Неизведанные гати судьбы (СИ)

— Богуслав Ярославич, так что ты предлагаешь делать, ежели в наши земли забредут беглые каторжники? — спросил мой отец.
— Думаю, что сначала надобно будет с ними поговорить по душам, но в присутствии наших женщин, которые даже малую ложь за версту чувствуют. Ежели человек окажется чист душою и действительно борется за свободу своей страны и народа, то мы накормим его, дадим немного времени дабы он отдохнул и набрался сил, а потом отпустим на все четыре стороны. Пусть идёт куда хочет. А вот ежели к нам забредёт какой-нибудь душегуб с чёрной душой, который корысти ради проливал чужую кровь как водицу, то такого татя мы обязаны повязать и отправить в уезд к жандармам.
Всё что нам говорил дед Богуслав, в кабинете моего отца, вскоре начало сбываться, причём в самых мрачных проявлениях. В конце осени среди торговцев и жителей уездных городов вовсю гуляли слухи, в которых всё чаще и чаще звучали мысли, что скорей бы закончилась война, пускай даже армия и флот Российской империи проиграют Японии, зато вновь наступит мир и спокойная жизнь. Но уже в средине следующей зимы, до нашего поселения дошли ещё более жуткие вести. В самой столице империи, состоялось мирное шествие петербургских рабочих к Зимнему дворцу. Их надоумил, отнести императору коллективную петицию о рабочих нуждах, местный поп Гапон. Мирное шествие остановили имперские солдаты, стоящие на страже вокруг дворца, и приказали всем разойтись по домам, а когда пришедшие рабочие попытались прорваться сквозь оцепление солдат, военные чиновники отдали приказ стрелять в безоружных людей. В результате кровавой бойни погибли несколько сотен человек.
Первого беглого каторжника привели в наше поселение в самом конце весны. Его скрутили в урмане неразлучные братья Доброслав и Любомир, когда тот напал на Неждану, собирающую лечебные травы, и попытался её изнасиловать. На счастье моей сестры, её муж со своим братом недалеко осматривали дерево на наличие дупла с лесными пчёлами. Мужика восточного вида быстро оттащили от Нежданы, хорошенько набив ему морду, а потом тщательно обыскав, крепко связали верёвками. Допросить беглого каторжника в нашей Управе не получилось, так как он не хотел отвечать на вопросы деда Богуслава и моего отца, а только лишь злобно ругался на какой-то жуткой смеси состоящей из русских и уйгурских слов. Наглец грозил всем присутствующим в Управе жителям поселения страшной карой от каких-то очень влиятельных и уважаемых людей. Увидев, что беглый каторжник совсем не хочет ни с кем говорить, а только лишь злобно кидается на мирно стоящих людей, дед Богуслав поручил неразлучным братьям отвезти его в уезд и сдать жандармам, сообщив заодно, при каких условиях они насильника задержали.
Если бы Богуслав Ярославич и мой отец тогда знали, какая злобная и мстительная душонка у пойманного каторжника, то сами бы удавили его прямо в Управе. Потому что, примерно через три месяца, когда мы с дедом Богуславом возвращались в поселение с одного из островов, где шло строительство большого схрона, при нашем выходе из болота со стороны леса раздался выстрел. Так как я шёл через высокие камыши на несколько шагов позади деда, то стрелявший не мог меня видеть. Присев на корточки в камышах, я успел сдёрнуть с плеча ружьё, а после снял наплечный мешок. Тихонько пробравшись вперед, я увидел лежащего без сознания деда Богуслава, на его правом плече разрасталось кровавое пятно. Достав из своего мешка нарезанную холстину, я туго перевязал кровоточащую рану на плече. Спустя некоторое время послышались приближающиеся шаги, похоже стрелявший решил проверить результат своего выстрела. Мне пришлось проползти несколько саженей вперед, смещаясь немного вправо от тропы. Едва ближайшие ко мне камыши раздвинулись, и за ними появился чужак, я не раздумывая выстрелил ему в левый бок. Он рухнул как подкошенный, а на его мёртвом лице застыло удивление и непонимание. Подойдя к убитому и внимательно осмотрев его, я сразу узнал беглого каторжника, которого поймали и передали в уездный Особый отдел Доброслав и Любомир. Скорее всего, он вновь сбежал с каторги, чтобы жестоко отомстить деду Богуславу, за то, что он приказал сдать беглеца жандармам. Судя по всему, при побеге этот тать убил охранявшего его солдата. Иначе откуда у беглого каторжанина взялась армейская винтовка? Оставив лежать в камышах труп каторжника, я снова осмотрел раненого, нажал нужные точки на его теле, чтобы остановить кровотечение. Дед был живой, но находился без сознания, так как по-видимому потерял много крови. Недолго думая, я добежал до леса, где сделав большую волокушу вернулся к деду. Закрепив его верёвками на волокуше, я забрал свои вещи и всё оружие, после чего направился на базу наблюдения, ибо только там могли помочь раненому Богуславу Ярославичу.
 
На базе меня уже поджидали. Сабур через свою систему наблюдения увидел как я тащил через болото волокушу с раненым разумным и сообщил об этом моему деду, который находился на дежурстве. Богуслава Ярославича поместили в медицинскую капсулу, и лишь когда Медик базы сказал, что угрозы для жизни разумного больше нет, я смог спокойно вздохнуть.
Когда я уходил, Сабур сказал, что доставленному разумному придётся навсегда остаться на базе. Мне необходимо будет рассказать для жителей поселения достоверную легенду, что беглый каторжник тяжело ранил Богуслава Ярославича, а пока я устраивал засаду и уничтожал душегуба, раненый дед попытался отползти в сторону, но провалился в трясину. Тело убийцы, его оружие, а также пролитая на тропе в камышах кровь, будет надёжным подтверждением сказанного.
Так мне и пришлось сделать. Когда я вернулся на место, где был ранен дед Богуслав, мне пришлось создать ложную тропу до ближайшей топи. Натёкшей, но ещё не до конца застывшей крови, хватило чтобы обозначить кровавый след. После всего сделанного, я сходил на остров, где подготавливали большой схрон, и рассказал поселянам, что Богуслава Ярославича больше нет. Все сразу же прекратили строительство и отправились со мной на место нападения. Многие тут же опознали беглого каторжника, пойманного по весне братьями-бортниками.
Возвратившись в поселение, жители отнесли труп каторжника в ледник находящийся во дворе Управы, а в уезд отправили посыльного, чтобы сообщить властям о случившемся на болоте. Всех жителей сразу предупредили, что если их будут спрашивать представители власти о том, что они делали на болоте, то всем следует отвечать, что ходили смотреть где лучше всего уродилась клюква. Когда люди разошлись по домам и мы остались вдвоём с отцом, я ему честно рассказал, как всё происходило на самом деле, и что жизни деда Богуслава уже больше ничего не угрожает. Услышав окончание моего рассказа у отца словно тяжёлый камень с груди упал, его довольно хмурый взгляд развеялся, он лишь ненадолго задумался, а потом взглянув мне в глаза сказал, что я всё правильно сделал. После чего, мы пошли домой ужинать…
Через день, с раннего утра, в наше поселение на бричках прибыли два жандармских унтер-офицера в сопровождении отряда казаков и одной подводы. Меня вызвали в Управу первым и обо всём подробно опросили. После этого, мы прошли в холодную где я им показал труп беглого каторжника. Они опознали его, сказав что это их клиент. Затем я принёс из дома винтовку убитого, и высказал предположение, что возможно душегуб убил своего охранника и таким образом завладел его оружием. Жандармы сказали мне, что обязательно проверят это, а посему забирают винтовку в качестве улики. Потом мне пришлось сопровождать их к болоту. Они всё внимательно осмотрели, постоянно спрашивая как и откуда мы шли, куда я пополз после выстрела, а куда дед. Затем они всё зарисовали, и мы вернулись в Управу поселения.
 
Увидев вернувшихся жандармов мой отец спросил:
— Что теперь будет с моим сыном? Ведь он застрелил беглого каторжника.
— Не волнуйтесь вы так, Ярослав Всеволодович, ничего вашему сыну не грозит, — ответил отцу унтер-офицер, выполняющий обязанности старшего представителя власти. — Демид Ярославич всего лишь защищался от вооружённого преступника. Он нам всё честно рассказал и показал, так что к нему вопросов у нас больше нет. Пусть спокойно идёт домой. Мы только винтовку убитого заберём, так как она является уликой в этом деле.