Оператор моего настроения (СИ)
— Ешь, — только у меня в голосе нет и намека на приказной тон.
— Ты тоже хочешь этого, Еля.
— Нет.
— Ну да, — придвигает тарелку с солянкой ближе к себе, осторожно пробует суп, подцепив его буквально кончиком ложки, и хмыкает — Вроде ничего.
— Здесь хорошо готовят.
— Часто тут обедаешь?
— Скажем так — достаточно, чтобы составить мнение.
— Когда ты злишься, мне хочется тебя обнять.
— Макс, ешь уже спокойно, и я не злюсь.
— Ну да.
Молча доедаем первое, следом второе, если не считать оценку мясу. Оно тоже "ничего", как и салат. Не вкусно, не замечательно, а просто ничего. Торт удостаивается немногим более яркого "прикольно". И это почему-то злит. Настолько, что я откидываюсь на спинку стула и спрашиваю:
— Ты вообще других слов не знаешь? Я тоже ничего или прикольно?
— Ты? — Макс откладывает ложечку, допивает кофе, выбешивая своим показным спокойствием и тем, что сознательно накручивает меня до состояния, когда я вот-вот сорвусь. — Мне же нельзя говорить то, что я хочу.
— Нет уж, скажи!
— Разрешаешь?
— Макс!
— О'кей, — он улыбается, медленно тянется к моей кружке и покачивает ее содержимое. — Ты, как кофе. Такая же обжигающая. Ты, как вино. Сколько тебя не пей, никогда до конца не узнаешь всех твоих вкусов. Ты, как Луна. На тебя можно смотреть вечно и каждый раз находить что-то новое. Ты, как Солнце, согреваешь одним своим присутствием. Ты, как роза. Такая же красивая, нежная и колючая. Твои глаза — это море, в котором мне хочется утонуть. Твои губы самое сладкое, что я когда-либо пробовал в этой жизни. Ты — огонь, которому не составит труда сжечь меня до тла. Ты — воздух, которым я не могу надышаться, Еля.
Закусив губу, чтобы не разреветься, я уставилась в край салфетки, лежащей под блюдцем, и помотала головой.
Глупый мальчишка, не говори так красиво. Не думай так.
— Ваш торт. Желаете что-нибудь ещё?
— Спасибо, все было просто изумительно. Будьте добры счёт.
Макс расплачивается, заводит машину с брелка, помогает мне надеть пальто, а я боюсь смотреть ему в глаза, чтобы не увидеть в них то, что все сказанное им правда, а не банальная пыль. Взглядом обвожу зал "Прованса" и застываю, увидев спину Рокотова. Он сидит за столиком, который раньше бронировал для нас, и что-то говорит девушке сидящей напротив. Она улыбается ему, накрывает его ладонь своей, медленно поглаживает, смотря из-под ресниц… А у меня внутри пустота.
12
Наверное, мне должно быть больно или хотя бы обидно. По крайней мере Райка, застукавшая своего в постели с "минутной слабостью", ревела так, словно ее резали на живую. И это ведь с учётом того, что знала за кого выходила замуж и про непрекращающиеся шашни. А я вроде бы ни сном ни духом, и убиваться по логике должна в разы сильнее, но удивительно: ни слез, ни обиды, ни злости — какая-то пустота и пофигизм. Настолько фиолетово, что тот же ужин приготовила и даже умудряюсь потягивать вино под нескончаемую мылодраму на экране телевизора, пытаясь разобраться кто там кому кем все же приходится. Та ещё загадка, особенно для меня, включившей эту муру впервые.
Негромко хлопает дверь, брякают ключи, повешенные на крючок в домике-ключнице, следом шуршит снимаемое пальто. Мне не нужно оборачиваться и достаточно звуков, чтобы по ним дорисовать картинку возвращения блудного Бори. Вот только на его лице, когда все же заходит в комнату, усталое выражение — умотался, бедолажка? Улыбнувшись, делаю глоток из бокала и показываю им в сторону кухни:
— Ужин в духовке. Я не стала тебя ждать и уже поела.
— Как на работе? Проблем с проверкой не было? — спрашивает, переодеваясь в домашнее.
— Нет. Все прошло крайне приятно. Как у тебя?
— Пятница. Луганов, как обычно, загрузил по полной.
— М-м-м. Пообедать хотя бы успел? — все же перевожу взгляд на Рокотова, и он, убрав костюм в шкаф, негромко усмехается:
— Ее зовут Вероника. Двадцать один год, занимается теннисом, приехала на неделю в гости к отцу, Андрею Павловичу Луганову, если ты об этом. Папа оказался не в курсе и попросил меня встретить ее и немного развлечь.
— Развлек?
— По мере своих сил. Та ещё шлюшка, — идёт к бару, наполняет бокал коньяком и цедит его, прикрыв глаза. — И знаешь, Лиз, мне было бы в разы проще держать ее на расстоянии, будь у меня кольцо. Но ты же не торопишься узаконить наши отношения, хотя я уже не раз тебе предлагал это сделать.
— Интересно и чем бы оно тебе помогло? — выгибаю бровь и, усмехнувшись, возвращаюсь к происходящему на экране телевизора. — Как будто его наличие или штамп в паспорте что-то кардинально меняют. При желании, Борь, ни одно кольцо не удержит. Если только оно не приковано цепью к батарее.
— Не спорю. Но, как ты говоришь, при желании. А у меня его нет и не было, чего нельзя сказать о тебе, судя по тому, что я увидел.
— Не поняла!? Рокотов, ты сейчас на что намекаешь? — в голове зазвенело от закипающей злости, но Боря не отвёл взгляда в сторону и снова невозмутимо наполнил свой бокал:
— Я ни на что не намекаю, Лиз. Не хочу строить догадки или, что хуже, голословно тебя обвинять в том, чего ты скорее всего не делала. Но очень хочу верить в то, что всему увиденному есть вполне адекватное объяснение, — произнес он.
— О-о-о! А ты представь себе, есть. И что немаловажно, гораздо адекватнее, чем твои "начальник, которому я лижу задницу, попросил развлечь его дочурку"!
— Ну так может ты его озвучишь, чтобы между нами не было недоговоренностей? — облокотившись о бар, Рокотов с вопросом посмотрел на меня, и я кивнула:
— О'кей! Помнишь про операцию в пятницу?
— Естественно. Как и про то, что потом ты уехала отсыпаться к Воронцовским и не перезвонила.
— Это уже не относится к делу, Боря! Наверное, у меня были не менее адекватные причины не звонить. А касаемо пятницы, так это никто иной, как Максим, привез своего кота под закрытие клиники и попросил ему помочь. Сегодня он заехал и пригласил меня на обед в благодарность за то, что я задержалась. Доволен?
— Вполне. Если бы не одно маленькое но. Тебя не смущает, что этот Максим уже месяц как следит за тобой?
— Что? Ты в своем уме? С какой радости ему нужно за мной следить?
— Давай спросим у него? Может, он тоже выскажется и его объяснение окончательно развеет мои сомнения. Лиза, то, что я ничего не говорю, не значит, что ничего не вижу. Просто прими к сведению, что каждый раз, когда я привозил тебя на работу, на парковке стоял очень знакомый "Патриот". Неужели ты думаешь, мне сложно узнать кому принадлежит машина по номерам? Тем более такая приметная, — усмехнувшись, Боря залпом выпил коньяк и сел на край дивана. — Лиза, ты не подумай, я ни в чем тебя не обвиняю и даже согласен, что во всем этом большая часть моей вины. Я слишком зациклился на получении должности и видимо упустил момент, когда у нас все пошло под откос. Ты не поверишь, но я даже благодарен этому Максиму. Можно сказать, что он открыл мне глаза. Только мы с тобой взрослые люди, уже не первый год вместе и… — взяв меня за руку, Боря опустился на колено. — Лиза, выходи за меня. Я тебе обещаю, что с сегодняшнего дня все изменится, я изменюсь, Лиз. Я готов меняться и не допущу, чтобы между нами встала моя работа. Такого просто не будет.
— А что будет, Борь? — спросила я, не веря ни одному слову.
— Семья. Заведем, наконец, ребенка. Будем ездить к твоей маме в гости. Лиз, будет все, как ты захочешь.
— Боря… Во-первых, это самое идиотское предложение, которое ты мне делал. Во-вторых, твои обещания… Извини, не верю. И в-третьих, я не собираюсь сейчас ничего отвечать. Мне нужно время подумать хочу ли я замуж за человека, который…
— Господи, Лиз, а что тут думать? — перебил меня Рокотов. — Как будто сама не видишь где мы с тобой и где он? Малолетний мажор, который не знает в какой руке держат вилку, а в какой нож.