Весь Гамильтон Эдмонд в одном томе (СИ)
Алголь по-прежнему оставался забавной аномалией в Галактической федерации, бельмом на глазу у блюстителей закона — звезда, чьи миры решили сохранить независимость и не соблюдали ни Межзвездный кодекс, ни какие-либо другие соглашения. Они не признавали никаких законов, кроме тех, что устанавливали сами, и только смеялись в ответ на требования экстрадиции. В результате миры Алголя стали едва ли не самыми богатыми в Галактике, или, во всяком случае, стремились к этому. Награбленное отовсюду стекалось туда и продавалось на крупнейшем пиратском рынке за всю историю человечества. Множество людей с набитыми нечестным путем карманами прилетали сюда, чтобы сменить обстановку и немного развеяться. Алголианцы посмеивались и загребали деньги лопатой.
— Ужасное место для честных людей, — пожаловался Док Брюэр. — Отправиться туда — все равно что признать себя преступниками.
— Хорошо, и что ты нам предлагаешь делать? — сердито ответила Бетта. — Стараниями Харви мы бы сейчас уже гнили за решеткой. А так у нас, по крайней мере, будет время понять, что за всем этим кроется.
— Если Харви не доберется до нас раньше, — проворчал Брюэр.
— Даже если так, ни у него самого, ни у его корпорации нет власти на Алголе, — возразил Чаттен.
— Зато есть деньги, а они помогают везде.
— Как я могу что-то сделать в таком шуме? — раздраженно выругался из своего угла Прик. — Это работа для эспера первого класса, а у меня только третий. Прошу вас, помолчите немного.
Все затихли, наблюдая за Приком. Шемси и Лут тоже пришли в кают-компанию, как и дрессировщик Гуртхарн, баюкающий на руках одного из своих питомцев, словно больного ребенка. Прик сидел напротив Лугача, погруженного, как обычно, в молчаливое раздумье.
— Я не могу провести глубокое зондирование, — вздохнул Прик. — К сожалению, моего третьего класса недостаточно для такой работы. Но возможно, я добуду что-нибудь полезное, если смогу пробраться сквозь верхний слой его сознания. Вы не представляете, какой там кавардак — серая пелена с цветными разрывами, по большей части красными, и множество неразборчивых контуров, словно скрытые за туманом здания.
Он покачал головой:
— Впрочем, картина немного отличается от того, что я видел в прошлый раз.
— Какой еще прошлый раз? — удивился Чаттен.
— Когда Док привел Лугача на корабль, я быстро осмотрел его. Тогда я не видел ничего, кроме этого тумана, и не уверен, что сейчас вижу больше, но сам туман стал не таким густым.
Прик ссутулился, его взгляд сделался рассеянным. Поначалу он молчал, и вся кают-компания погрузилась в тишину, так что было слышно дыхание каждого. Чаттен посмотрел на Бетту: она нервно улыбнулась в ответ и опустила глаза. Лут беспокойно завозился в кресле всем своим маленьким телом. Гуртхарн поглаживал пучеглазый комок меха, лежавший у него на руках.
Затем Прик заговорил.
— Серая пелена, — бормотал он. — Облака тумана. Они плывут, клубятся. Пропадают. Тепло и больно. Это не физическая боль, просто красный цвет — цвет страха. За туманом прячется опасность, ужас, боль, словно с тебя живьем сдирают кожу…
Лицо Прика исказилось в мучительной гримасе. Кожа блестела от пота. Он сидел неподвижно, не в силах ничего больше сказать.
Бетта со все возрастающим беспокойством оглянулась на Чаттена, затем на Дока Брюэра. Лут перестал ерзать в кресле. Все ждали.
Прик застонал, прикрыл глаза и покачнулся в кресле. Чаттен рванулся было к нему, но вдруг Лугач вскинул голову, как будто вторжение Прика в его затуманенный разум запустило там какой-то неведомый, но зловещий процесс, и уставился в стену, словно рассматривая что-то, находившееся за пределами корабля. Так смотрел бы разумный человек на что-то знакомое, но ужасное. Он приподнял руки, защищаясь от невидимой угрозы, сжался в комок и произнес два непонятных слова, за ними еще три, а затем его рот замер в беззвучном крике.
Прик свалился с кресла, беспомощно прокатился по полу, затряс головой и начал отползать от Лугача. Его лицо смертельно побледнело.
Док Брюэр вскочил с кресла:
— Что он сказал? Что?
— Я не знаю, что он сказал, — пробормотал эспер. — Но знаю, о чем он думал. — Прик добрался до дальней стены, прислонился к ней и уселся на пол, тяжело дыша. — Я пробился. С большим трудом, но все-таки пробился сквозь туман. Боюсь, я не слишком хорошо разбираюсь во всем этом или не умею контролировать свои действия, но мне кажется, что я открыл дорогу и ему самому.
— Хорошо, но что там было? — настаивал Док Брюэр. — Что ты увидел?
— Звезду. Зеленую. Ужасную. Несущую смерть. Она пыталась убить меня. — Он поднялся на трясущиеся ноги. — Будь проклято все это! Я никогда больше не загляну снова в его разум. Я всего лишь бедный эспер третьего класса, и я хочу жить.
Он вышел из кают-компании. Бетта вернулась к Лугачу и встала рядом с ним, беспомощно всплеснув руками. Сам Лугач скорчился в кресле, прикрывая голову руками и вздрагивая.
Чаттен с неприятным ощущением, словно наблюдал за мучениями животного, подошел к Лугачу, наклонился над ним и положил руки на покрытые загадочными серебристыми знаками плечи.
— Лугач, все в порядке, — ласково проговорил он. — Все уже прошло. Здесь ты в полной безопасности…
Темные, наполненные болью глаза взглянули прямо на него, и бедняга резко махнул татуированной рукой, словно отбрасывая от себя что-то.
— Лугач, — отчетливо повторил он несколько раз, а затем заговорил на непонятном языке.
Заговорил настойчиво, словно было очень важно, чтобы Чаттен понял его. И похоже, именно на этом языке — родном для него или нет — Харви обращался к нему в переулке.
— Извини, но я ничего не понимаю, — сказал Чаттен. — Лугач…
Темнокожий мужчина ткнул себя пальцем в грудь и произнес:
— Шоба Рук! Шоба Рук!
На мгновение Чаттен почувствовал себя маленьким мальчиком, которого ругают за недогадливость.
— Ваше имя Шоба Рук, — сказал он на всеобщем.
Темнокожий мужчина ответил на том же самом языке с чистым и правильным произношением:
— Да, это мое имя. А Лугач — это огромная, страшная опасность, о которой кто-нибудь должен узнать, если я умру. Кто-нибудь, только не Лоуренс. — Он всем телом подался вперед, к Чаттену. — Только не Лоуренс! Это будет такое же безумие, как то, что совершили они. Помогите мне… рассказать…
— О боже! — воскликнул Чаттен. — Он сейчас снова ускользнет.
Он схватил Шобу Рука за плечи и отчаянно затряс:
— О чем рассказать? Как я могу помочь вам…
Но несчастный уже выскользнул в буквальном смысле слова из его рук и упал на пол. Он лежал неподвижно и дышал тяжело, но умиротворенно.
Все растерянно смотрели на него и друг на друга.
— Он потерял сознание, — определила Бетта. — Слишком сильное потрясение. Надеюсь, мы не причинили ему боль. Прик никогда бы…
— Может быть, стоит привести его в чувство? — предложил Брюэр.
— Думаю, его сейчас лучше оставить в покое, — неуверенно ответил Чаттен. Несмотря на всю тревогу за Лугача, или Шобу Рука, он не смог сдержать волнения. — Он заговорил — в самом деле заговорил. И назвал имя Лоуренса. Вы слышали?
Да, все слышали.
— Вы считаете, он говорил о Лоуренсе Харви? — спросил Брюэр. — О чем он хотел рассказать? Что не должен узнать Лоуренс? И что означает вся эта ерунда о зеленой звезде и опасности? По-моему, звучит как бред сумасшедшего.
На этот раз Чаттен не стал отвечать. Он склонился над Шобой Руком и произнес:
— Шемси, помоги мне. Нужно уложить его на койку…
— Я сам отнесу. — Гигант поднял бесчувственное тело так легко, словно оно ничего не весило. — Нам придется по очереди присматривать за ним.
В сопровождении Лута он направился к двери.
Гуртхарн, нежно держа крохотное животное в своих огромных руках, посмотрел на Шобу Рука:
— Мне кажется, он спрятался от самого себя. Когда Прик разбудил его память, он испугался и ушел в бессознательное состояние. Как этот малыш, когда ему стало слишком тяжело и я нашел его в клетке без всяких признаков жизни, а потом долго успокаивал и уговаривал очнуться.