Нерв
В остальном комменты легко отсортировать по половой принадлежности: ребята пишут о том, какая я симпатичная и испуганная, а девушки утверждают, что каждая из них стала бы гораздо лучшей партнершей для Иэна. Да, похоже, у него серьезная группа поддержки.
Что ж, удачи ему с сегодняшним отбором. Пока я мысленно шлю Иэну добрые пожелания, на экране всплывает реклама НЕРВа: «ПОГЛЯДИ, КТО ИГРАЕТ!» – и клипы первых игроков, отобранных для игры в прямом эфире, с двух площадок: из Вашингтона и Тампы. Через пару минут еще один баннер возвещает: «ПОГЛЯДИ, КТО СМОТРИТ!» – с фотками тех, кто уже подписался и стал Зрителем онлайн или лично участвует. Разумеется, даже публика мечтает о своей минуте славы.
Теперь, когда я приняла участие в паре испытаний, мне тоже очень хочется стать Зрителем, и, наверное, так бы я и сделала, если бы у меня уже не было планов на сегодняшний вечер. НЕРВ никуда не денется: он будет и в следующем месяце, и потом. Но прямо сейчас я хочу быть с Мэтью.
Пора выключать компьютер и браться за дела. Между заданием по математике и парой набросков для уроков по дизайну я успеваю испечь три десерта для сегодняшнего вечера. И все же время тянется так медленно!
Ровно в пять я уже в машине. Приехав в театр, я оказываюсь по уши занята: нужно всех загримировать. Для последнего спектакля каждый хочет выглядеть особенно хорошо. Но вот наступает очередь Сидни, и я чувствую, что атмосфера какая-то странная. Сидни такая веселая, шутит со всеми вокруг, но, уверена, я одна замечаю, что она избегает встречаться со мной глазами. А когда кто-то упоминает о том, как круто, что я прошла еще одно испытание, Сидни тут же меняет тему.
Вокруг разливается благоухание пионов, но Сидни отказывается говорить, кто их прислал, игнорируя расспросы и подколы. Как только я заканчиваю возиться с ее накладными ресницами, она быстро исчезает из комнаты.
Однако Мэтью быстро заставляет меня забыть о Сидни, положив руку на мою голую коленку, пока я его гримирую. Он хочет просмотреть мои ролики для НЕРВа, пока я работаю, но я говорю ему: «Прекрати вертеться!»
Он поворачивает ко мне экран телефона с еще одной рекламой НЕРВа:
– Начались онлайн-раунды в Остине. Спорим, ты бы выглядела круто в ковбойской шляпе и со шпорами? Как ты сегодня? Чувствуешь себя отчаянной, а, крошка Ви?
– Больше я водой обливаться не собираюсь, если ты об этом.
Надеюсь, что нет, потому что я обожаю мой винтажный пиджак с вышивкой и шелковую мини-юбку. Жалко только, что, пока я мечусь за сценой, приходится носить эти дурацкие туфли на плоской подошве. Сапоги с каблуками смотрелись бы гораздо лучше. Мой наряд довершает футболка с героями «Настоящей крови» и значок с кампании Джимми Картера [4], который я нашла на барахолке: идеальная деталь. Хотя парни обычно не в состоянии оценить хорошо подобранный наряд. Да и самого Джимми тоже.
Покончив с гримом и костюмами исполнителей главных ролей, я перехожу к массовке. Многие хлопают меня по плечу или выкрикивают «Дай пять!» – таким образом они отдают должное двум испытаниям, которые я прошла для НЕРВа. Я думаю о том, что нужно успеть насладиться последним спектаклем во всем его великолепии, пока каждый момент словно подвешен между щемящим чувством ностальгии и головокружительным ощущением успеха. И, может, мы с Сидни сумеем помириться еще до капустника. Особенно если я попрошу прощения.
Третий вечер подряд спектакль идет без сучка без задоринки. Сказываются, наверное, долгие месяцы репетиций, хотя вскоре от всего этого останутся только воспоминания да видеозаписи.
Во время третьего акта я стою сбоку от сцены, вдыхая аромат старого дерева и стараясь не касаться пыльного бархатного занавеса. Осторожно выглянув в зал, вижу знакомые лица. Лив и Юлай снова пришли на спектакль. На противоположной стороне, справа, я, кажется, различаю мамин профиль. Ага, вон и папа рядом с ней, рыщет взглядом по зрительному залу, будто ожидает, что я вот-вот свалюсь с балкона.
Я повторяю знакомые строки вместе с актерами – в последний раз. Правда, предстоят еще капустники, на которых фанаты-театралы покажут себя во всей красе, но это будет уже не то. Наконец, спустя час и тридцать две минуты после начала спектакля, Мэтью и Сид встречаются на сцене – воссоединение влюбленных, которое публика давно предвкушала. Он берет ее лицо в ладони, она грациозно выгибает спину. Их губы встречаются. Женщина в первом ряду испускает вздох. Мы все вздыхаем, переживая этот поцелуй.
Секунда, вторая, третья, четвертая, пятая… Какого черта? Бесконечные секунды проходят одна за другой, но объятия становятся только теснее и гораздо, гораздо чувственнее, чем того требует сценарий, и длятся они на века, на тысячелетия дольше, чем любой из их предыдущих поцелуев. В груди у меня будто что-то горит. Мэтью обнимает Сидни так крепко, что, готова поспорить, на коже у нее останутся следы.
Я провожу пальцем по потертому шнуру от занавеса, испытывая сильный соблазн дернуть и дать спектаклю новый, неожиданный конец. В театре все на ладан дышит, так что все решат – это случайность. Но, разумеется, такая девушка, как я, ничего подобного никогда не сделает.
Сидни и Мэтью, наконец, разжимают объятия и, не отрывая друг от друга глаз, переходят к своему дуэту, который перерастает в общий финал. Мимо меня проталкиваются актеры, занимают места на сцене. Грудь Сидни вздымается с последними высокими нотами, и вот уже от мелодии осталось только эхо, и раздаются громкие аплодисменты. Прикусив губу, я опускаю занавес.
Пока члены труппы выходят на поклон, я спешу к пожарному выходу. Дождя нет, и это просто чудо для весны в Сиэтле.
Совсем не так я себе представляла вечер последнего спектакля. После бесчисленных примерок, бесконечных часов в гримерке и дней, которые я провела с Сидни, разучивавшей роль, пока и сама не запомнила все до последнего слова; после трех пирогов, которые я испекла для капустника, – если кто и заслужил долгие поцелуи с Мэтью сегодня вечером, так это я.
Я плюхаюсь на металлическую ступеньку, которая сквозь шелковую ткань юбки кажется ледяной, включаю телефон и меняю свой статус со «Что-то намечается» на «Приветствуются новые идеи».
Нужно уйти, и прямо сейчас. Забыть о глупом капустнике и первом вечере на свободе. Моя так называемая лучшая подруга просто не может вынести, когда кто-то, кроме нее, оказывается на авансцене. И ведь нельзя сказать, что мое участие в испытаниях НЕРВа уменьшили ее популярность. Разве кто-нибудь еще, кроме нее, получил два букета? Интересно, они от Мэтью? А она, что она к нему чувствует? Это их объятие… Одно дело – игра на сцене, другое дело – реальность. Мои мысли лихорадочно мечутся. Может, они уже встречаются тайком? Не могу поверить, что подруга, которая однажды растянула запястье, защищая меня от хулигана, может так обманывать. Но этот поцелуй…
Дверь открывается. Неужели Сидни пришла извиниться?
Это Томми.
– Что ты здесь делаешь? – Он садится на ступеньку выше.
Я смотрю на него.
– Хотелось глотнуть свежего воздуха.
Он улыбается.
– Да, воздух тут хорош.
– Ты разве не должен руководить разбором декораций?
– Нет, до завтра ничего не будем разбирать.
– Ох, надо бы разослать всем еще одно напоминание насчет костюмов: чтобы сдали их в химчистку. Пусть даже не пытаются вернуть что-нибудь, что будет вонять, или…
– Или что?..
Я подпираю рукой подбородок.
– Я повешу их грязные костюмы прямо им на шкафчики, а сверху повешу противогаз. Или еще что-нибудь в этом роде.
Глаза Томми смеются.
– Ты же милая! Не ожидал от тебя такого.
– На «милых» воду возят.
А также на ответственных, преданных и что там еще нацарапали одноклассники в моем школьном альбоме?
Томми смотрит на меня с недоумением.
В полуоткрытую дверь доносятся обрывки смеха – актеры возвращаются в гримерки. Я оставила на туалетных столиках баночки с охлажденным кремом и салфетки, но, готова поспорить на мою недельную зарплату в «Винтаж Лав», большинство предпочтет остаться в гриме и явиться в таком виде на капустник. Им нравятся драматичные глаза и точеные скулы, которые я им сделала.