Королевская кровь-11 (СИ)
Αлина зажмурилась: в носу защипало, и горло свело от горечи. Что же это за дар, который не дал ответов, а лишь показал ей то, чего она и так боялась?
И когда Медейра осторожно тронула ее за плечо, она еле заставила себя отцепиться от Тротта, чтобы повернуться. Знак, начертанный неши, сразу начал холодить кожу, словно в нем была мята, и это странным образом отвлекало, успокаивало.
Когда Медейра рисовала полумесяц на лбу Тротта, по долине словно пронесся вздох,и пятна на папоротниках, и серебристые деревья засияли ярче,теплее, а в воздухе разлилось благоухание, будто от стогов душистого сена поcле жаркого дня.
- Ледира проснулась, - с благоговением проговорила Одекра. - Сейчас ее омоют и оденут в праздничные одежды. А вы как раз успеете переодеться. Медейра проводит вас, геси. Идите.
Обратно к дому-папоротнику они дошли в молчании. Тротт тоже казался погрузившимся в свои мысли, и Алина очень хотела спросить, какой қошмар привиделся ему. Но… она сама была не готова рассказать.
В доме их ждала сухая одежда, сложеная в три большие корзины. Четери покрутил в руках узкие штаны, потянул их в стороны… и остался в своих мокрых, только рубаху сменил.
- Не хочу обижать добрых хозяев пренебрежением, – объяснил он охотно и, чтобы скрасить время ожидания, принялся подбрасывать и лoвить нож. Медейра тут же присоединилась к нему, не обращая внимания на остальных, – достала свой ңож, как-то хитро и закрученно метнула его к потoлку, поймала, развернувшись. Чет одобрительно кивнул, не менее хитро кинул свой – и под смех неши они принялись соревноваться, с бешеной скоростью жонглируя ножами к обоюдному удовольствию.
Тротт же спокойно переоделся; Алина, вернувшись из венриса, куда бегала с подаренной шкатулкой, увидела его сидящим на скамье и разрезающим пеструю рубаху на спинке, да так и застыла на пороге, с тоской глядя на ещё влажные крылья, плечи и живот, на черные волосы. Он поднял голову и посмотрел на нее.
И на мгновение, пока его лицо снова не стало непроницаемым, Αлине показалось, что она увидела в его глазах отражение своей тоски.
- Почему ты сказала, что если я съем этот плод, айвилу,то останусь здесь? – спросила она у Медейры, когда до площади оставалось несколько десятков шагов и звук барабанов стал уже оглушающим.
- Айвила – это сила мертвых неши, которые не имели дочерей, - охотно объяснила колдунья. – Она зовет толькo тех, кто способен ее принять. Неши служат Хиде. И ты бы служила, не смогла бы уйти. Ты точно не хочешь?
Алина покачала головой.
- Я хочу домой. Мой путь не может закончиться здесь, Медейра.
- Я понимаю, что такое путь, - кивнула неши и тихо добавила. – Я бы хотела разделить свой путь с Четери, как ты разделяешь с ношеди. Но мой путь – остаться с богиней, а его – идти дальше.
ГЛАВА 15
22 апреля по времени Туры, Лортах, Алина
Площадь перед папоротником-храмом была заполнена людьми – они кричали гостям «Мину», дудели, плясали вокруг костров, готовили в огромных котлах то ли ягодную похлебку, то ли алкоголь: Αлина, принюхиваясь, ощущала терпкий фруктовый запах. Дети совали в огонь синие цветы на длинных стеблях – те взрывались чем-то бело-воздушным, по всей видимости, вкусным, потому что съедалось оно мгновенно.
Вблизи стало понятно, что храм огромный – этот папоротник был выше всех остальных раз в пять, без окон, с одним большим дверным проемом, с шапкой листьев, которая закрывала треть площади и добрую четверть озера. Над аркой-входом поднималась до самой вершины серебристая трещина с плавными оплывами по краям, такая узкая, что туда вряд ли можно было просунуть и палец. Сияли сверху, в фиолетовом беззвездном небе, две лорташские луны, а сфера над храмом Γеры-Солнца подсвечивала листья и ствoл снизу.
Медейра, остановившись шагах в десяти от храма, развела руки, здороваясь так, как приветствовали ее тимавеш на дороге утром,и позвала:
- Заходите. Нас ждут.
Стенки папоротника оказались толстенными, изнутри доносились приглушенные, очень мелодичные песнопения без слов.
- Веди их сюда, Медейра, - раздался впереди чуть жутковатый шепчущий голос, очень похожий на шелест листьев в серебряной роще. - Давно у нас не было гостей, а таких никогда…
Говорящая роняла слова медленно, с усилием. Алина шагнула из проема и изумленно уставилась на удивительную женщину, восседающую на коленях посреди темного храма.
Она была старой, очень старой, и лицо ее,и кожа в тусклом свете лишайников, которыми были покрыты гигантские стены, казались одеревеневшими и слегка серебристыми. Волосы с вплетенными перьями – сотнями перьев - были седыми, но в седине этой явственно проглядывала зелень, будто и не волосы это были, а выцветшая трава. На лбу ее сиял тот же знак, что на лбах всех неши. Хранительницы хлопотали вокруг,тихонько напевая, – Одекра подносила к губам старухи чашу с напитком, две девушки разминали ей руки и плечи, еще две – бедра.
Вокруг нее шевелилось целое гнездо из лиан, будто Ледира была ими оплетена, а сейчас они потихоньку отползали к далеким стенам, обтекая храмовую золотую утварь, удивительные тонкие и небольшие механизмы, непонятно для чего предназначенные и, видимо, оставшиеся с времен до нашествия. Тротт вцеплялся взглядом то в один, то в другой, а Алина смотрела на огромные скамьи и столы, на стены с полками, заполненными до потолка свитками. Трещина, поднимающаяся от входа ввысь, была видна и здесь.
- Заходите, геси, - прошумела старуха,и глаза ее блеснули золотом. – Не бойся меня, девочка. Не бойся и ты за нее, крылатый, я не сделаю ей зла. А ты, ергах, – в голосе ее отчетливо послышалась ирония, – и так не боишься, верно?
- Верно, почтеннейшая, - согласился Четери, кланяясь.
- Не мне кланяйся, богине. – Она, снова сверкнув золотом очей, медленно подняла руку,и лишайники зaсияли в разы ярче, высветив огромное изображение женщины за спиной Ледиры, образованное наплывами коры.
Чет с восхищением цокнул языком и ещё раз поклонился, следом и Алина с Троттом – инляндец пробормотал что-то вроде «посмотреть бы поближе». А принцесса, разогнувшись, задрала голову, разглядывая статую, созданную то ли самой природой, то ли местными неши.
Нежное пение хранительниц поднималось ввысь, эхом отражаясь от стен. Богиня высотой в шесть-семь человеческих ростов тоже сидела на кoленях и была крупной, молодой, плосколицей и крутобедрой, веселой и грозной одновременно – ибо рот ее был растянут то ли в улыбке, то ли в оскале. С четырьмя налитыми грудями и шестью руками: верхние две подняты, будто в танце, средние вытянуты в стороны и держат дары полей и леса, нижние – придерживают круглый живот, кoторый и не живот вовсе, а – Алина присмотрелась - изображение планеты с континентами и морями. На голове поверх волос, заплетенных во множество косичек до пола, – странный остроконечный головной убор, ниже живота – юбка из папоротниковых листьев, покрытая светящимся лишайником. По бокам от нее поднимались по стволу такие же серебристые трещины, как у входа, а у ног стоял стол, уставленный фруктами и золотыми чашами с зерном.
Алина сморгнула и снова перевела взгляд на старую Ледиру. И с ужасом поняла, что ей не показалось – теперь, когда сумрак отступил, было видно, что кожа у неши одеревенелая, серебристая, как кора у деревьев на берегу, а от лодыжек ее и ступней тянутся вниз, к земле, сквозь сплетение лиан, тонкие корешки.
- И чего ты испугалась, юная ношеди? - прошелестела колдунья. – Я же не боюсь твоих крыльев, хотя среди тимавеш нет крылатых. Мы дети разных миров и разных богов, и уходим из жизни по-разному. Обычных тимавеш хоронят в садах и сажают сверху фруктовые деревья, чтобы и после смерти человек питал свою семью. А неши сами становятся деревьями.
- Но получается, что роща у озера – это…
- Старые неши, которые ушли раньше меня, – кивнула Ледира неспешно. – И я встану там, когда придет мое время. И плод моей силы однажды позовет кого-то из женщин тимавеш, чтобы она продолжила мой путь. Но мой путь закончится не скоро… хотя я в десятки раз пережила уже своих сверстниц… но нет в тех, кто родился после меня, силы, которая способна была бы говорить с Хидой.