Звезда заводской многотиражки 4 (СИ)

Только вот что он имел в виду, когда сказал, что я ему не брат? Что у нас отцы разные? Ну так вроде раньше это ему не мешало... Или он каким-то образом узнал, что я не Иван ни разу?
Хм...
Впрочем, если поставить себя на место Игоря, вся история действительно выглядит странно. Он устраивает брату несчастный случай, и даже убеждается, что выпав из окна, Иван и правда умер. Даже ручку с девушкой в купальнике забирает на память об этом знаменательном событии. А потом я, как ни в чем не бывало, являюсь на завод, в гости, и вообще весь такой живее всех живых, как Владимир Ильич.
Возможно, он меня как-то тестировал, только я же не Иван. Мог не заметить вопросы с подвохом.
Интересно, кем он меня считает? Каким-то шпионом, замаскированным под Ивана Мельникова?
Дверь редакции скрипнула, в коридор высунулась Даша.
— Иван, там тебя к телефону, — сказала Даша довольно прохладным тоном. — Твоя Светка желает напомнить, что у тебя сегодня вечером какие-то дела.
— Да-да, иду уже, — я тряхнул головой. Подумаю про Игоря потом.
Городской дворец пионеров, и он же театр юного зрителя Новокиневска всегда вызывал у меня противоречивые чувства. По архитектуре это был такой типичный дворец культуры, пафосное бело-желтое здание с массивными колоннами и мраморной лестницей, к которой даже лимузину было бы не стыдно подъехать. Вот только построили его в довольно странном месте. Рядом с так называемым Новым рынком, рассадником маргиналов всех мастей и мелкого криминала. Это потом, в двадцать первом веке здесь возведут несколько зеркально-стеклянных корпусов и наведут порядок. А в восемьдесят первом дорога от остановки до дворца пионеров представляла собой сплошную полосу препятствий. Единого здания рынка еще не было, так что торговля тут велась с прилавков с тентами и без, с деревянных ящиков, сломанных стульев, сложенных друг на друга кирпичей и расстеленных прямо на снегу одеял, газет и непонятных тряпок. Среди этой всей «красоты» фланировали цыганки в разноцветных юбках и шубах. Через это все приходилось буквально протискиваться.
— Ой, тень темная над головой твоей светлой, изумрудный мой, — сладко запел над ухом женский голос. — Гибель за тобой по пятам ходит, на пятки наступает...
— Да что вы говорите, — буркнул я, выдергивая руку из цепких пальцев. Но на цыганку посмотрел. Почти классическая такая — на голове цветастый платок, на плечи наброшена шуба, ворох юбок подметает грязный утоптанный снег тротуара. Только косы не черные, как смоль, а скорее русые. И глаза светлые.
— Я не цыганка, я сербиянка! — заявила она. — Другим не гадаю, но тебя отпустить не смогла. Опасность над тобой кружит, как вороны черные.
— Ну что поделать, если жизнь такая, — хмыкнул я. Симпатичная девица, на самом деле. Я вдруг понял, что понятия не имею, что цыганки плетут, когда гадают. Денег у меня с собой было рубля два, ну может три, если с мелочью.
— Я могу отвести злые тени, — заговорщическим тоном сказала гадалка. — Только образы пока мутные. Положи любую монетку, тогда я смогу больше увидеть.
Она вынула руку из пушистой варежки и протянула мне.
— Валяй, рассказывай, — я достал из кармана первую попавшуюся монетку. Пятнадцать копеек.
— Родной крови тебе надо беречься, — пристально глядя мне в глаза заговорила она. — Если не брат, то отец, если не отец, то сестра. Нельзя, чтобы денежка касалась кожи, надо ее в бумажку завернуть...
— Хм, ну ладно... — я достал единственную свою бумажную денежку — рубль. Цыганка ловко ухватила ее и тщательно упаковала монетку в бумажку.
— Не бойся высоты, не бойся глубины, — затараторила она. — Заманивать сладкими речами будут, не верь. А в полнолуние сходи на перекресток да рассыпь соль на четыре стороны...
В какой-то момент ее речь превратилась в натуральный такой белый шум, с бубновыми королями, трефовыми интересами и долгими дорогами в казенный дом. А в конце этого замысловатого спича, гадалка поводила у меня перед носом сверточком из бумажки и монетки, дунула на него, развела пальцы и он исчез.
 
— Утром найдешь свою монету в кармане, — заявила она. — Если одна ее сторона почернеет, то нужно тебе выбросить ее через левое плечо и уйти, не оборачиваясь. И тогда ничего тебе не сможет сделать тот, кто недоброе о тебе замыслил...
— Хорошо бы, — вздохнул я. — Но ручку золотить мне особенно нечем. Только мелочь.
Я высыпал ей в руку несколько монет. Если она и осталась недовольна, то виду не подала. Деньги моментально исчезли, я даже не успел заметить, куда она их сунула.
— Все у тебя будет хорошо, изумрудный мой, — сказала она и снова заглянула доверительно мне в глаза. А потом отпрянула и скрылась, практически растворившись среди прилавков, продавцов, темных личностей и толкущихся тут же граждан, которые пришли сюда за покупками.
— Такая вот магия, — проворчал я и двинулся дальше ко дворцу пионеров.
Следуя указаниям Светы, первым делом я направился искать кабинет директора. Она вроде как даже специально сегодня осталась сверх рабочего дня, чтобы со мной поговорить. И выдать какие-то напутствия перед тем, как я начну.
— Да-да, входите! — раздался из-за монументальной деревянной двери женский голос.
— Добрый вечер, — я вежливо остановился на пороге. — Я Иван Мельников, Света должна была вас предупредить...
— Иван... — протянула женщина и оглядела меня с ног до головы. — Очень хорошо.
Эта дама могла бы позировать для картины «настоящая строгая училка». Ей было лет, наверное, пятьдесят с хвостиком, ярко-рыжие волосы уложены в высокую прическу, одета она была в строгое серое платье. А выражение лица было такое, что волей-неволей хотелось вытянуться по стойке смирно.
— Вы раньше уже работали с подростками? — спросила она, поджав тонкие губы.
— Если честно, нет, — признался я. — Вожатым был в старшей школе, но это, наверное, не считается, да?
— Ну что ж, все когда-то начинают... — сухо сказал она. — Ребята у нас хорошие, пытливые. Только с ними надо построже, а то разболтаются и на шею сядут.
— Ничего, шея у меня крепкая, — попытался пошутить я.
— А вот этого не надо! — отрезала директриса. — Пойдемте, вам покажу дорогу, а то сами вы тут можете заблудится.
Она поднялась из за стола, поправила и без того идеально сидящее платье. Роста она оказалась невысокого, но все равно рядом с ней у меня возникало ощущение, что я совсем мелкий пацан, на которого эта серьезная тетя смотрит сверху вниз.
Мы поднялись на второй этаж по боковой лестнице, замаскированной под обычную дверь. Не знал бы, точно мимо бы прошел. Попали в широкий коридор с слегка рассохшимся паркетным полом, покрытым темно-бордовой ковровой дорожкой. Тоже довольно потертой уже. За одной из дверей играла музыка и кто-то пел. На некоторых дверях были таблички. Авиамодельный кружок. Радиотехника. Мягкая игрушка. Театральная студия. Малый актовый зал. Директриса остановилась рядом с этой дверью и прислушалась.
— ...папа привез из командировки.
— Зыкинско! Дашь потрогать?
— Только осторожно. Вот тут такая кнопочка, если нажать...
— Ух ты, чуть не порезался! А складывать как?
— Вот, смотри...
Директриса резко распахнула дверь.
— Здравствуйте, ребята!
Восемь пар глаз резко повернулись к двери. Хотя нет, девять. Просто восемь пацанов стояли рядом с роялем, а один сидел на подоконнике в отдалении. Что-то глухо стукнуло, ударившись об ковер. Самый длинный из пацанов, единственный одетый в настоящие джинсы, быстро поднял это «что-то» и сунул в карман.
— Здрастье, Людмила Михайловна, — нестройно проговорили ребята.
— Что вы там опять притащили? — грозно спросила она.
— Ничего, Людмила Михайловна, — длинный невинно поморгал глазами и показал директрисе пустые руки.
— Ну смотрите у меня... — она покачала головой, явно хотела сказать еще что-то назидательное, но вспомнила, что пришла не за этим, и повернулась ко мне. — Иван, ваша секция временно здесь расположилась, это же ничего? Стулья тут есть, несколько столов можно принести из соседней комнаты. Если надо прямо сейчас, я покажу...