Купленная. Доминация (СИ)
— Если ты сюда явился просить за вчерашнее прощение…
— Это само собой, — не всегда мне удавалось перебить отца без должных на то последствий. Но, увы, в этот раз меня уже ничто не могло остановить. — Могу просить его хоть весь день стоя голыми коленками на сухом горохе. Только не думаю, что это кому-то и чем-то поможет в нашей не такой уж и простой ситуации. И тебе явно все мои извинения до лампочки, тем более если в них искренности ни на грош.
— Кирилл, ты опять намеренно затягиваешь с прелюдией. — в этот раз Стрельников-старший даже посмотрел на свои ручные часы, демонстрируя свое истинное к моим словоизлияниям отношение.
Не-е, ему было до меня вовсе не до лампочки, а куда хуже.
— Прости, немного волнуюсь, поскольку никогда еще не обращался к тебе с подобными просьбами. И все же, не теряю надежды быть услышанным и правильно понятым.
В этот раз он и отвечать не стал. Просто взглянул на меня едва не с вымученной тоской и кое-как (видимо) удержался, чтобы не зевнуть.
— Понимаю, прозвучит, как бред, но… А не мог бы ты отдать свою новую девочку мне? Какая тебе разница с кем проводить свои редкие свободные вечера. Найдешь еще кого-нибудь, возможно даже более подходящую для своих специфических утех…
Откровенно говоря, я ожидал от папеньки какой угодно реакции, даже небольшого рукоприкладства — там вытолкать меня взашей и пинками или вывести за ухо из кабинета. Но только не его коронного смешка с ошалевшей ухмылкой на разгладившемся от изумления лице и не подозрительного прищура глаз в мою сторону. Мол, не лишилось ли его любимое дитятко последних остатков здравого рассудка.
— Ты случаем не переборщил с обезболивающими этим утром? Что там тебе такое убойное прописали в травмпункте?
— Зря ты так. Я, между прочим, чист как стеклышко. Да, перегаром прет сильным, не отрицаю. Но в остальном, прекрасно соображаю и о чем говорю, и, соответственно, чего хочу. И это не розыгрыш. У меня реально снесло на твою шатенку голову, и я не могу успокоиться уже второй день подряд (а вот тут, пардоньте, соврал, надеюсь, не сильно заметно). Хочу ее просто до трясучки, аж скулы сводит…
— В этом месте советую угомонить своего раздухарившегося ослика. Продолжать не стоит для твоего же блага. — пока что это было сказано относительно спокойным и почти холодным голосом. Для неугомонной надежды этого, как оказалось, хватило с лихвой.
— Да ладно, пап. Как будто она у тебя такая первая. Она же тебе надоест уже через несколько месяцев, а может и намного раньше. Ты их в свое время столько перебрал… наверное, сам со счету давно сбился. Сделай хоть раз для меня столь щедрый подарок. Я же так редко тебя о чем-то подобном прошу. И то, не сколько прошу, а выбиваю разрешение сделать все так, как хочется именно мне.
— Это все? Больше никаких подпунктов не прилагается? — что-то мне не понравились ни его расслабленный тон, ни вид, с какими он мне ответил. По ходу, он так и не воспринял мои слова всерьез, продолжая списывать мое неадекватное поведение то ли на тяжелое похмелье, то ли на побочный эффект транквилизаторов.
— Учитывая, сколько я успел за вчера накосячить? — я отрицательно качнул головой, готовясь принять позицию того самого упрямого ослика, которого теперь хрена с два сдвинешь с места без помощи эвакуатора. — Я знаю, как со стороны выглядит такая просьба. И до сей поры я никогда не смотрел ни в сторону твоих женщин, ни других особо дорогих твоему сердцу личных вещей. Увы, но в этот раз я ничего не могу с собой поделать. Эта блажь сводит меня едва не с ума, при чем до такой степени, что я рискнул ввалиться в твой кабинет буквально нахрапом. Наверное, понадеялся на твою мужскую солидарность. Все-таки я твой сын, как ни крути. Должен же ты однажды встать и на мою сторону.
Я все-таки решил заткнуться, иначе буду изливать свою неугомонную душу до второго пришествия, или пока не отсохнет язык. Да и не нравилось мне, как отец смотрел на меня все это время, не перебивая и явно что-то прокручивая между своих шестеренок, перед тем как вывалить на мою частично отбитую голову свой окончательный вердикт.
— Насколько я помню, ты как-то попытался выпросить у меня где-то лет десять назад купленный мною Хаммер последней на тот момент модели. Надеюсь, ты еще помнишь, что я тебе ответил на твою почти такую же бредовую просьбу?
Еще бы. Такое хрен забудешь даже в глубокой старости при прогрессирующем Альцгеймере и полном маразме.
— Не слово в слово, но да. Если я так сильно чего-то хочу, то должен для этого выложиться в реальных действиях. Доказать, в первую очередь себе самому, что могу и способен заработать нужную мне вещь собственными силами, имеющимися способностями и хоть каким-то подобием проделанной для достижения цели работы.
— И что ты тогда после этого сделал?
— Устроился на стажировку в твою компанию. Правда свой первый Хаммер купил только через три года, еще и в рассрочку, но факт остается фактом.
— Так и в чем же проблема на этот раз?
— В том, что твоя девушка — не Хаммер. Второй такой модели, более усовершенствованной или иной "расцветки", едва ли где купишь. Про найдешь можно и не говорить. К тому же, тебе прекрасно известны чуть ли не все мои любовные предпочтения. Я редко когда могу всерьез так на кого-то запасть. В прочем, как и ты. Тут у нас опять слишком много схожих заморочек. Поэтому я сейчас тайно надеюсь, что ты к этой девушке испытываешь лишь самые банальные плотские чувства и желания. Да и не в том ты возрасте, чтобы увлекаться кем-то на полном серьезе, тем более какой-то малолетней шлюшкой, годящейся тебе во внучки.
— Надеюсь, последнее было сказано тобой не с целью обидеть меня или мою девушку, только потому, что я опять отказываюсь идти тебе на встречу. — зазвеневшие в голосе отца ледяные нотки царапнули мой слух уже знакомыми для моей задницы коготками. Кстати, моя надежда тоже скукожилась под их воздействием, как ягненок под тенью надвигающегося на свою столь легкую добычу очень голодного волка.
— Только не говори, что ты встретил ее в театре или библиотеке и сразу понял, что она твоя судьба на веки вечные. — увы, но роль запуганного до смерти барашка моему враз проснувшемуся Халку пришлась не по душе.
— Вообще-то не мне перед тобой отчитываться за то, кого и где я встретил. И уж тем более не тебе называть моих женщин шлюхами с таким видом и тоном, будто тебе известно о моей личной жизни буквально все-все-все, вплоть до размеров моего члена при эрекции и сколько раз в месяц я могу кого-то трахнуть и даже при этом кончить. У меня сложилось такое ощущение, словно ты не воспринимаешь меня, как за полноценного мужчину вообще никак и ни под каким углом. Тебя послушать, так я дряхлый старикашка, который не способен самостоятельно ни помочиться, ни прожевать твердой пищи, не получив при этом несварения желудка или заворотка кишок.
Кажется, я-таки доигрался, добившись диаметрально противоположного для себя результата. А смотреть при этом в гипнотизирующие глаза Глеба Стрельникова, слушая режущий и слух, и немощную сущность его очень доходчивый голос — не самая приятная для кого бы то ни было "процедура". Для меня так подавно.
— Я вообще-то не это имел в виду… — поздно, батенька, метаться. Сам только что своими действиями вызвал этого Дьявола на божий свет.
— Ты только что назвал Алину малолетней шлюшкой. Прямо мне в глаза, — если он уже начал меня перебивать, лишь на самую малость повысив свой уничижающий баритон, пиши уже все пропало. Можешь смело ставить на себе крест. Пощады не жди и не надейся более ни на что.
— Просто вырвалось… спонтанно… — а вот таким я точно себе никогда не нравился. Видать, что-то явно перемкнуло, если я уже перестал контролировать собственную речь.
— У тебя редко когда что-то вырывается спонтанно. А на человека, пребывающего в состоянии аффекта ты сейчас совершенно не тянешь. Возможно, ты и шел сюда плохо подготовленным, но уж следить за своим языком ты еще в состоянии. Ты не мог за одну секунду забыть о негласном правиле морального кодекса данной "компании" и входящих в нее людей, включая тебя самого.