Райские птички (ЛП)

Он долго смотрел на меня.
— Да, — просто ответил он.
Как будто все было так легко.
Тишина в комнате раскачивалась, как маятник.
— Значит, теперь ты меня убьешь? — сказала я решительно, гнев снова исчез.
Почему я борюсь за жизнь? Неужели умереть так плохо? Я получу передышку, обрету покой. Может быть, еще увижусь с ней. Понюхаю ее волосы. Прикоснусь к ее кудряшкам.
Мое сердце сжалось так больно, что, будь у меня сейчас его пистолет, я бы выстрелила в себя.
Все обещания исчезли в темноте. Я сделала то, чего не должна была. Я начала думать о ней.
Эта боль была парализующей.
— Да, — повторил он, не замечая ножей, прокалывающих каждый дюйм моей кожи.
Я ждала. Смотрела. Надеялась, что он поднимет пистолет и покончит с моей болью и страданием.
— Хорошо, — прошептала я.
Забавно, но это было бы мое последнее слово. Оно должно быть поэтичным? Нет. Все равно никто не услышит. Просто черная дыра в форме человека, которому глубоко наплевать, кто там что-то говорит.
— До свидания, — он поднял руку, чтобы я больше не смотрела в ледяную синеву его глаз, я увидела черную бездну ствола пистолета.
Грохот пули заглушил все.
Даже мою боль.
Комментарий к Глава 1
*Агорафо́бия — боязнь открытого пространства, открытых дверей; расстройство психики. Проявляется в бессознательном виде как защитный механизм. Эта фобия может быть получена в реальной жизни из-за страха чего-то, что связано с людьми и эмоциональными травмами от людей. Также может быть получена в результате каких-либо сильнейших эмоциональных потрясений.
*Фрила́нсер — свободный работник.
========== Глава 2 ==========
— Я не мертва, — говорю я после нескольких секунд, что последовали за грохотом выстрела.
Он сунул оружие за пояс брюк.
— Нет, — согласился он.
Пыль мирно падала с потолка, свидетельствуя о холостой пуле.
— Почему? — спросила я.
Не знаю, разочаровалась ли я или испытала облегчение. Внутри была пустота. Теперь я поняла, каким картонным существом я стала.
Или всегда была такой?
Нет, раньше, когда у меня была она, мой маленький ангел, на котором можно было сосредоточиться посреди ада, я была чем-то большим, чем картон. Я отдала ей свою последнюю жизнь, свою радость. Все это умерло вместе с ней.
— Потому что, — сказал он, пробуя слова на вкус, словно не был уверен. — Потому что это было бы жалко, — продолжил он, наконец, его лицо было пустым, таким же бездушным, как и его голос, и моя душа.
Он подошел ко мне быстрыми, целеустремленными шагами. Никаких колебаний. Сунул руку в карман куртки и вытащил нож.
Я даже не вздрогнула.
Хотя должна. Именно так поступали все, когда люди в масках связывали их, говорили, что убьют, а потом набрасывались с ножом. Возможно, именно так и поступали люди. Не я.
Потом он наклонился надо мной и перерезал веревки, и я решила, что мне это, несомненно, померещилось, потому что это было единственным объяснением его чистого и океанского запаха, плывущего в воздухе. Я знала, что у меня есть психологические проблемы, но официально я не сумасшедшая. Но почему запах моего потенциального убийцы казался приятным?
— Жалко, — повторил он, стоя передо мной и внимательно разглядывая. — Ты и так сама по себе несчастна. Убить тебя было бы еще хуже. Я не делаю ничего жалкого, — продолжал он холодным и недобрым голосом.
Он повернулся, словно собирался уйти. Я наблюдала, как он пересек комнату, подошел к двери, окутал ее своей тенью, а затем повернулся.
— Пойми, что твое дальнейшее выживание не останется тайной, — он огляделся. — Если ты так это называешь, — затем его глаза сфокусировались на мне. — Если ты хочешь продолжать жить, существовать, тебе, возможно, придется стать невидимой для таких людей, как я.
А потом он исчез.
Остался только его запах.
***
Он
— Все готово? — спросил бесстрастный голос в трубке.
Он захлопнул дверь своего дома. Он был жестоким человеком по профессии, по необходимости. Не от природы.
— Дело сделано, — солгал он.
Еще одна необходимость в его профессии - ложь. Она, как кровь и пули, была его хлебом с маслом. Хотя он лгал только мишеням. Или людям, через которых он должен был пройти, чтобы добраться до цели. Сейчас это было так же просто, как убить. А убивать было так же легко, как дышать.
Но не для тех, кто ему платил. Не было никакой необходимости лгать им. Он не будет нести финансовой ответственности. В этом не было необходимости. И опасности. Особенно учитывая этого клиента.
Жизнь во лжи легче распутать, чем жизнь в правде.
Вот почему он жил невидимым. Никакой правды.
Но сейчас он нарушил все свои правила.
Для нее.
— Хорошо, — сказал голос.
Он налил себе водки.
— Деньги будут на счету. Было приятно работать с тобой, паршивец.
Он воспринял это как прощание и повесил трубку. Он не говорил любезностей.
Особенно этому клиенту.
Он здорово облажался.
Он никогда не делал этого раньше.
Никогда.
А теперь все из-за нее. Жалкая, сломленная и слабая женщина, лишенная страха, самосохранения, достоинства.
Он отхлебнул водки.
«Нет, не совсем без достоинства», — подумал он, направляясь к черной дубовой двери своей личной библиотеки. Та, что пряталась в дальнем конце дома, а не та, что хвасталась величием и богатством, чем откровенно занимались прежние владельцы поместья.
В этой девушке было спокойное достоинство. Она принимала свою смерть.
Он прошел через комнату, открыв дверь, скрытую в книжных шкафах. Зажегся свет, тускло освещая рамы, загромождавшие укромные пространство.
Он подошел к своему любимому экземпляру и задумчиво провел пальцами по стеклу.
Она не была красавицей. Нет, что-то мешало ей быть просто красивой. Ее тусклые волосы, желтоватая кожа, сухие губы. Затяжной запах смерти и печали. На нее было почти больно смотреть. Но ее глаза очень жестокие на фоне серой кожи. Они не давали ему прикончить ее.
Не это ли помешало ему? Этот болезненный взгляд?
Он осмотрел существо за стеклом.
Или он хотел добавить ее к своей коллекции? Что-то редкое?
Он не совсем понимал, кто она такая, но она была чем-то уникальным.
Он еще может убить ее. Это было бы разумно, пока слух не дошел до нужных ушей.
Он неторопливо подошел к кожаному креслу посреди комнаты.
— Да, это было бы умно, — пробормотал он себе под нос, глядя на мертвые существа на стене, представляя, как она завершает комнату своей застывшей и пойманной в ловушку красотой.
Он еще не закончил с ней, это точно. Он не смог бы, даже если бы хотел. Она — осложнение. А ему не нужны сложности.
Ее смерть была бы проще.
***
Элизабет
После того, как он развязал меня, я не двигалась. Несколько часов. Взошло солнце. Снова село. И я застыла на месте, поглощенная тяжестью своего ужаса, реальности, которую он оставил.
Я дернулась в какой-то момент, когда темнота окутала комнату. Мои мышцы напряглись, протестующе закричали. Как и мой полный мочевой пузырь, и пустой желудок. Тело кричало на меня за мое пренебрежение. Но иначе я бы развалилась внутри. Кто-то вошел в мой дом, в мое пространство. Единственное безопасное место, которое осталось на этой планете.
Видимо, на самом деле я никогда не была в безопасности.
В то время я много о чем подумала.
Об этих глазах и о том, сколько людей видели их перед самым концом. Интересно, так ли они пусты, как кажутся? Многие люди думали, что все гораздо больше, чем кажется, что всегда есть причины для бессмысленных вещей.
Но мы лишь цепляемся за это, потому что мысль, что кто-то может быть настолько злым, безжалостным, пустым, не может уложиться в голове. Ведь мы думали, что люди защитят нас от монстров.
Нет, это мы были чудовищами.
Я знала, потому что была с ними знакома.
И пока мочевой пузырь не лопнул, я думала о том единственном чудовище, которое сделало меня такой.