Райские птички (ЛП)

И он ждал.
Сколько бы я ни пряталась в темноте, как трусиха, я не слышала ни его вздохов, ни топота ног, ни даже грубого выдоха.
Еще я знала, что он будет стоять там, сколько бы я ни сжималась.
Одно дело - самой рухнуть в небытие. Стыд от такого поступка был достаточно тяжел от одиночества. Совсем другое дело, когда за тобой наблюдает незнакомец.
Не просто незнакомец.
Он.
Он был чем-то гораздо большим, чем незнакомец. Как человек, намеревавшийся убить тебя, мог быть незнакомцем? Он был мне ближе, чем любой любовник, не то чтобы у меня когда-либо был любовник. Ближе, потому что он держал мое жалкое существование в своих бескровных руках.
Я медленно высвободилась из шара, мои мышцы болели, расслабляясь из напряженного положения.
Он молча ждал, пока я подталкивала свое свинцовое тело вверх, борясь с тяжестью воздуха, и села. Он не двинулся, чтобы помочь мне, даже не моргнул.
Мои ладони уперлись в матрас, отталкивая мягкую ткань, так что мои тонкие ноги безвольно свисали с края кровати в нескольких дюймах от пола. Я была в роскошной черной пижаме, которую сама не надевала. Кости моих коленей торчали сквозь ткань, как у скелета, как будто я труп, а не живой дышащий человек. Хотя была ли я человеком? Я этого не чувствовала. Труп ближе по описанию.
Я долго рассматривала свои обломанные ногти. Мои глаза медленно поднялись к его бедрам, пиджаку его костюма.
— Я не знаю твоего имени.
Не уверена, сказала ли я это, чтобы отвлечься от сокрушительного веса его первых слов и его очевидной конкретной решимости вытащить меня из постели, или я действительно хотела знать его имя. Мне хотелось высосать всю информацию об этом ужасающем, магнетическом и смертельно опасном человеке.
В его глазах мелькнуло едва заметное удивление, прежде чем они закрылись.
— Какое это имеет значение?
Я моргнула.
— Думаю, я имею право знать имя своего потенциального убийцы, — я сделала паузу. — Имя своего похитителя.
Он посмотрел на меня. Не в той отсутствующей комедийной манере, которая раньше так раздражала. Нет, он уделял мне всё свое внимание, и это было тяжелее, чем воздух внешнего мира, давящий на меня.
— Ты хочешь знать имя своего похитителя?
Я кивнула, хотя движение было почти невозможным под тяжестью его взгляда.
— Элизабет Хелен Аид, — плавно сказал он.
Он назвал мое имя.
Я нахмурилась.
Ему не нужно было говорить, чтобы понять, что я хочу сказать. Он просто отступил назад, чтобы была видна открытая дверь.
— Ты не моя пленница, — сказал он. — Ты можешь уйти.
Не знаю, кто смотрел на меня пристальнее, с большим укором - он или дверь.
Как всегда воцарилась тишина. Но она кланялась ему. Он контролировал эту тишину, этот пустой воздух: он мог заполнить его или забрать в любой момент.
— Ты сама себе пленница. Если кто-то здесь и похититель, так это ты, — его глаза были лезвиями бритвы, пронзающими меня насквозь. — Ты сама себе убийца. Если бы ты не была подключена к капельнице, ты бы умерла.
Я прикусила губу. Сильно.
Металлическая кровь потекла изо рта. Эта боль расслабила меня. Я где-то читала, что некоторые люди кусают губы, потому что их кровь выделяет некое успокаивающее химическое вещество.
— Имена - это просто ярлыки, которые нам дают другие. Они ничего не значат, — сказал он, наблюдая, как мои зубы двигаются по губам. — Что изменится, когда ты узнаешь моё?
— Ты же моё знаешь, — возразила я. — И это даст мне возможность как-то называть тебя.
Его взгляд переместился с моих губ на глаза.
— А зачем тебе вообще меня называть? Я для тебя ничто, как и ты для меня.
Я напряглась.
— Если я ничто, то почему нахожусь здесь? — спросила я слабым голосом.
— Потому что это нигде, — сказал он. — А я никто. Если хочешь выжить, запомни это, — он сделал шаг назад. — И ты вылезешь из этой гребаной кровати. Если ты этого не сделаешь, я убью тебя.
И с этим обещанием, столь же конкретным, как и его решимость, он вышел.
Он не шагал с яростью, которая скрывалась за его ровными словами и пустым взглядом. Нет, он шел целеустремленно, спокойно, тихо закрыв за собой дверь, оставив обещание смерти над моей головой.
Я не хорошо с ним знакома, но здравый смысл давно покинул меня, так же как надежда и вера. Так что я знала, если правда не выберусь из этой постели, то умру.
В его руках.
Мне просто нужно понять, хочу ли я жить.
Что за жизнь ждет меня за этой дверью?
С ним.
========== Глава 5 ==========
Я встала с кровати.
Потребовалось много времени, чтобы собрать остатки скудной силы, но я справилась.
Когда мои ноги впервые коснулись пола, они подкосились, и я упала.
Я долго лежала, прижавшись щекой к ковру, играя нитками, прослеживая замысловатый узор. В голове крутилась мысль просто остаться там, позволить своему телу увянуть, разложиться на дорогом ковре.
Затем я снова встала, упираясь на прикроватный столик, на мебель в качестве костылей, чтобы добраться до открытой двери ванной.
Она была похожа на пещеру: холодная и ослепительно белая, поэтому мне пришлось несколько раз моргнуть, чтобы сфокусировать зрение. Опять же, все это было с острыми краями, как и владелец. Я догадывалась, что каждый квадратный дюйм этой обители, этой тюрьмы порежут меня, как только моя защита ослабнет.
С другой стороны, у меня не было защиты, поэтому всё резало меня.
Мои шаги были медленными, направленными сначала к туалету в углу. Я лениво размышляла об этих смущающих потребностях и о том, как они удовлетворялись, когда я не могла встать с кровати.
Пока я хромала через комнату, то предположила, что ко мне был подключен катетер. Змея стыда скользнула по моей коже от осознания того, что ему приходится иметь дело с моими основными потребностями.
Стыд не задержался надолго: в моем мозгу уже не было места для этого. Я старалась отвлечься от всего, что грохотало у меня в голове. И это было сложно. Мое тело было хрупким, каждая косточка виднелась под прозрачной кожей, но оно было тяжелым, как свинец. За время, проведенное в постели, мои мышцы вряд ли смогут выдержать даже вес трупа.
Но трупы всегда тяжелее, чем тела живых.
Я вспомнила, как давил мне на грудь мой крошечный ребенок. Как ее тяжесть раздробила мои ребра, разорвала мое сердце.
Мне пришлось ухватиться за стену, чтобы не рухнуть при одном воспоминании об этом моменте. Тот момент, который я постоянно носила с собой. Тот, который я всегда буду носить с собой. Тот, с которым меня похоронят.
Интересно, скоро ли будут эти похороны?
В тот момент, когда мое дыхание стало болезненным, когда комната то появлялась, то исчезала из фокуса, когда на меня нападали образы моего мертвого ребенка, я надеялась, что это произойдет скоро.
Но я слишком труслива, чтобы умереть самой. Так я и стояла, держась за стену, держась за себя, порезавшись об острые края.
А потом я побрела к ванне. Там была душевая кабина размером с гардеробную, но я не могла стоять, потому что не доверяла себе это.
Моя одежда - не моя, а убийцы - валялась на полу. Я шагнула в пустую ванну и села.
Только когда по рукам побежали мурашки, а зубы застучали, я поняла, что ванна пуста, и я забыла включить воду.
Я моргнула, мне пришлось ползти на четвереньках, чтобы дотянуться до крана.
Один вентиль для горячей, другой для холодной. Я покрутила горячую. Пар быстро и неуклонно поднимался от обжигающей воды, которая впивалась в мое тело, оставляя красные следы. Я не вздрогнула, ничего не сделала. Я хотела, чтобы вода содрала всю кожу моего тела, может быть, получится стереть грязь, которую я чувствовала.
Но я знала, что это не так.
Я родилась с грязью и кровью.
Ничто этого не изменит.
Только могила.
Я споткнулась.
Не потому, что я была неуклюжим ребенком. Нет, я поставила себе задачу не быть неуклюжей. Дамы не могут. Это мне мама сказала. Дамы были сдержанны, хорошо разбирались в застольных манерах и всегда знали, какую обувь надеть по любому поводу.