Не слабое звено (СИ)

– Я ничего не понимаю, Тань, кто может ответить на мои вопросы? – ходил он из угла в угол, а Дуги, что принес дров, и затопил очаг в своем доме, посматривал на них как на диковинку.
– Свыкнешься, но пока прошу тебя делать то, что говорят – нам некуда идти, – ответила она, когда хозяин дома отошел за водой.
Домой пришла Давина, и начала что-то вроде генеральной уборки, хотя, здесь нужно было делать не уборку, а капитальный ремонт. Или просто подогнать трактор и снести всю эту халабуду, и отстроить заново что-то более путное. Крыша подтекала, и хоть она ставила под тонкие струйки ведра и корыта, все равно, пол скоро стал не лучше, чем на улице – притоптанная глина начинала разъезжаться. Когда под наками начало хлюпать и ее обувь начало засасывать в пол, Давина принесла солому и разложила ее в виде дорожек. Да, отличный выход, - подумала Таня, представляя, что за пару лет высота пола  благодаря этим подстилкам поднимется метра на три, не меньше.
Таня пыталась ей помочь, но лучше в доме не становилось. Костя лежал и молча смотрел на все происходящее. Таня видела, что он иногда хочет что-то спросить, но сдерживается и отворачивается. Девушки поставили на огонь большой котел, и когда вода нагрелась, Давина сложила туда одежду. Весь процесс стирки ограничивался кипячением, а после, вещи выжимались, развешивались здесь же, и это только добавляло грязи в доме, .
К вечеру дождь остановился, а над горами повисла легкая туманная дымка – лес испарял воду, поднимая в воздух новую порцию влаги. Татьяна с Костей пошли к реке, чтобы помыться – так они сказали новым друзьям, хотя, правильно было назвать их хозяевами.
– Надо уходить отсюда, Тань, не нравится мне здесь, понимаешь? Совсем не нравится. Ночью убежим, – уверенно сказал Костя.
– До города шесть суток – не меньше, Кость. У нас ни одежды нормальной, ни еды, и ты не слышал, как ночами в горах воют волки. Не думаю, что они откажутся от таких мясистых кусков, как мы, – ответила Таня, и вошла в воду по колено, подняв подол – грязь на ногах растворилась, и стало приятно двигать пальцами - налипшая глина страшно сушила кожу.
– Вода холодная очень, я бы не стал лезть в речку, – посмотрев на нее, заметил Костя.
– Да, а я бы на твоем месте поберегла кроссовки, потому что ни одной стиральной машинки и торгового центра я не заметила, – ответила она, посмотрев на его обувь – она была вся сплошь залеплена глиной. – Как только закончатся дожди, и у нас будет хоть какое-то понимание – в какую сторону двигаться, мы пойдем, но сухая и чистая обувь в дороге – девяносто процентов успеха.
– Я не могу без обуви ходить – если порежу ногу стеклом, можно занести массу заразы, – брезгливо прошипел Костя.
– Да уж, здесь просто масса стекла. Костя, ау, осмотрись, у них на окнах промасленная бумага в несколько слоев, и они не убирают прошлогодние слои, засиженные мухами, а просто приклеивают новый слой. 
– Как это? – удивленно спросил Костя.
– Так это. Стекло здесь, если есть, то доступно только королям, и то, не местным. Шотландия в это время – сумасшедшее место, раздираемое местной знатью и английским королем. Знать бы какой год сейчас, было бы проще. Помнишь тот замок в Глазго?
– Нет, не помню, достоинства культуры других стран меня мало интересуют, знаешь ли… Особенно сейчас.
– Ясно. Вопросов больше не имею, но кроссовки прошу постирать и высушить, иначе, бегать от реальных волков будет сложнее, чем вынимать из пятки несуществующее стекло, – ответила Таня, вышла из воды, и направилась к дому, выбирая клочки травы, чтобы дойти с чистыми ногами. Возле дома Дуги и Костя тоже сделали дорожки из соломы, и стало относительно терпимо, хоть и затратно, как заметила Иона.
Ужинали молча, Тане хоть и хотелось побольше узнать, но говорить она решила больше с Давиной – та не щурит глаза после каждого вопроса, как это делают мать и сын, стараясь найти в незнакомке второе дно.
Костя нехотя жевал, и он ни за что не стал бы есть, будь хоть чуть-чуть сытым. Двое суток без крошки еды сделали его не таким привередой, что был раньше. Да и без сил далеко не уйдешь, это понимал даже он. Стайки мух, присаживающиеся на край миски вызывали отвращение, и приходилось левой рукой постоянно махать над тарелкой, чтобы они не сели на еду. Когда Таня вспоминала, что рядом сарай, полный навоза, она старалась не дать шанса ни одному насекомому.
 
Ночью снова зарядил дождь, который продолжался до обеда, но, взявшийся словно ниоткуда, ветерок быстро разогнал тучи, открывая солнце. Все моментально стало лучше – и настроение, и картинка вокруг. если бы не эта дурацкая ситуация, Таня бы была в полном восхищении от этого волшебного места: невысокие горы, цепью тянущиеся к горизонту, затейливо изогнутое русло реки, выбеленные на солнце и причудливо уложенные самой природой камни, запах сохнущей травы и земли.
Женщины выносили на просушку всю одежду и тощие матрасы, потом выгоняли овец и свиней, снова и снова приносили им корм, а Дуги делал из Кости шотландца – Таня засмотрелась на этот процесс – они завязывали килт.
Сначала вокруг бедер, сразу надели ремень, а ткань под ним Дуги сборил, чтобы получились некие складки. Остаток ткани перекидывался через плечо и крепился под тем же ремнем.
Когда они были в Инвернессе, Косте был не интересен рассказ экскурсовода, а Таня внимательно слушала историю тартана[1]. Эта, казалось бы, банальная клетчатая тряпка делала и говорила больше, чем некоторые люди, носившие ее. Ее можно было считать паспортом.
Встретившись с незнакомцем, шотландец за доли секунд мог понять какому клану он принадлежит, его статус, материальное положение. Килты с одним цветом носили слуги, двуцветные – фермеры, килты, на которых рассмотрели аж три цвете носили офицеры, четыре – военачальники. Шесть цветов могли позволить себе поэты, а семь – вожди.
Тогда Татьяну рассмешил сам факт такой важности поэтов, но шотландцы – нация, которая гордится своими истоками, хоть и не желает говорить о влиянии на них скандинавов. Поэты же могли красивым языком донести то, что у простого человека было в голове – они правильно формулировали слова о патриотизме.
Черный цвет получали благодаря окрашиванию корой ольхи, или же специально отбиралась только черная овечья шерсть. Синяя краска получалась из ягод черники. Красный могли носить лишь шотландцы, имеющие средства – эта краска была самой дорогой.
«Да, в наше время такие модные дома, как Burberry, Chanel и многие другие бренды активно используют то, что было лишь неким «паспортом» горцев» – думала Таня, смотря на мужчин, что отправились к лесу. Дуги вел за собой быка с огромными, выгнутыми вверх рогами. Таня любовалась Костей – ему шел этот наряд как никому другому – высокий, с широкими плечами, узкими бедрами, он был похож на героя романа о любви.
– Иди помоги Давине, – крикнула из сарая Иона, не вдаваясь в подробности того в чем заключалась помощь. Таня не стала ждать новых окриков и направилась к овцам.
Девушка занималась тем, что, налив в корыто молоко, макала туда палец, давала его ягненку в рот, а потом подводила руку к корыту, и опускала туда голову малыша. Некоторые сразу понимали, что это не издевательство, а целая молочная река, и больше не нужно тянуть его из мамкиной сиськи. А самые настырные никак не хотели смиряться с этим. Вот их-то и нужно было заставить пить самостоятельно.
– Скоро нужно снимать «летнину», – сказала Давина, но Татьяна боялась переспросить ее.
– Летнину? – собравшись, все же задала она вопрос.
 
– Да, стричь овец. Летнюю шерсть. На сезон мы нанимаем стригалей, иначе, нам самим и не справиться. Потом стирать и прясть шерсть. Ты в городе жила всегда?
– Да, я была гувернанткой у одной семьи, – сморозила Татьяна первое, что пришло в ее голову.
– Это что? – переспросила Давина и выпрямилась, посмотрев на Таню так внимательно, что у той все похолодело внутри.
– За детьми смотрела, кормила…