Когда говорит кровь (СИ)

— Да, да, расскажи нам! — поддержал своего двоюродного брата Эдо. Его голос ещё не успел сломаться и оставался по-детски звонким.
— О войне?
— Обо всём! Обо всех твоих походах. О варварах расскажи, о том, как вы с ними сражались! — глаза Басара заблестели, и Скофа тут же заметил, как изменилась в лице Мэтна, а Сардо неодобрительно нахмурился.
— Так, ну все, цыц дети, — шикнул на них он. — Не надоедайте дяде, он даже поесть то толком не успел. Захочет — сам расскажет. Но потом. А сейчас уткнулись носами в тарелки и чтоб головы не поднимали, пока чистыми не станут!
Мальчики тут же выполнили поручение главы семьи, бодро заорудовав ложками. Скофа с тоской посмотрел на свою чуть тронутую тарелку, а потом перевел взгляд на пустую плошку Мицана, которую он вновь наполнял кашей и солониной. Его изуродованный друг явно был доволен этим вечером и, похоже, намеривался взять от него все возможное, набив брюхо под завязку.
— Ты на них внимания не обращай, — продолжил Сардо, вновь разлив вино по чашам. На этот раз он не забыл и про Мицана с Беро. — Мальчишки в последнее время все время в облаках витают, а у нас тут работы по горло. Ежели они в мечтах жить будут, то кто за складом присмотрит, масло грузить станет? Некому будет. И зачахнет тогда наше новое семейное дело. И что тогда, опять на давильню идти? Да не в жизнь! Не пусть в семье будут. Крепнут.
— Боишься, что мальчики по стопам дяди пойдут? — Негромко произнес Скофа.
От этих слов его брат вздрогнул, нервно выпил вина, чуть было не подавившись, и закашлялся. Над столом повисла тишина, прерываемая лишь бодрым чавканьем Мицана, да возней детей на ковре. Малышу удалось-таки завладеть лошадкой, и он с энтузиазмом стучал ей о деревянный кубик.
— Скофа, а ты же ещё в войсках, правда? — неожиданно спросила его Мирна.
— Да, пока ещё в солдатах. Только когда мы вернемся в Кадиф и пройдем с триумфом по улицам города, всех отслуживших ветеранов отпустят по домам. Военный устав четко гласит, что воин не должен покидать службы и полководца, пока поход не завершен. Поэтому я на целый год больше положенного и отслужил. Но уже совсем скоро моя солдатская жизнь закончиться. Завтра армия как раз рядом с Кэндарой пройдет, а отсюда до столицы рукой подать, сами знаете. Два дня пути от силы.
Слушавшие его мальчики оторвались от своих тарелок, но тут же, получив по подзатыльнику от Сардо, уткнулись обратно. Брат посмотрел на солдата с явным неодобрением, но вновь промолчал.
— Значит, через пару дней ты уже навсегда отложишь копье?
— Примерно так, если только ничего не случиться и армии в боевые порядки не приведут, но это маловероятно. На Тайлар, особенно сейчас, никто напасть не посмеет. Лико Тайвиш всему миру показал, что наша былая мощь в полной мере вернулась, и кто наши рубежи пересечет, надолго в этом мире не задержится!
Он по привычке поднял к верху чашу с вином, но встретив непонимание в глазах родни смутился и сделал вид, что просто решил выпить. Только Мицан ответил ему понимающей улыбкой, подмигнул и тоже выпил свою чашу до дна.
— А после того как вас отпустят, — словно не заметив его слов продолжила Мирна, — сюда вернешься или осядешь где ещё?
— Ну, сюда, наверное, — её вопрос несколько сбил Скофу столку. — Куда ещё то?
— Кто же тебя знает Скофа. Вдруг ты решишь в столице остаться.
— Зачем в столице? — оживился Сардо. — Не, брат, ты сюда возвращайся поскорее. В дело тебя возьмем, к ремеслу нашему новому приобщим. Нам лишние руки только во благо будут. Сейчас времена для торговли хорошие — дороги безопасны, налоги не высоки, а сановники не стремятся обобрать до нитки. Так что работы у нас много и ещё больше будет. Да и развиваться есть куда. Вот, к примеру — телегу бы новую купить, да и лошадей бы ещё парочку. А то без транспорта толком в торговле не развернёшься. Наши закупщики, ну, в Солтрейне которые, и рады бы у нас больше брать, да только мы лишь одну телегу и можем за раз привезти, а в месяц ходки две делаем. Ну, если удачно все складывается — три. А с двумя то телегами, ух! Да и хорошо бы назад не порожняком ходить, а из Солтрейны сюда товары какие везти. Там дубильное ремесло хорошо развито, а у нас в городе с кожей как раз не очень. Вот только и тут деньги нужны. А что, Скофа, не думал вложиться в семейное ремесло? Небось, на войне-то успел набить заплечный мешок всякими дикарскими сокровищами, а, так же брат?
 
— Набивать то набивал, да только дырявый мне мешок попался. Ничего в нем и не задержалось.
— А я-то всегда думал, что солдаты из походов не пустыми возвращаются, — от услышанного Сардо заметно помрачнел.
— Кто как… одним везет и в их руки сокровища сначала попадают, а потом там же и остаются, а к другим… к другим боги не столь снисходительны. Вот и мне удача никогда особо не улыбалась.
— То есть ты за двадцать один год так ничего и не скопил? Братец, да с таким же успехом ты мог все это время тут масло давить. Даже пользы бы больше было. Семье бы хоть помог, — прыснула Виэтна.
Скофа растерянно уткнулся в свою тарелку, помешав остатки каши. С нескрываемой завистью он покосился на невозмутимого Мицана, доедавшего вторую миску. Дорого бы он сейчас отдал, чтобы махнуться местами с Мертвецом и так же спокойно набивать брюхо, пока его друг отдувался бы перед родственниками.
— Я все эти годы за государство воевал, — произнес он, наконец, но оправдание прозвучало не так уверенно и громко как бы ему хотелось. Но главное, эти слова прозвучали именно как оправдания.
— И что нам с того Скофа? Вот что? Особенно если от твоего геройства семье ни жарко ни холодно?
— Виэтна, ну правда, не надо. Брат все-таки… — робко пробурчал Сардо, но девушка тут же бросила на него испепеляющий взгляд.
— Что не надо, Сардо? Не надо говорить что мы, да и ты тоже, думаем? Наш брат бросил свою семью. Оставил отца, мать, нас с тобой и Мирной, хотя мы ещё совсем детьми были, и ушел в армию. Видите ли, жизнь давильщика показалась ему слишком пресной и скучной, а он хотел геройств и подвигов. Ну что же. Свое он, похоже, получил. А навоевавшись вдоволь, решил-таки вернуться домой, к своей ненаглядной семейке. Будто бы и не было этих двадцати лет. Вот только вернуться он решил с пустым мешком. Что молчишь, сказать нечего? А вот мне есть что. Когда ты ушел, отцу пришлось работать днями напролет. И Сардо тоже, хотя ему было тогда двенадцать. Я и Мирна тоже без дела не сидели — работали, как могли, а ведь мне тогда было всего пять лет. Я ещё с игрушками должна была сидеть, а не взрослой жизнью жить. А потом умер отец. Он тяжело заболел, Скофа, но вместо того чтобы отлежаться или обратиться к лекарю, продолжал работать. Ну а разве он мог поступить иначе? Ведь его старший сын не мог его подменить, а Сардо ещё был слишком мал, чтобы работать в полную силу. Вот он себя и угробил. И тогда начались у нас совсем веселые деньки. Особенно для меня и Мирны. Ты не пугайся, честь рода не пострадала и до торговли собой мы не опустились. Но пахали мы тогда как проклятые. Стирали белье целыми днями, драили полы в таверне и в лавках, хватались за любую работу, которую только по силам выполнить маленьким девочкам. И знаешь что — мы справились. Выдержали все, нашли себе мужей. Да, пусть не богатых, пусть без особого имущества, но, как показали годы — толковых. И мой Керах в итоге всю нашу семью из грязи и нищеты вытащил. Может раньше соседи и посмеивались над нами, что вопреки традициям мы своих мужей домой привели, а не к ним ушли, зато теперь нас тут все уважают. Потому что мы упорно работали и семью нашу в люди вывели. Все вместе работали и продолжаем работать. А ты, Скофа, что можешь дать своей семье? Опять молчишь? Мы вот можем тебе дать кров, еду и работу. И дадим. Если сам захочешь. Даже не смотря на то, что ты к нам, как выяснилось, с голой задницей вернулся. Но только не жди, что мы забудем, как ты нас одних бросил. Это, уж извини, навсегда между нами останется. И смерть отца тоже.
 
Побагровевший Скофа уткнулся носом в свою миску. Слова сестры ранили его сильнее любого копья или стрелы, и он не знал, как от них защититься. Ведь Виэтна не врала и не приукрашивала. Она просто называла все своими именами. Злыми именами. Но именами правдивыми. Он и вправду бросил свою семью. Правда оставил их одних, когда они так нуждались в старшем брате — в опере семьи. Он ушел. А спустя двадцать один год, вернулся с пустыми руками, даже не попытавшись хоть как-то заплатить за все эти потерянные годы.