Демонология Агапи (СИ)
— Всё! Больше не могу, — стягивая с усталых плеч ранец, сказала коту: — Филипп, я вот тут подремлю в уголке, а ты посторожи.
— Как это «посторожи»? Я же не собака! — начал было возмущаться высунувшийся из рюкзака кот, но, поймав мой взгляд, осёкся и смиренно закончил несанкционированный митинг. — Хорошо, буду охранять твой сон.
Кивнула, увеличила длину куртки до максимально возможной, умостилась в углу на ступени, привалившись к стене боком. Подумала и добавила немного тепла, засунула ладони в противоположные рукава как в муфту, закрыв глаза, и мгновенно провалилась в сон.
Клубы серого тумана застилали обзор. Были слышны выкрики, похожие на боевой клич, металлический лязг, иногда доносились сдержанные стоны и душераздирающие крики. Звуки то приближались, то удалялись, и оттого, что не было видно, что происходит, было еще страшнее. Вдруг пронзившее плотный туман копьё остриём вонзилось мне в руку.
— Больно! — простонала я, просыпаясь. Выпростав руку и подтянув рукав, увидела, как наливается кровью царапина. — За что?
— Иначе ты не просыпалась, — без толики раскаяния ответил Филипп. — Смотри, кто нас догнал.
Примостившись на краю ранца, мерцал светлец. Было видно, что энергии в нём осталось самая малость. Еще пара минут — и он погаснет. Поднесла открытую ладонь:
— Иди сюда, малыш. Не бойся.
Оказалось, что тельце магического фонарика если и не материально, то вполне осязаемо. Лучики, как шёрстка, нежно щекотали кожу. Хотелось приласкать и накормить это нежное существо, как бездомного котёнка. Закрыла глаза: глубокий вдох, медленный выдох — и я открылась для того, чтобы впитать немного силы этого мира. Ой, как интересно. Но сначала страшно. Короче, страшно интересная здесь магия. Не такая, как на Океане, где она легкой дымкой концентрируется над поверхностью и истончается в горах. Не такая, как на планете чоттов, где магия рассыпана в атмосфере миллиардами искр, и не такая, как в мире тайной стражи, где она плавает легкими облачками. Закрыв глаза, магическим зрением я увидела разновеликие угловатые астероиды, хаотично кружащие в тёмном космосе. Иногда эти обломки сталкивались и разбивались на более мелкие части или, напротив, сплавлялись в гигантские куски. Таким «кусочком» недолго и подавиться. Потянула к себе пылинки и прочую щебёнку, которую принялась впитывать для преобразования. Но кажется, аппетит приходит во время еды. Вот уже камушки побольше начала захватывать, вот и булыжник прихватила. Ой, нет! Хватит. Магическое обжорство до добра не доведёт. Мало принять энергию, её же еще «переварить» надо. С сожалением открыла глаза. На ладони вальяжно разместился увеличившийся в размерах светлец, вполне довольный своим нынешним состоянием. С интересом рассматривая забавное существо, заметила странные изменения:
— Солнышко, да ты окрас поменял! Стал оранжевым, а если точнее, то рыжим.
— На себя посмотри, — муркнул кот. — У тебя глаза зелёным святятся.
— Мне это не мешает, — легкомысленно отмахнулась я.
После того как зачерпнула местную магию, настроение круто изменилось. Перестала вздрагивать от каждого шороха и тени, тело налилось упругой силой и радостной бодростью. Почти так же чувствовала себя в Крыму, после глотка невероятного зелья Инка.
«Инк, тильсов сын! Где тебе черти носят?» — эмоционально подумала я, не ожидая ответа. Рыжик, который дразнил кота, подлетая к мордочке вплотную и мгновенно отпрыгивая, стоило Филиппу приподнять лапу, словно услышал мой вопрос. Подлетел, повисел мгновение на уровне лица и метнулся вверх по лестнице. Там завис, будто ожидая нас, но, видя, что мы не торопимся, опять оказался рядом.
— Что ты мечешься? — затенив ладонью глаза от яркого света, спросила озорника. — Хочешь, чтобы мы пошли скорее? Может, знаешь, куда идти?
Недоумение светлеца было выражено недовольным потрескиванием.
— Понимаю, понимаю: задаю вопросы, на которые ты не можешь ответить, — жестом приглашая фамильяра в ранец, продолжила монолог, обращенный к фонарику:
— Слушай, а давай так: вот эта рука, — помахала правой, — ответ «да». Эта, — показала Рыжику левую руку, — ответ «нет». Понял?
Огненный шарик прижался к правой руке.
— Филенька, смотри, какой толковый у нас попутчик! — обрадовалась я. И вновь вернулась к разговору с Рыжиком: — Ты знаешь, куда нам идти?
Светлец по-прежнему висел справа.
— Как узнал?
Возмущенный треск. Он прав. На этот вопрос «да» или «нет» не ответишь. Ну да и ладно. Придумаю, что спросить, озвучу. Всё равно с лестницы никуда не свернёшь.
— Пошли! — с лёгкостью надела рюкзак и сделала первый шаг. То ли лестница изменилась, то ли я, но шагать стало легче.
«Ты меня Ханумой обозвала. Это кто?» — ментально спросил кот.
«Это название спектакля о свахе по имени Ханума. По телевидению я его много раз смотрела. И в аудиозаписи слушала».
«Расскажи, — заканючил Филипп. — А то мне здесь скучно сидеть».
Мысленно пересказывая весёлую пьесу, я бодро топала, глядя под ноги и не особо задаваясь вопросом об окончании пути. Наш путеводный светлец сначала летел впереди, но скоро дождался нас и планировал рядом с головой, словно прислушиваясь к трансляции. Меня это позабавило, и я спросила:
— Рыжик, ты и ментальное общение слышишь?
Яркий шар скользнул к правой руке.
— Отвечать так можешь?
Фонарик нерешительно покрутился вокруг меня и печально прижался к левой руке.
— Жаль…
«Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь! Только я глаза открою — над ресницами плывешь!» — закончила я пересказ спектакля.
«А дальше?»
«Увы, дальше стихи не помню, а пьеса этим заканчивается. Да и мы, кажется, пришли».
Площадку, на которой завершился длительный подъём, с трёх сторон окружали серые стены, похожие на бетонные. Только середину центральной разделяла чёрная плита барельефа с интересным геометрическим узором, привлёкшим моё внимание. Сердцевиной композиции был шар. К нему с четырёх сторон углами примыкали возвышающиеся над поверхностью квадраты, между которыми в канавке, выступающей за границу прямоугольников, равномерно расположились шесть небольших шаров. Несмотря на то, что все фигуры были сделаны из одного материала, а может быть, и из цельного куска, обработаны они были по-разному. Часть квадратов, расположенная ближе к шару, была отполирована до зеркального блеска и под лучами Рыжика горела огнем. Кромка на фоне такого блеска казалась матовым бархатом. По непонятной мне логике были отполированы отрезки бортиков углублений для меньших сфер и сами шарики тоже.
В целом композиция напоминала форму роскошных орденов времён Екатерины Великой, украшенных драгоценными каменьями. Сняв ранец и отставив его в сторонку, я с восторгом рассматривала плиту с разных сторон.
— Как жаль, что нет фотоаппарата или телефона! — высказала вслух свое сожаление. — Это необходимо запечатлеть!
— Ты же рисуешь, — напомнил мне кот, примостившийся на своём походном жилище, с ехидцей в голосе.
Чмокнув Филиппа в нос, принялась выуживать из Трофимовой сумы блокнот для зарисовок и карандаш.
— Не делай так больше! — фыркая и тряся головой, возмущался фамильяр, не терпящий лишних прикосновений.
Но я уже не слушала его, а быстрыми штрихами копировала узор, отмечая углы, размещение элементов, растушёвывая тени. Незащищённые пальцы мёрзли, и, когда становилось невмоготу, я дышала на них, согревая дыханием, чтобы продолжить работу.
— Кажется, так… Но чего-то не хватает, — задумчиво сравнивала рисунок в своём блокноте с изображением на стене. — Рыженька, посвети на барельеф. Гляну, не упустила ли чего.
Светлец, висевший у меня за спиной, метнулся к узору и слегка увеличился в размерах, чтобы ярче осветить панно.
— Вот это да! Филька, смотри! Это же те провода, что перепутаны внизу.
Только сейчас, при более ярком освещении, я заметила, что между каждой фигурой и вокруг всей картины изображены аккуратно проложенные, идеально параллельные линии разной ширины. Они гармонизировали композицию и структурировали все элементы, символизируя связь между ними.