уже достаточно поздно. И холодно, к тому же.
Соколовская не сводила глаз с его профиля. Задумчивый, грустный, уставший…
– Я плохо сплю в последнее время.
Между ними образовалась тишина. Шторм, не двигаясь, смотрел на стену дома, скользя взглядом по горевшим окнам. Значит, проблемы были не только у него. Интересно, насколько сильно пострадала она после весенних событий?
– Последнее время – это последние полгода? – наконец повернулся к ней.
В полной тишине они смотрели друг на друга, ощущая, как пропасть длиной в несколько месяцев становится меньше. Противоположные края, как полюса магнитов, притягивались, унося обоих в самый страшный день их жизни: день, полный боли, отчаяния и страха.
Ответа на прозвучавший вопрос не последовало, но он и не был нужен, поскольку те, кто вместе прошли сквозь Ад и Чистилище, могли самостоятельно найти его в глубине блестевших тёмных глаз. Наконец нарушив безмолвное зрительное общение, Катя посмотрела на его правую руку:
– Можно?
Александр проследил за траекторией её взгляда и на доли секунды растерялся – зачем? – а затем всё же не спеша вытащил изувеченную конечность из кармана и, отвернувшись в сторону, показал её девушке.
Катя, как завороженная, смотрела на то, что некогда было полноценным указательным пальцем. Дрожь, словно судорога, прошла по телу.
– Мои колени станут последним, куда ты мог выстрелить в этой жизни. Больше у тебя такой возможности не будет.
В глазах потемнело. Дикий, неистовый крик, полный невероятной боли, когда они, издеваясь, скалились и восхищались самими собою, эхом раздался в глубинах сознания. С ресницы на щёку капнула слеза. Нет, ей не смыть то, через что он прошёл, даже целым потоком слёз.
Не до конца понимая, что делает, Катя взяла его руку в свою и поднесла к лицу. Горячую кожу обожгло холодом.
– Прости меня… – едва слышно прошептала она.
Александр растерянно наблюдал за ней, чувствуя, как глаза начинает жечь. Пульс стучал в ушах, зашкаливая. Прикосновение было самым обычным, но ощущения, которые оно вызывало, казались сродни урагану. Но, чёрт побери, что она такое говорила?..
– За что ты просишь прощения, Кать? – сорвавшимся на полуслове голосом спросил Шторм. Ладонь наконец ожила, и большой палец нежно погладил её щёку, однако спустя секунды снова замер.