Купленная. Доминация (СИ)

Знаешь, я готов — пусть даже всего на пять минут — поверить в то, что ты здесь не по собственной воле, и тот твой сладкоголосый стон был великолепно сыгранной подделкой.
ПРОСТО ДОКАЖИ МНЕ ЭТО СВОИМ ГРЕБАНЫМ ВЗГЛЯДОМ.
Сколько вы тут уже, а, главное, когда вы начали свои романтические свиданки? До того, как мы с тобой встретились, и ты меня поцеловала, или УЖЕ ПОСЛЕ? Для тебя та встреча хоть что-нибудь значила, или это был один из твоих излюбленных финтов, подцепить запавшего на тебя придурка, а потом бросить его с конкретным стояком посреди пустого двора?..
Лина-Алиночка. Бл*дь… Если бы я тогда знал, точно бы отодрал прямо на капоте ближайшего авто…
— Кирилл, ты не мог бы просто закончить с этим фарсом и просто отсюда уйти. И я не прошу тебя это сделать уже по-хорошему, поскольку я не посмотрю на то, что ты мой ЕДИНСТВЕННЫЙ сын и вызову сейчас сюда группу дежурных охранников, которые выволокут тебя и из моего номера, и из самого отеля буквально за шкирку. Ты добиваешься от меня именно этого? — ты просто обязана сказать спасибо отцу и зацеловать ему за это ноги. За то, что ему наконец-то удалось невозможное, просочиться в мой контуженный разум и вонзить в нужные зоны ледяные иглы своего беспристрастного голоса. Даже не представляю (и ты, кстати, тоже), чтобы случилось, не будь его рядом в эти минуты.
— Какая твоя гостья невежливая. Ни руки не подала, ни имени в ответ не назвала. — а вот здесь я точно прокололся. Не знаю почему, но мой голос впервые сорвало до напряженного хрипа, хотя внешне я продолжал оставаться все тем же бесшабашным (или безмозглым, кому, как удобнее) пиз*юком.
— Она не обязана тебе ничего ни говорить, ни, тем более, что-то делать. А тебя здесь вообще не должно быть. Может сделаешь мне одолжение и будешь наконец-то реагировать и на мое присутствие тоже? А то, боюсь, в ближайшее время на твоем горизонте будет маячить не Куршавель, а сеанс глубокой терапии у психиатра. И я, между прочем, не шучу.
— Прости, пап. Бес попутал. — если мне кого и нужно здесь благодарить за легкое протрезвление или возвращение в мир живых, то только собственного отца. Слава богу, обошлось без рукоприкладства, но его доходчивые слова и не менее пробирающий нужным воздействием на чужое сознание голос, способны и до мертвого достучаться.
Это уже потом я буду раскладывать по полочкам каждый шаг с действием своего вопиющего здесь поведения, как и анализировать с дотошной тщательностью все ляпнутые мною фразы, с чудовищным запозданием понимая, что подставил не одного лишь себя. Ну, а сейчас меня просто несло. От такого выворачивающего наизнанку шока проще свихнуться, а не делать каких-то тщедушных попыток взять под контроль своего съехавшего с катушек мистера Хайда.
И опять же… Если бы не отец и не тот момент, когда я насильно заставил себя на него посмотреть… даже не представляю, чем бы все это безумие в конечном счете закончилось.
— Сам не понимаю, что на меня нашло. Видимо, подсознательная тяга тебе насолить. Детские комплексы и психотравмы они такие… никогда не знаешь, когда долбанут по мозгам убойной дозой мочи. Я ведь маменькин сыночек, и за нее хоть в огонь, хоть в воду.
Во всяком случае, импровизация удалась на славу, хоть и не без присущей доли горькой правды. И, судя по едва уловимой реакции отца, она мне выиграла почти 96 % желаемого эффекта. Остальные четыре все еще отражались в его подозрительном прищуре — в беспардонно вскрывающем мою черепушку уничижающем взгляде. Закопать меня прямо сейчас на этом самом месте он жаждал не меньше, чем за минуту до этого.
— Если бы ты так рвал за нее свое очко и нервы, то не торчал бы здесь сейчас подобно жалкому паяцу с очень дешевым сценическим номером. И если ты не уберешься отсюда в ближайшие тридцать секунд, ни в какой Куршавель ты сегодня уже не полетишь, как и куда-либо еще до конца этого года.
— Ты прав, увы… Я малость затянул со своим запоздалым визитом вежливости. Поэтому, искренне раскаиваюсь и приношу свои глубочайшие извинения за все-все то плохое, что успел тут наворотить. — я начал делать пятящиеся к центру гостиной шаги, пытаясь изобразить неуместное сожаление и… выхватить за эти несчастные секунды с перепуганного личика Стрекозы последние доказательства ее реального здесь пребывания. — "Был неправ. Вспылил. Но теперь считаю свое предложение безобразной ошибкой. Раскаиваюсь, прошу дать возможность загладить, искупить. Все. Ушел."
 
А может просто… жаждал вцепиться в твой взгляд мертвой хваткой и не отпускать до тех пор, пока ты не взмолишься о пощаде. Не дать тебе ни единого шанса на спасительное всплытие. Ты же мне не дала…
 ГЛАВА десятая 
 
— И не вздумай мне сейчас говорить, будто ты в полном порядке. — наверное, я теперь уже до конца своей жизни буду воспринимать этот голос не иначе, как за божественный или что-то близкое к этому. Праведный, отрезвляющий, возвращающий к жизни, но и так же способный убить тебя одной лишь сменой тональности с неприкрытым смыслом сказанных им слов. Поэтому да… дьявольский тоже. Но, правда, еще не скоро и не сейчас.
Сейчас я банально вырвана из реальности, выпотрошена и заполнена горячим воздухом не пойми какого содержания. Он просто меня душил изнутри, выжигая своим кипятком по венам, артериям и даже мельчайшим капиллярам. Удивительно, как еще моя кожа не пузырилась и не обугливалась, хотя ощущения были именно такими — будто меня жгли намеренно долго и планомерно, доводя мое состояние до желаемого результата. И это просто чудо, что я все еще стояла на ногах, не билась в истерике и не тряслась в предсмертных судорогах, мысленно выпрашивая у всевышнего скорейшего избавления от всех моих мучений.
— Я и не собиралась… — впервые за прошедшие пять (или все-таки больше?) минут только что пережитого мною ада я сумела подать свой голос и… посмотреть на Глеба. И… после этого меня не убило и не разорвало на кровавые ошметки, пусть мне и казалось, что это просто должно было произойти при любом раскладе. Именно ДОЛЖНО.
— А если бы и сказала то, скорее, по инерции.
Он ведь уехал? Он действительно в этот раз уехал и уже навсегда?
Не думала я, что стану искать спасительного убежища в лице Глеба. Скорее наоборот, я должна была искать все мыслимые и немыслимые лазейки к своему отступлению и постыдному бегству.
Ну скажи же ему уже, бл*дь. Скажи правду, пока она еще не выглядит вековым скелетом в твоем тайном шкафу и не покрылась неподъемным слоем пыли из будущих кружев лжи и наглого вранья. Пока вас еще связывает только одна ночь, только один маленький узелок крышесносного секса, без официальных клятв в верности и вечной любви. Это же так просто. Нет ничего проще, чем сказать ПРАВДУ.
— Думаю, в этот раз он уже не рискнет вернуться. Даже не представляю, что еще должно случиться, чтобы сподвигнуть Кирилла на подобное безумство в очередной раз. Не таким я его воспитывал… и тем горько признавать в этом свое личное поражение, как отца. — неужели Глеб так ничего и не заподозрил? Просто поверил сыну, что тот устроил свой спектакль в отместку за обманутую его отцом мать?
Честно говоря, я и сама была готова в это поверить. В какой-то момент, когда этот сумасшедший Ромео+Оттело (два в одном) совершил финальный маневр со своим эффектным возвращением, буквально впившись в меня до смерти пугающим взглядом, я была не просто убеждена, а именно уверена на все сто, что катастрофы на этот раз избежать не получится. Если до этого мне никогда еще не приходилось видеть людей, балансирующих на самой грани между и между… то сегодня я узнала, что же это такое в действительности на собственной шкуре. Казалось, я не то, что смотрела и покрывалась изнутри очень болезненной парализацией, выкручивающей и легкие, и сердце, и даже желудок с кишками в одно сплошное месиво… но и чувствовала то, что происходило с Ним. Так остро и так глубоко, будто в меня с каждым его приближающимся шагом выстреливали очередным залпом из крупнокалиберного дробовика. Чем ближе, тем больнее, потому что зона поражения сужается до минимума, и каждая дробина достигает своей цели без возможности увернуться и хоть как-то уцелеть.