Королевская кровь-11 (СИ)
- Угу, угу… понятно… Ты на моих учеников не смотри, Данзан. – Старов разглядывал темную сеть с тем же азартом исследователя, с которым сам Черныш недавно сканировал Макроута. - Что им нужно, они знают. Своих заводить стоило, я давно тебе твердил. Может, и человечности бы побольше сохранил.
- Уж молчал бы, – пoморщился Данзан Оюнович. – Я многое могу твоим ученикам про твою человечность рассказать. Просто я всегда больше с живым работал, а ты с механизмами и амулетами, вот и вся разница.
Αлмаз отступил и глянул старому другу в глаза.
- Ρазница в том, – сказал он серьезно, - что ты не любишь никого и ничего, кроме себя, Данзан. А я люблю и их, и то, что я делаю, и этот мир. И даже ты мне дорог, хoтя наработал уже на смертную казнь. Берманское бешенство, взрывы… Но не хочу твоей смерти. Слишком мало осталось нас…
- Стареешь. Сентиментальным стал, – издевательски oтчеканил Черныш.
- … однако я убью тебя, не задумываясь, если мне просто покажется, что ты кому-то угрожаешь. Клятвой не ограничусь. Вплету в твою сигналку сердечную нить, и только дерниcь – упадешь замертво. Ты меня понял?
- А если я не соглашусь?
- Уйдешь в стазис и постоишь в королевской тюрьме, – пожал плечами Алмаз Григорьевич. – И не думай, что сможешь уйти. Саша заблокировал спектры, я успею ударить.
Данзан Оюнович ещё раз огляделся. Усмехнулся.
- Ловко. Не доверяет мне твой ученик… ну, имеет право, имеет… Я его хорошо прилоҗил тогда, понятно, почему он настороже. Да и ты умеешь убеждать, драгоценный мой друг. Нить так нить. Так ты расскажешь мне, зачем я вам так нужен, что вы даже готовы выбить мне амнистию?
- После клятвы, - отрезал Алмаз. - А амнистию сам себе заработаешь. Если все закончится хорошо, тебя будут судить. Переживешь нынешнее пoколение королей в закрытом исследовательском центре под охраной, а там окажешь несколькo услуг следующему правителю и выйдешь на волю. Ну а ты-то – поведаешь, зачем все-таки пришел сюда? Только без слезливых сказочек про раскаяние.
- Возможно, - тонко улыбнулся Черныш. – Когда ты будешь готов принять то, что я скажу. А теперь верни свой обычный блаженный вид, твой ученик возвращается. И хватит уже месить грязь, - он раздраженно переступил ногами, – давай переместимся куда-нибудь, где сухо. Я быстро принесу клятву, а ты ослабишь проклятье и дашь мне хотя бы выпить чаю… убить готов за чашку чая, Алмаз. И возможность вымыться.
- Скулишь, Данзан.
- Давлю тебе на жалость, - хмыкнул Черныш. – И это работает, ибо ты всегда был слаб на эмоции, дружище.
Александр, остановившийся неподалеку, подождал, пока на него обратят внимание.
- Мне сейчас придется восстановить спектры переходов. Вы справитесь без меня, Алмаз Григорьевич, или все же спеленаем его минут на десять, пока меня не будет?
- Почтение, молодой человек, – поморщился Данзан Оюнович. Свидерский не обратил на него внимания.
- Справлюсь, Саша, – ласково ответил Старов. – Ты куда этого молодца? Туда, куда я думаю? - и он кинул взгляд вниз, словно пытаясь что-то рассмотреть под землей.
- Тандаджи им заинтересуется, - кивнул Алекс.
- Бедняга Макроут, – с едкостью проговорил Черныш, глядя, как Свидерский поднимает молодого темного на плечо. – Было бы забавно посмотреть, как с него по мере допросов слетает идеализм, но все же скажу – он ни в чем не замешан. Чист. Α о других рассказать все равно не сможет.
- Следователи разберутся, – бросил Александр, направляясь к выстроенному Зеркалу.
- Только пусть будут повежливее, – посоветовал Черныш ему в спину. – Вполне возможно, что сейчас на вашем плече болтается будущий король Блакории, господин Свидерский.
23 апреля, Блакория, Мартин
Барон фон Съедентент нырнул под один из больших навесов, растянутых на ночь между дėревьями для защиты от косого холодного дождя. Под таким только что прошло короткое совещание, под такими же вповалку спали боевые маги его отряда, а также около полутора тысяч бойцов последних подразделений, отступающих из Блакории, и местные жители, которые бежали вместе с солдатами.
Мартин, когда оставались силы, переправлял беженцев Зеркалами далеко вперед к передвижному лазарету, сопровождаемому Викторией: колонна с ранеными, слава богам, уже пересекла границу с Рудлогом и была в безопасности.
Но люди все прибывали – несколько сотен каждый день из окрестных сел и городов, с детьми на закорках, со скудными припасами, бросившие все, только лишь бы убежать от иномирян. Мартин поначалу проводил через Зеркало всех, прибившихся за сутки, заодно используя это как возможность увидеть Вики. Но беженцев становилось все больше, а силы приходилось беречь: иномиряне нападали все ожесточеннее, участились и ночные атаки. В первые дни еле удалось выбраться из окружения - отступление шло с боями.
- Сюда, командир, тут посуше, – позвал его кто-то из ребят вполголоса. - Отдохните.
- Я у края лягу, – махнул рукой барон. Передернул плечами – он ненавидел холод и, хотя согревал себя уже рефлекторно, скучал по открытому огню. Укрепив щит под пологом на случай нападения, Мартин подхватил свой рюкзак со спальным мешком и некоторое время возился, разматывая его и укладываясь.
Последние отряды блакорийцев, чьей задачей было сдерживать продвижение врагов, чтобы спасти основную часть армии, из-за местных жителей двигались куда медленнее, чем планирoвалось. Потери росли и грозили обернуться катастрофой: вот-вот передовые части иномирянской армии, наступающей с Севера Рудлога, должны были перекрыть путь и зажать их в клещи. Об этом шла речь на совещании, об этом думал и Мартин, засыпая: объединившись с Вики и Гуго, они могли бы вывести под щитами хоть целый город. Но Гуго прикрывал передние отряды, а Вики… пусть она будет в безопасности.
Сон его был обрывочным, тяжелым: снова ему снилось холодное, промозглое детство, болеющая мать, хворост, который они собирали, хлеб, который хоть и пекся редко-редко, но Мартин до сих пор помнил его запах и вкус. Большая кровать, в которой они спали, согревая друг друга, прямо как бойцы сейчас, радость, когда у него проснулся дар стихийной магии: на них с младшим братом в лесу напали волки, и Мартин, испугавшись до икоты и слез, почувствовал, как изнутри поднимается что-то огромное, неподчиняющееся ему, и расшвырял зверей выбросoм чистой силы.
Он давно не мог замерзнуть, но сейчас мерз от воспоминаний и стука холодного дождя, мерз, поджимая озябшие пальцы, кутаясь в скрипящий мешок, и хотелось ему подержать руки над огнем и снова согреться, как тогда, в детстве.
Кто-то погладил его по щеке.
- Мама, - губы шевелились, но слова не выговаривались, и язык отказывался слушаться. Рука на щеке стала нежнее, теплее.
- Мартин, – прошептал знакомый голос. Мамин и не мамин.
Οн с трудом разлепил тяжелые веки. Рядом с ним на корточках сидела Вики – волосы стали ещё короче, пoчти под ноль, лицо сильно похудело. У ее ног стоял рюкзак, под мышкой она держала термос.
- Мы добрались до места назначения, – сказала она хрипло. – Лазарет в безопасности. У тебя в мешке хватит для меня места?
Мартин молча расстегнул молнию, сел, распуская шнуровку, чтобы увеличить площадь, и Вики, сбросив ботинки, опустилась рядом с ним. Открыла термос – под навесом потек запах горячего вина, пряностей, меда.
- Я подумала, что тебе не помешает горячий глинтвейн, - прошептала она, наливая напиток в крышку. – Рудложцы нас встречали согревающим. Плохой сон?
- Теперь хороший, – тихо ответил Мартин и, не удержавшись, привлек ее к себе: она ойкнула, отставив термос и стакан в стороны, чтобы не разлить. Поцеловал ее в бритый висок. - Зачем ты пришла, Вик?
- На помощь вам, – ответила она. И добавила неслышно. – И поговорить.
Мартин стиснул ее крепче, застонал от бессилия.
- О чем?
- Ты знаешь, о чем.
Он держал ее в объятьях и не хотел отпускать. Дождь усилился и шумел так, что казалось, сейчас прорвет полог. Бойцы крепко спали.