Огонь души (ЛП)

Лицо Леофрика стало темно-красным, а затем багровым, но он не сопротивлялся. Она поняла, как только первое чувство того, что могло бы стать удовольствием, замерцало внутри нее, что он действительно позволит ей убить его и не будет бороться.
Он подчинился ей. Он дал ей то, в чем она нуждалась. Он ничего не брал взамен.
Она отпустила его горло, и в то же мгновение, когда он сделал свой первый глубокий, отчаянный вдох, его накрыло освобождение. Бедра дернулись так сильно, что Астрид едва не слетела с кровати.
Слишком поздно осознав, что он изливает свое семя в нее, Астрид отскочила, и семя брызнуло Леофрику на живот и ноги. Она никогда не позволяла мужчине изливаться внутрь. Она не хотела иметь детей.
Она была Девой-защитницей и не хотела, чтобы что-то связало ее с этим новым миром.
Да, она была Девой-защитницей. Но кем стала теперь, Астрид не знала.
14
Леофрик лежал на кровати, раскинув руки и втягивая воздух горящим горлом. Его тело пульсировало.
Он не мог понять, что именно чувствовал.
То, что произошло в этой комнате, с этой женщиной, не было похоже ни на что, что он когда-либо испытывал в своей жизни. Он позволил ей избить себя, взобраться на него, почти убить — никогда прежде он не позволял женщине брать над собой контроль.
Да и кто бы мог его себе подчинить? Он был Его Королевским Высочеством, герцогом Оренширским, вторым сыном короля Меркурии, вторым в линии престолонаследия. Женщины преклоняли перед ним колени и давали ему то, что он хотел. Он никогда не был ни жесток, ни груб, не брал того, что не предлагалось добровольно, но и не отступал. Однако он понимал, что получить даже то, что предлагалось добровольно, он не смог бы, если не имел власти.
Но эта женщина не давала ему того, чего он хотел. До этой ночи.
Астрид. Леофрик наконец-то узнал ее имя, и это было прекрасно. Она произнесла его имя, прикоснулась к нему сама, будучи в ясном разуме. Она предложила ему себя.
Леофрик не был уверен, что полностью понимает ее мотивы, но думал, что она сдалась — и он этого не хотел. Она стояла там, предлагая ему себя, но он не хотел этого — не так, не потому что она сдалась. Он хотел, чтобы она захотела его, предложила себя по-настоящему, по своей воле.
А потом Астрид поцеловала его — дико, почти неистово, захватывая и кусая его губу, ее язык требовательно проник в его рот, — и Леофрик снова почувствовал в ней силу и волю. Почувствовал желание. Никогда еще женщина не вела себя с ним так. Когда она прикоснулась к его плоти, обхватила ее рукой, как будто она принадлежала ей, пламя его собственного желания вспыхнуло с адской силой.
А потом она отшатнулась. Прикрыла себя руками, спряталась. Даже в черных стенах она не пряталась.
Судорожное замешательство на мгновение затуманило его мысли, когда его тело и разум попытались прийти к согласию, а затем Леофрик осознал ужасную правду. Коснувшись его, Астрид вспомнила Черные Стены.
Он мог сделать только одно, чтобы показать ей, что с ним она в безопасности.
Хотя она была слабее, чем когда-то, она все еще была воином, и в своем гневе и ярости она помнила это. Он будет носить на себе следы ее воспоминаний. Он будет чувствовать каждый удар.
И все же Леофрик никогда в жизни не испытывал такого экстаза, как в тот момент, когда она вернула его к жизни. Отчаянное удовольствие все еще пело в его костях и заставляло дрожать руки и ноги.
Он никогда прежде не проливал свое семя в женщину. Он надеялся, что не сделал Астрид беременной; это повлекло бы за собой неприятности.
Тихий голос внутри него кашлянул и предположил, что, несмотря на все сложности, если она родит ему ребенка, он сможет защитить ее по-настоящему. Более того, он сможет дать ей спокойную жизнь. Если бы ему удалось убедить отца, он мог бы дать ей еще больше. Даже сделать ее благородной.
Если он сумеет убедить ее согласиться на крещение, то сможет уговорить и отца. Королевство нуждалось в наследнике. Если Эдрик не мог обеспечить его, то, возможно, Леофрик сможет.
 
Женился бы он на этой женщине? На язычнице, чье имя он только узнал? На женщине, которая отказывается даже носить приличествующую представительницам ее пола одежду?
Да, он бы это сделал.
Он думал, что это был бы союз, основанный на чувствах.
Леофрик нашел в себе силы поднять голову и подавил стон, когда боль в горле усилилась от этого движения. Астрид сидела в дальнем углу кровати, скрестив руки на животе, и смотрела на него.
Астрид. О, как он любил форму и звучание ее имени!
Сев, он острее ощутил всю боль, которую она причинила ему. Он не чувствовал себя пристыженным оттого, что его била женщина. Астрид была необычной женщиной, и это была необычная ночь.
То, что произошло между ними, было самым страстным переживанием в жизни Леофрика, но в то же время и очень жестоким, и она, как он знал, не испытала от этого никакого удовольствия. Так много в ее облике заставляло его сердце болеть, но сейчас, когда ее взгляд бы настороженным, а поза — закрытой, самой большой болью было то, что она не чувствовала того, что чувствовал он — освобождения, экстаза. Любви.
Он хотел забрать у этого воина, у этой женщины воспоминания, которые заставили ее в страхе отшатнуться от его прикосновений. Если бы только она позволила ему показать ей удовольствие. Не удовольствие от жестокости, а удовольствие от нежности.
Он потянулся к ней, но она напряглась.
— Nej, — прошептала она, качая головой. — Det är inget (прим. швед. — Нет. Это не значит ничего).
Она выкрикивала те же самые слова, кричала их, когда оседлала его. Они были единственными словами, которые она произносила. Он не понял ничего, кроме первого.
«Nej» — это «нет», — подумал Леофрик.
Опустил руку.
— Астрид, — его голос был хриплым, и слова словно продирались наружу, раня горло, но Леофрик сглотнул и продолжил. — Я хочу доставить тебе удовольствие. Я хочу унять твою боль, если смогу. Ты понимаешь?
Она покачала головой. Хотя она, казалось, понимала больше слов, чем он предполагал, между ними было еще слишком много того, чего не объяснить. Он хотел иметь возможность поговорить с ней. Она должна была научиться — потому что он не знал, как иначе сможет успокоить ее или завоевать ее доверие.
— Как я могу заставить тебя понять?
Он не ожидал, что она ответит, и Астрид не ответила: она изучала его, ее глаза скользили по его лицу, вернулись к его глазам. Потом она повернулась на кровати и свесила ноги, встала и пошла прочь. Леофрик сидел на своем месте и наблюдал за ней.
Она подошла к кувшину и налила в него воды. Пока она брала тряпку и мочила ее, он изучал ее спину — прямые плечи, стройные бедра, длинную, растрепанную светлую косу, спускающуюся вдоль позвоночника.
Красные шрамы пересекали ее алебастровую кожу.
Слова или нет, но как ему завоевать ее доверие? Он позволил ей избить себя, но эти побои были ничем по сравнению с тем, что она перенесла. Ничем.
Астрид отжала тряпку и вернулась к кровати. А потом снова села рядом с ним, ближе, чем раньше, и протянула ему ткань.
Ничего не понимая, Леофрик взял ее. Он склонил голову набок, надеясь, что она поняла его жест.
Астрид поняла. Она постучала себя по носу и кивнула в его сторону, потом произнесла на своем родном языке какую-то фразу и снова кивнула.
Леофрик приложил пальцы к носу и нащупал что-то липкое и мокрое; когда он отнял их, они оказались окровавленными. О. Он вытирал лицо тряпкой до тех пор, пока не убедился, что стер всю кровь. Оказывается, лицо тоже пострадало. Проводя тряпкой по щеке, Леофрик морщился. На следующий день глаз станет фиолетовым, если уже не стал.
 
Эта женщина хорошо знала, как бить.
Эта мысль вызвала у него улыбку — и чудо из чудес, она ответила на нее легкой улыбкой. Какое прекрасное зрелище! Астрид протянула руку и провела пальцами по его воспаленной щеке.