Цифраторий (СИ)

Не скрою, у меня нет уверенности, что я смогу продвинуться дальше, чем это удалось сделать Уоткинсу. Последние две недели я изучал материалы его работы, и понимаю, что, если бы находился на его месте, то двигался бы в том же направлении. По большей части он пытался переместить органические объекты. И это разумно. Ведь если мы научимся за долю секунды перебрасывать человека с одной планеты на другую без какого-либо вреда для его жизни и здоровья, то это откроет для нас…»
Адам вздохнул, пригладил копну непослушных волос и закурил, сквозь облако дыма пробегая глазами нестройное кружево черных букв. Где-то в ночи, за окном кабинета, проревел аэрокар. И снова сделалось тихо.
Еще одна затяжка, шум выпускаемого дыма, горький туман над столом, над исписанной тетрадью, и глоток горячего кофе, разливающийся теплотой по усталому телу.
Адам потер веки, желая прогнать из них тяжесть, и зевнул. Мысли ворочались вяло и неохотно. Но то, что он видел в тетради, пока ему нравилось. Буквы шли нестройно, плясали: ничего — он сто лет не писал на бумаге. Да и саму бумагу, вкусно пахнущую и шуршащую, не видел примерно столько же времени. Главное — ему удалось побороть этой глупый, детский страх чистого листа.
«…такие перспективы, что покорение галактики перестанет казаться несбыточной мечтой. А если даже не человека, а андроида. Которые будут скакать с одной планеты на другую и возводить уже для нас, для людей, телепортационные установки. Все что от нас потребуется в дальнейшем — отправлять корабли к далеким звездам и просто ждать.
Насколько я понял, Утокинс перепробовал все возможные средства, чтобы сохранить полезные свойства как электроники, так и органики. Он пытался перемещать объекты на короткие расстояния, замораживал их, а подопытных животных погружал в анабиоз, предполагая, что дело в сознании, которое не в силах вынести перегрузки и время телепортационного путешествия. Но на выходе все равно получал их высохшие тушки, начиная бегать по кругу.
Возможно, он смотрел на проблему не под тем углом. Что-то упустил. Не знаю.
И еще эти хакеры, проникшие на наш сервер несколько дней назад. Часть архивов удалось восстановить, но другая, увы, была безвозвратна утрачена. Как оказалась, подобные атаки преследуют институт чуть ли не со дня его основания. Поэтому я принял решения все расчеты, замечания и ход исследования фиксировать на обыкновенной бумаге, а на сервер заливать только общие данные, чтобы снова не лишиться важных сведений. Пусть попробуют взломать мои тетради, мои дневники. Пьюры сообщили, что им удалось выйти на след хакерской группировки, да что толку…
А теперь еще одну сигаретку, еще один глоток кофе и спать».
* * *
Вызов поступил глубокой ночью. Сара медленно плыла на аэрокаре над городом, когда сообщение об ограблении взорвало тишину, срывая покров подступившего сна.
Ограбление?!! — не поверила она, приказывая аэрокару следовать к месту преступления.
Если ее не разыгрывали, то ночью какие-то сумасшедшие решили зачем-то обнести один из распределительных узлов «Роботеха», откуда андроидов, дронов и прочий хлам развозили по всему Лост Арку. Пункт назначения находился в пятнадцати минутах полета. Неплохо. Но, увы, недостаточно для того, чтобы очутиться на месте первой.
Она вывела трехмерную карту города над приборной панелью и с сожалением обнаружила среди белых граней домов три красные точки, двигающиеся с юга, запада и востока навстречу друг к другу. Помимо нее, еще трое пьюров спешили по ночному вызову, слетаясь к месту преступления как…
— Стервятники! — прошипела она, торопливо переключаясь в режим ручного управления.
Твой пульс повысился до ста ударов в минуту, — сообщил корневой чип.
— Дик, не сейчас, — недовольно пробормотала она.
Рекомендую принять дизэмпатическое средство, — посоветовал он. — И вернуться в режим автоматического пилотирования.
— Еще чего! — огрызнулась Сара и резко, демонстративно бросила аэрокар к домам.
Звезды закружились в небе, металл опасно затрещал от нагрузки. Она знала это старое корыто как свои пять пальцев. Заботливый и расчетливый автодрайвер всегда думал о безопасности полета, не разгоняясь до максимальных значений. А так — из него можно было выжать еще немного скорости. Иногда ее даже хватало, чтобы прибыть в пункт назначения раньше, чем другие пьюры.
 
Штурвал гудел в руках, словно огромный рогатый жук. Тело вибрировало вместе с подрагивающей стальной машиной. И Саре это нравилось. Падать вниз вольной птицей, пренебрегая всякой безопасностью и рискуя собственной жизнью. Чувствовать бешеный стук сердца и поднимающийся жар — когда кровь кипятком струится по венам, заставляя лицо пылать. Уже две недели она не принимала холодок, и эмоции захлестнули ее, будто штормовая волна.
Буря эмоций! Ураган эмоций! Она ощущала, как тело возвращает себе жизнь, истинную жизнь и словно танцует в языках пламени от смеси нахлынувших и давно забытых чувств. И страха, леденящего сердце. И восторга, от которого в животе взлетают мелкие бабочки. И от гнева, затлевшего при виде трех красных точек чужих аэрокаров. И от стыда за этот преступный гнев по отношению к своим братьям.
Подумать только — ограбление! Настоящее ограбление! Когда она в последней раз занималась настоящим делом? Сара попыталась вспомнить, но не сумела… Мелкое хулиганство и пьяные драки — вот, чем она занималась все лето. Осматривала искалеченных аднроидов да разнимала драчунов, перебравших в каком-нибудь баре, затем выписывала им судебные повестки, а после сама же, зевая и считая ворон, выслушивала их защитников и выносила решение, обычно смягчая штрафы настолько, насколько это позволял закон. Все дела, все процессы были такими простыми и скучными, что иногда тоже хотелось надраться и ввязаться в драку. Но вместо этого она безропотно колола себе холодок, чтобы не слететь с катушек от безделья и тоски. И тут такой шанс…
Снаружи маячили крыши высоток, плоские, пологие и круглые, утыканные антеннами, словно ежи колючками. В темноте желтоватыми, мутными глазами проступали окна домов; по ночным улицам среди мелькающих голографических проекций лился многоцветный неон.
— Пинг.
— Да, моя радость.
— Помнишь, на прошлой неделе ты пригласил меня поужинать? И… месяц назад. И…, кажется, три месяца назад.
— Так ты наконец-то согласна?
— При одном условии.
— Я сейчас вижу тебя на радаре. Хочешь, чтобы я…
— Да. Я буду тебе очень признательна, если ты сбавишь ход своего аэрокара.
— Тебе говорили, что ты чокнутая?
— Именно это тебе во мне и нравится.
— Ок. Заметано.
Сара увидела, как красный огонек, двигающийся с юга, сперва замер на карте, а затем не спеша двинулся в противоположную сторону. С одним пьюром ей удалось разобраться. Оставались еще двое. Жан и Мики.
— Жан.
— Я знаю, о чем ты хочешь попросить. Нет! И еще раз нет!
В чистый корпус дураков не брали, и Жан даже не хотел слушать о том, чтобы уступить дорогу. Времена джентльменов остались в глубоком прошлом. С Мики связываться не имело смысла, потому что ей попросту нечего было предложить. Все хотели получить это дело, если, конечно, на складе действительно произошло преступление.
— Проси все, что хочешь.
— Прямо все? — заинтересовался Жан.
— Ну, говори!
— Если я отстану, то ты… скажем, нарядишься в костюм феи и… помассируешь мне ступни.
— Только ступни?
— Да я прикалываюсь, — рассмеялся Жан. — А ты бы реально это сделала? Ох, конечно, я тебе не отдам ограбление.
— Ну ты и….
— Опасное сближение! Опасное сближение! — запаниковал автодрайвер, когда аэрокар втиснулся между домами и на полном ходу протаранил янтарную голограмму бармена, жонглирующего коктейльными бокалами.
— Да вижу я, вижу!
В машине что-то хлопнуло, аэрокар тряхнуло так, что Саре почудилось, что она пробьет потолок, а затем ей в грудь брызнула тугая струя, и белая пена, застывающая мгновенно, плотно, словно кокон, обернула тело, чтобы смягчить грядущее падение.