Огонь души (ЛП)

Но, казалось, только он смутился, когда в комнате появилась Эльфледа — ее глаза выражали неодобрение, губы были поджаты.
— Доброе утро, Эльфледа, — сказал Леофрик надменно.
— Ваша светлость, — ответила она с едва заметным реверансом. — Если я мешаю, я вернусь позже.
Он почувствовал, как Астрид зашевелилась и села позади него.
— Нет, — сказал он. — Входи и исполняй свой долг.
Леофрик почувствовал удовлетворение, когда Эльфледа посмотрела на него — она четко поняла, что господин сейчас напомнил ей о месте, которое она занимала.
Ему нужно быть осторожным с ней. У нее была власть среди слуг. Она была не только целительницей, но и присматривала за женщинами, служившими в замке, за кухонной обслугой и горничными, и если бы она хоть словом обмолвилась о том, что произошло в этой комнате, Леофрик и Астрид оказались бы в крайне затруднительном положении.
Особенно после вчерашнего.
Теперь они полагались на молчание слишком многих людей. Как только все узнают об убийстве охранника — Леофрик надеялся, что в их историю поверят, — о пленнице наверняка заговорят. У людей, знающих правду, не должно быть причин делиться ею.
Кровать зашевелилась; Астрид поднялась. Леофрик увидел, что Эльфледа посмотрела на нее — и взгляд этот был покровительственным, но не осуждающим. Интересно. Несмотря на упрямство Астрид и жалобы Эльфледы, целительница явно прониклась сочувствием к «бесстыдной дикарке».
Он наблюдал, как Астрид, совершенно голая, подошла к Эльфледе и положила руку на плечо целительницы. Эльфледа вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась.
— Спа-сбо. Спасибо. Эльф-Эльфледа. Спасибо. — Астрид явно было трудно выговорить имя, но она справилась неплохо.
Удивление появилось на лице Эльфледы, и Леофрику показалось, что ее глаза наполнились слезами. Она кивнула и похлопала Астрид по руке.
— Не за что, милая. Думаю, теперь все будет хорошо.
Она бросила на Леофрика взгляд, который предупреждал, что если все не будет хорошо, она найдет способ заставить его пожалеть.
Он улыбнулся в ответ. Их секреты были в безопасности с Эльфледой — и, следовательно, они сами были в безопасности.
Затем целительница взяла сверток с одеждой — она была очень настойчива — и протянула его Астрид.
— Пожалуйста, милая. Ты должна одеться. Леди не годится выглядеть так.
Леофрик знал, что это слишком много слов, чтобы Астрид поняла их все, но поняла она достаточно. Они хотели заставить ее надеть платье, которое она ненавидела.
На этот раз она не отшвырнула одежду в приступе раздражения, а повернулась к Леофрику. Она похлопала себя по ногам и заговорила на своем языке. Потом тяжело вздохнула.
— Ты. Как ты.
Он хотел бы объяснить ей, что его народ — а теперь уже ее народ — относится к своим телам иначе, чем она. Тела должны быть прикрыты. Адам и Ева были изгнаны из сада; они познали свою наготу, и с тех пор обнаженное тело считалось грехом.
Особенно женское тело. Женщина в бриджах — нечто большее, чем просто скандал. Женщина в бриджах была бы оскорблением, оскорблением Бога. Ноги женщины не должен был видеть никто, кроме ее мужа и слуг.
Или ее любовника, но такие вещи не произносились вслух, а значит, не существовали. В этом мире так много приличий состояло в том, чтобы хранить секреты, а не веру. Леофрик уже не в первый раз думал об этом.
Однако это не отменяло фактов. Внешность имела значение.
— Мне очень жаль. Иначе никак.
Он встал; Эльфледа ахнула и отвернулась при виде его нагого тела. Похоже, беспечность Астрид подействовала и на него тоже. Леофрик схватил свои бриджи и натянул их. Астрид наблюдала за ним. Затем он подошел к ней и взял ее за руки.
— Если ты наденешь это, — он указал на сверток с одеждой, который Эльфледа все еще держала в руках, — мы можем выйти вон туда, — он указал на окна, ярко освещенные солнечным светом.
Астрид долго смотрела на окна. Затем снова повернулась к одежде и Эльфледе, которая улыбалась и кивала, как мать, подбадривающая своего ребенка.
Она повернулась к нему с вопросом в глазах. Он видел, что это платье означает что-то важное, что она откажется от чего-то важного, если согласится. Но другого выхода он не видел.…
 
В его голове промелькнул призрак идеи, но ему нужно было время, чтобы все обдумать, так что сейчас Леофрик просто сжал ее руки и сказал:
— Пожалуйста.
Астрид изучала его с минуту, прищурив глаза, а затем медленно выдохнула, кивнула и взяла сверток из рук Эльфледы. Ее плечи поникли, выражение несчастья на лице было таким глубоким.
— Я дам тебе одеться. Я должен добраться до своих покоев прежде, чем мой отец и брат позавтракают. Я вернусь, как только смогу, и мы сегодня же выйдем на улицу. Пойдем в лес, если хочешь.
Он бормотал слова, которые она не могла понять, но он хотел успокоить ее, и ему не хотелось уходить. Он хотел, чтобы она знала. Наконец он поцеловал ее в щеку и сказал:
— Скоро.
Астрид кивнула, как будто поняла, и он наконец оторвался от нее и оделся так быстро, как только мог.
Он должен был добраться до отца и брата и придать жизни истории об убитом стражнике и женщине-воине, которая начала сотрудничать с ними.
И еще ему нужно было навестить хранителя королевского гардероба.
ЧАСТЬ 5. ТРУДОЛЮБИЕ
Работать тяжело, но только с помощью тяжелого труда мы способны создать что-то великое.
15
Астрид казалась отвратительной одежда, которую носили женщины в замке. Она не понимала, как женщины могут работать, когда они закутаны в столько слоев ткани. Рукава были тяжелыми и закрывали руки, горловина нижнего платья завязывалась у горла, а слои юбок обвивались вокруг ног и делали ходьбу почти невозможной.
Она по-прежнему отказывалась покрывать голову. Женщины ее народа тоже прикрывали головы, но это был вопрос эффективности в битве. А эти головные уборы были тяжелыми, как крылья больших птиц, свисающие с плеч.
Ей не нужно было понимать много слов на этом уродливом языке, чтобы осознать: эти люди верят, что женщины — источник стыда, потому что у них есть грудь — и делают все возможное, чтобы скрыть ее.
Но не богатые дамы, которые наоборот, выставляли грудь напоказ. По-видимому, только простые женщины несли этот стыд: и за себя, и за богатых.
После того, как Астрид несколько дней промучилась в этих громоздких платьях, Эльфледа принесла ей одно из богатых платьев из тонкого шелка. Оно было еще хуже. Оно сжимало ее грудь и живот и сковывало руки. Если бы ей пришлось сражаться, то пришлось бы просто разорвать это платье и пойти в битву голой.
Так что она носила грубо пошитые платья простых оттенков коричневого и голубого, заплетала волосы в косы и укладывала их так, чтобы не привлекать к ним внимания. Леофрик сказал, что в таком виде ее можно показывать другим людям.
Не то чтобы она хотела, чтобы показывали кому-то из этих людей. Они все таращились на нее, когда она проходила мимо. И они шептались. В своих кожаных доспехах она вряд ли обратила бы на это внимание, но в этой странной, неудобной одежде, без топора или щита в руках, она все слышала и видела. Даже если понимала только отдельные слова.
Астрид знала, что значат этот шепот и эти взгляды.
Эти люди видели в ней прирученного зверя. И они видели в Леофрике того, кто приручил ее. Ее хозяина.
Возможно, он приручил ее — или черное место приручило, и Леофрик просто получил то, что осталось от нее после. Астрид больше не знала, кто она. Кем она была, откуда пришла — все это теперь было для нее потеряно. Этот мир прятал своих женщин и делал их беспомощными. Здесь не было Дев-защитниц, и она была здесь ничем.
 
В этом мире не было места для таких, как она, но ей больше некуда было идти.
Вот почему она оставалась в своей комнате, когда Леофрика не было рядом, хотя и больше не была под охраной. Ей некуда было идти, она ничего не понимала.