Я (не) ваша Лия! (СИ)
Тонкий посвист металлического трения больно царапает напряженные нервы. Хочется взвыть от ужаса и отчаяния, и я плотнее сжимаю губы. Их много. У них оружие и лошади. Приходится подчиниться.
Мы топаем к костру, с трех сторон скрытому невесть откуда взявшейся пещерой, и присаживаемся рядом с кочевниками. Точь-в-точь, как мышки, приглашенные котами на ужин.
Паникуя, наклоняюсь у уху Сандера, чтобы поинтересоваться, что нам делать дальше. Неожиданно и крайне некстати он передергивает плечами и отстраняется, окинув меня выразительным, гневным взглядом.
Да что с ним такое?! Он меня опять в своих бедах вздумал винить? Нашел время для обид! Нам сейчас напротив надо выступить перед врагом единым фронтом, чтобы выбраться живыми из передряги…
— Правильно. Своих женщин надо ставить на место, — одобрительно басит все тот же шуец, что нас остановил и протягивает Сандеру свою еду. Тот с благодарностью ест немного, потом с выражением крайнего презрения тянет и мне кусочек. Я бы отказалась в обычной жизни, возмутилась на такое к себе отношение, но сейчас мне страшно идти на открытый конфликт.
К тому же, часть меня все еще надеется, что левиец на моей стороне, что он просто подстраивается под шуйцев, как только что подстроил под разговор свой голос. Когда кусочек пищи уже почти оказывается у меня в руках, пальцы парня разжимаются и еда летит на песок.
Чувства обиды и унижения захлестывает меня с головой. Просто чудо, что я в тот же момент не высказываю предателю пару очень неласковых суждений! Окинув его возмущенным взглядом, плотно сжимаю рот и отворачиваюсь. Но, как оказалось, ему и этого мало.
— Подними, — требует он, кивком головы указывая на упавший орех.
Будь мы одни, я бы его убила — так на него зла! Причем, убивала бы медленно и жестоко! Вот прям закопала бы в песок, оставив торчать только одну башку, и ушла бы в солнечный день по своим делам! Но мы не одни… Перекидываясь смешками, на нас пялятся шкафообразные дикари.
Закусив свою гордость, — месть ведь подается холодной, верно? — опускаю глаза, чтобы не усугублять ситуацию, поднимаю кусочек пищи и протягиваю бывшему другу.
— Ешь, — приказывает он.
Все взгляды устремлены на меня. Воздух сгущается, и я почти физически ощущаю давление на кожу.
Засовываю в рот орех и жую. Все песчинки сдуть не удается из-за того, что орех на поверку оказывается липким, и остатки песка противно хрустят на зубах, заставляя морщиться от отвращения.
Нет, все-таки закопать башкой наружу — слишком мягко для этого гада!
Когда мой взгляд случайно падает на главаря, наши глаза встречаются, и то, что я в них читаю, мне категорически не нравится!
Он звонко щелкает языком и с энтузиазмом обращается к Сандеру, не отрывая от меня глаз:
— Ух, хороша кобылка! Я бы такую объездил! Старики говорят, от диких кобылиц рождаются самые крепкие жеребята. Продай ее мне! Заплачу щедро, — он достает туго набитый кожаный кошель и многозначительно трясет им перед носом левийца.
— Ни за что, — поспешно отрезает тот, давится чем-то и хрипит. — У меня с ней личные счеты: или подчинится или умрет.
— Хахаха, — гогочут дикари, неимоверно тронутые услышанным. Большинству эта фраза почему-то приходится по сердцу. Но главарь все никак не сдается, липучка несносная!
— Не по зубам тебе эта кобылка! — заявляет он задумчиво. — Сколько снов ты ей муж? Это ведь она тебе рожу исполосовала? Небось не дала еще ни разу по своей воле… Продай ее мне. За два сна, много за три, превращу ее в ласковую сучку. Будет у меня с рук есть да пальцы лизать, клянусь отцовским кинжалом!
Он ловко вытаскивает из ножен кинжал и любовно целует блестящую сталь. Сандер упрямо мотает головой и цедит сквозь зубы:
— Она моя. И останется моей.
— Докажи, что твоя, — требует громила, небрежно поигрывающий с ножами.
И тут происходит то, что я меньше всего ожидала: Сандер поворачивается ко мне всем корпусом, смотрит на меня пристально с каким-то диким отчаянием и… со всей силы прижимается к моим губам.
Глава 25
В первые секунды я впадаю в ступор, а потом начинаю отбиваться изо всех сил. Царапаюсь, брыкаюсь, извиваюсь угрем, но все без толку… Одной рукой парень прижимает меня к себе, обездвиживая, а второй обхватывает за затылок, лишая возможности сопротивляться. Даже не представляла, что в худосочном теле левийца может скрываться такая сила! Или это я такая дохлячка?
Остальные, гады проклятые, видят мои потуги освободиться, но и не думают мне помогать! Наоборот одобрительно гогочут, как зрители с попкорном в руках, ржущие над хорошей опереттой.
Внезапно на смену отчаянию приходит бесконечная усталость.
Я попалась.
Он заманил меня в ловушку.
Никогда, ни за что на свете я больше не поверю ни одному парню!
Да, сейчас я в его власти. Но потом, когда наступит ночь… Отомщу гаду! Возможно, не сегодня, а когда мы останемся одни… На этой сладкой, мстительной мысли прекращаю бесполезные трепыхания.
Приободрившись моим бездействием, его губы становятся все нежнее, все требовательнее, продолжают настойчиво меня пытать, вызывая одно лишь тупое раздражение и все глубже укореняя жажду мести. Когда до меня доходит, что ладонь на затылке меня больше не удерживает, я немедленно отстраняюсь.
Зарываюсь, покрасневшая, в ладони, прячу в них свой стыд и позор. К счастью, больше на меня никто не посягает. Отползаю в сторонку, тщетно пытаюсь зализать нанесенные мне раны — успокоиться не удается. Меня лихорадит. Губы горят… Мозг воспален от мыслей… Сандер воспользовался мной, воспользовался ситуацией… Давно ждал момента, и вот… Урод… Ненавижу!
Этот мужской клуб еще долго сидит у костра. Каждый участник отпускает скабрезные шуточки о способах укрощения строптивиц, о своих подвигах на любовном поприще, и мой «муж» им всячески поддакивает, время от времени на меня поглядывая. Приходит отчаянная мысль: бежать! Уже темно… Если тихонько ускользнуть за песчаник, а потом за вон ту дюну…
Словно считав мои намерения, ко мне тут же приближается Сандер, берет за руку и тянет к костру. Все. Побег накрылся.
Сижу теперь рядом с левийцем, с ног до головы запачканная грязными разговорами, даже глаз не поднимаю. В них слезы вперемешку со злостью и досадой.
От того, что мое временное отступление они восприняли как полную капитуляцию, становится еще обиднее.
Мы устраиваемся спать, и Сандер прилежно продолжает играть роль мужа. Прижимается ко мне сзади и по-свойски накрывает своим плащом. От стыда готова провалиться под землю, но земля, жестокая и безжалостная, отказывается разверзнуться и поглотить меня вместе с моим смятением.
Пол ночи я не сплю, а пол ночи дремлю вполглаза. Ну погоди, дружочек! Ты у меня еще ответишь за украденный поцелуй! Как только останемся одни, уж я с тобой рассчитаюсь!
На утро главарь кочевников снова предпринимает попытку меня купить, правда пытается он уже довольно вяло, но «муж» от сделки всячески отнекивается. Скрестив пальцы и желая больше всего на свете, чтоб от нас отстали, слушаю их переговоры. Потенциальный покупатель, в итоге, бросает небрежно:
— Я бы вызвал тебя на бой, муж. Мы бы дрались до последней капли крови за эту женщину. Но Тур не трус. Он выбирает себе достойных противников. Он не бьется с увеченными калеками. Отпускаю тебя с миром, чтоб отныне ты воспевал величие могучего Тура.
Таким изящным образом приподняв свою самооценку за счет «увеченного калеки», великодушный Тур отпускает нас в свободное плавание и я, наконец, выдыхаю с облегчением. Стоит нам скрыться из виду кочевников, стоит только затихнуть топоту копыт, как я шиплю, возмущенно размахивая руками:
— Предатель проклятый… Что это было?
— Хочешь пятой женой к великому Туру? Еще не поздно вернуться! — язвит левиец, ничуть не тушуясь.
— При чем здесь Тур? Зачем ты меня поцеловал? Зачем обнимал всю ночь?
— Так надо было.
Что?! От возмущения лишаюсь дара речи, просто разеваю рот на ходу, как рыба. Хочется припечатать его жестким и тяжелым, как чугун, словом, но в голову лезут одни глупости, вроде: «на чужой каравай клювом не щелкай!» В итоге, просто сердито требую: