Плацдарм (СИ)
Круглов посмотрел автора — разумеется, Троцкий.
— А вот еще, — аспирант указал на следующий отрывок.
«…Было бы наивностью думать, будто неведомый массам Сталин вышел внезапно из-за кулис во всеоружии законченного стратегического плана. Нет, прежде еще, чем он нащупал свою дорогу, бюрократия нащупала его самого. Сталин приносил ей все нужные гарантии: престиж старого большевика, крепкий характер, узкий кругозор и неразрывную связь с аппаратом, как единственным источником собственного влияния. Успех, который на него обрушился, был на первых порах неожиданностью для него самого. Это был дружный отклик нового правящего слоя, который стремился освободиться от старых принципов и от контроля масс и которому нужен был надежный третейский судья в его внутренних делах. Второстепенная фигура пред лицом масс и событий революции, Сталин обнаружил себя, как бесспорный вождь термидорианской бюрократии, как первый в ее среде…»[1]
Круглов отложил газету и спросил:
— Алексей, зачем ты мне это показываешь?
Тот тихо ответил:
— Думаю, у меня сложилось общее представление, что там происходило.
Профессор кивнул.
— Давай поговорим в коридоре, не будем мешать остальным, — предложил он.
На самом деле Круглов не хотел, чтобы кто-то из работавших в библиотеке, — особенно те двое, которых ввел в группу полковник, — слышали разговор.
— Рассказывай, — предложил профессор, когда они вышли.
— В общем и целом ситуация развивалась следующим образом. Троцкий и его группа рассматривали СССР в первую очередь как базу мировой революции. Отсюда тесное сотрудничество с коммунистическими партиями в Европе и Азии.
— То же, что и у нас, — сказал Круглов.
— Да. Разница вот в чем. У нас на пятнадцатом съезде антипартийные взгляды Троцкого и его сторонников были решительно осуждены, а у них произошло по-другому. Троцкому удалось ложно обвинить товарища Сталина в провале революций в Германии и Китае — якобы он лично ответственен за ошибки и нерешительность, проявленную при поддержке коммунистов. Троцкий заявил, что Сталин заменил диктатуру пролетариата диктатурой партийного аппарата!
— Подождите, — перебил профессор, — а как же резолюция товарища Сталина «Об оппозиции»?
— Большинством голосов ее отвергли, — сказал аспирант, — это было воспринято как победа Троцкого. Подробный отчет о голосовании есть в номере «Правды» за 18 декабря, если хотите, я покажу…
— Потом покажешь, — сказал Круглов, — хорошо, и что дальше?
Они дошли до конца коридора и развернулись. Дверь библиотеки открылась, из нее вышел один из назначенцев полковника, и пристально посмотрел на разговаривающих.
— Давай-ка постоим здесь, — сказал Круглов. Назначенец, потоптавшись, вернулся в библиотеку.
— А дальше вот что. Тезис о построении социализма в отдельно взятой стране был признан неверным, а вопрос о поддержке мировой революции, в том числе военным путем, выдвинулся на первый план. А дальше вы видели — в неудачах коммунистического движения в Европе и Азии обвинили бюрократический аппарат и товарища Сталина как его символ.
Круглов поморщился.
— Осторожнее в формулировках, Алексей.
— Так это же у них! — воскликнул тот.
Профессор усмехнулся.
— Все равно, будь осторожнее. В отчете про символ бюрократии убери.
— Почему?
— Потому что я так сказал, — отрезал Круглов и мысленно добавил — а еще потому, что многим это может показаться правдой.
— Ладно, — согласился аспирант и увлеченно продолжил: — но вот вопрос — а за счет каких ресурсов СССР может поддерживать коммунистическое движение? Стратегически решение только одно — индустриализация. Троцкий со свойственным ему максимализмом выдвинул концепцию сверхиндустриализации.
— Что это? — спросил Круглов.
— То же, что и у нас, но только со всеми теми перегибами, с которыми решительно боролся товарищ Сталин. А там с перегибами не боролись, крестьян фактически грабили и заставляли насильно вступать в колхозы, представляете?
— Вот это обязательно подчеркни, — указал профессор, — про грабеж крестьян. И каков результат?
— У меня сложилось впечатление, что довольно неважный. Напрямую в газетах об этом не пишут, но что-то не встречал я рапортов о досрочном выполнении пятилетних планов. И с мировой революцией не все гладко. В Европе так ничего и не вышло, а вот Китай удалось сделать коммунистическим почти на все территории. Правда, цена оказалась высокой — китайским товарищам для удержания власти постоянно требовалась военно-техническая поддержка. А еще Монголию приняли в состав СССР.
— Так, хорошо. А что с политической системой?
— Должность генерального секретаря была упразднена, а Троцкого выбрали председателем партии. Он начал гонения на товарища Сталина и его сторонников…
— Так, хорошо, — прервал его профессор Круглов, — давай вот как разделимся. Ты займешься экономической частью и внешней политикой, а я напишу раздел о политическом устройстве СССР. Здесь надо быть особенно аккуратным.
— Хорошо, Сергей Николаевич.
Назначенец снова выглянул из библиотеки и посмотрел на них. Наверняка рапорт накатает, подумал профессор.
— Подготовь мне номера «Правды», где упоминается борьба Троцкого с товарищем Сталиным. И, пожалуйста, ни с кем ничего не обсуждать, только со мной. Если эти двое попытаются теб разговорить, скажи, что со всеми вопросами обращаться ко мне — я так распорядился. Ясно?
Аспирант заверил, что ясно. Круглову оставалось надеяться на это.
Генерал Синицын дочитал отчет, составленный группой экспертов, и, отложив его в сторону, взглянул на Владимира. Тот затаил дыхание — сейчас все решится: со щитом или на щите.
— В общем, неплохо, — резюмировал генерал. — Поправьте меня, если я ошибаюсь. Основная идея в том, что временная победа троцкистских элементов замедлила развитие страны. Как следствие, Советский Союз не смог подготовиться к отражению фашисткой агрессии.
У Владимира отлегло от сердца. Все-таки молодец Круглов, смог найти верную интонацию!
— Именно так, товарищ генерал. Я бы хотел добавить, что военная помощь Китаю из-за войны с Японией отвлекла силы Дальневосточного военного округа, и они не смогли вовремя помочь Красной армии в битве под Москвой. Это и привело к катастрофе сорок первого года в параллельном мире.
Синицын кивнул.
— Я с вами согласен. Теперь на основе этого документа, — он показал на отчет, — надо составить инструкции для политработников. Когда мы освободим оккупированные территории, среди местного населения надо будет провести разъяснительную работу о вреде троцкизма. Возможно, потребуются и другие меры.
— Да, товарищ генерал.
— Я думаю, группа профессора Круглова справится с этим. Разумеется, ее надо идеологически усилить… — генерал ненадолго задумался, и затем продолжил: — ну, это уже не ваш вопрос. Спасибо за работу. И передайте мою благодарность группе профессора.
Генерал отпустил Владимира. Первый раунд выигран, подумал он, спускаясь к выходу из Лубянки, но самое сложное впереди. Прямо сейчас разведка выясняет, где проходит линия фронта. По горам Урала, или еще дальше, в Сибири? И кто управляет территориями, до которых немцы не дошли? Троцкий? Или он потерял власть из-за военных неудач? Вопрос, вопросы…
Владимир очень рассчитывал в ближайшее время получить ответы.
Пока они шли к точке перехода, Зина задавала вопросы, на которые старшина пытался ответить правдиво и одновременно так, чтобы ему можно было поверить. Получалось не очень. Когда из нарисовавшегося в воздухе сияющего круга вышел человек в плащ-палатке, Зина уже ничего не спрашивала — только глядела во все глаза.
Дальше состоялся довольно напряженный диалог между старшиной и тем, кто вышел из круга. Иван категорически отказывался возвращаться без Зины. На переговоры времени не было, так что Громов просто распорядился отправить по ту сторону барьера еще одну плащ-палатку с вшитой металлической сеткой. Потом старшину и Зину сразу разлучили, так что он не знал, каково было первое ее впечатление от того места, в которое она попала — вероятно, решила, что это хорошо замаскированная база большого партизанского отряда.