Экспедиционный корпус (СИ)
— А теперь, пора вам спеть еще несколько песен.
Под конец вечера к штабс-капитану снова подошла Елена Извольская.
— Михаил Антонович, я приглашаю вас на свой день рождения… Празднество состоится двенадцатого июля.
Климов изогнул в удивлении бровь.
— И это после того, что между нами было?! — трагически воскликнул он, сцепив пальцы вместе и поднеся получившуюся композицию в молельном жесте к своему лицу, заставив некоторых людей обернуться к ним.
Елена оглянувшись по сторонам со смущено-растерянным видом, а потом опомнившись, воскликнула:
— Паяц!
— Благодарю, конечно, но неужели более… достойных кандидатов не нашлось, чем такой клоун как я? А то я что-то не заметил, чтобы вы кому-то еще приглашение озвучили, ведь столько молодых офицеров жаждут вашего внимания. Прям убить готовы.
— Да ну их… — досадливо-презрительно поморщившись, мотнула она головой.
— Чего так?
— Чего-чего… — буркнула глухо Елена. — Противно. Они все не вылезали из публичных домов… сколько скандалов было из-за их поведения… позор просто. Хорош еще, что редакторы газет вняли просьбам и не стали всю эту грязь освещать на своих страницах. И только вы не засветились ни в одной истории…
— Хм-м…
— Ну и никто больше не подарит мне еще несколько песен, — улыбнулась дочь посла, став походить на плутовку.
— Намек понял. Подарок будет, но только не обещаю присутствовать собственной персоной на вашем празднестве.
— Почему?!
— Нас как бы на фронт посылают и у офицеров будет куда как меньше возможностей улизнуть в Париж. Дезертирство мигом впаяют. И не факт, что мне дадут разрешение.
— Об этом я не подумала…
Неизвестно каким местом думало командование, но вместо отборного первого батальона первого полка из рабочих с «ротой великанов» на парад в Париж решили отправить батальон из второго «крестьянского» полка.
Климов сильно сомневался, что это из-за него все произошло, но произошло так как произошло, что могло ему сильно помешать в делах с Юсуповой.
— Но ничего, эту проблему можно решить. Думаю, ваш командир удовлетворит просьбу моего отца и вас отпустят на празднование. Так что жду от вас новых песен!
— Всенепременно.
Елена Александровна убежала, а Михаил стал думать над тем, что это собственно было и было ли что-то вообще. Разве что по первому впечатлению Елена Александровна пошла скорее в мать, а не в отца в плане снобизма, в общем вполне вменяемая девица, не без тараканов в голове, но и без гнили.
35
Обед у четы Юсуповых впечатлял, куча всяких блюд. Хотя чему удивляться? Одни из богатейших людей Российской империи, могли позволить себе и не такое.
Князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон смотрел на Михаила с подозрением, но выпив лишку, ему для опьянения много не требовалось, смягчился и стал рассказывать о своих подвигах, вспоминая молодость, как это бывает с престарелыми людьми, да еще не самыми умными. Он вообще получил славу дурачка.
— А спойте-ка нам Михаил Антонович про войну, а то я в вашем репертуаре не слышал ни одной, что удивительно, учитывая, что вы боевой офицер. Или нету?
— Есть, ваша светлость.
— Тогда спойте…
Тут же один из слуг, по знаку князя принес гитару и Климову не осталось ничего другого как взять ее в руки. Немного подумав (с репертуаром под это время действительно было не ахти) все-таки нашел две приемлемых композицию, по крайней мере в порыве раздражения на этого престарелого генерала с его прогрессирующим маразмом, увешанного наградами как елка (Михаилу даже хотелось проверить, нет ли их на спине в количестве шести штук), он подумал на группу «Инсульт».
— Как пожелаете. Первая песня называется «Марш смертников».
Сумрачный ветер рвется в небо,
Сумрачный ветер будит костры.
Воздух, до боли пропитанный бредом,
Теснится у моей груди.
Кто будет мертвым, кто будет первым?
Я, или ты, или кто-то из них?
Солнце, оскалившись, рубит по нервам..
Вставай! Нам надо идти!
Левой! Левой! Четче шаг!
Сдохни! И пусть боги смеются.
Где ты увидел дорогу назад?
Очнись! Нам уже не вернуться..
Левой! Левой! Жизнь – дерьмо.
Так зачем за нее цепляться?
Выживут те, кому повезло,
А нам остается лишь одно – не сдаваться…
Боги забыли о нашей судьбе,
Счастья нет, но мы еще живы.
Шаг вперед, и это ответ.
А позади – наши могилы.
Мы разучились смотреть назад.
Поздно! Все осталось вчера.
Шаг вперед, и я вижу, брат,
Слезы в твоих глазах..
Левой! Левой! Четче шаг!
Сдохни! И пусть боги смеются.
Где ты увидел дорогу назад?
Очнись! Нам уже не вернуться..
Левой! Левой! Жизнь – дерьмо.
Так зачем за нее цепляться?
Выживут те, кому повезло,
А нам остается лишь одно – не сдаваться
Жилы, стянутые в узел,
Каждому своя судьба.
Помни, за зимою будет
Ночь, и снова зима.
Эх, жить бы, да времени мало,
И даже умереть не успеть..
Осталось лишь опустить забрало.
Кровь за кровь, смерть за смерть!
Левой! Левой! Четче шаг!
Сдохни! И пусть боги смеются.
Где ты увидел дорогу назад?
Очнись! Нам уже не вернуться..
Левой! Левой! Жизнь – дерьмо.
Так зачем за нее цепляться?
Выживут те, кому повезло,
А мы умеем лишь одно – не сдаваться…
— А вот вторая, ваша светлость, — сказал Климов, не давая князю как-то отреагировать на весьма, мягко говоря оригинальную вещь, ведь тот ждал наверняка что-то бравурное, возвышенно-патриотическое. — Называется «Штрафбат».
Если кто не в курсе, то штрафбат это придумка не советской военной системы, а вполне себе царской. Солдаты не видели ни малейшего смысла погибать в атаках на пулеметы и либо дезертировали со страшной силой, либо наоборот сдавались врагу целыми батальонами и полками.
Хотя все же правильнее сказать, ставили заградительные отряды за ненадежными частями, но в общем сути дела это не меняет.
Шаг, другой, руины за спиной, Мы идем вперед, ломая стены головой, За залпом залп, плечом к плечу, Я от грохота не слышу, как я кричу. На коленях, на брюхе лицом по стеклу, Я жму на курок, значит, я еще живу. Болью падает на плечи расплавленный снег, Я загнанный волк по кличке «человек», Война, горе.… А нам-то что? Нам бы выйти к морю и пожить еще, И не важно, куда дорога идет, Штрафбат идет вперед. Шаг, другой, пепел над землей, И каждый молится о том, как пережить этот бой. Мы идем не за жизнь, мы идем за страх, Чтобы ночью захлебнуться в окровавленных снах. По обломкам дней да по трупам друзей, Мы идем вперед — эх, скорей бы, скорей! Мы идем вперед, не считая дни, Лучше пулю в лоб, чем в затылок свои. Война, горе.… А нам-то что? Нам бы выйти к морю и пожить еще, И не важно, куда дорога идет, Штрафбат идет вперед. Шаг, другой, я еще живой, Хотя за это заплатил кто-то другой. Мы разучились ждать, мы научились рвать, Мы уже за чертой, за которой плевать, На убитых врагов, на заплаканных вдов, На сирот, детей и на руины городов Мы идем вперед, с каждым шагом злей, Нас не надо жалеть, улыбнись и убей! Война, горе.… А нам-то что? Нам бы выйти к морю и пожить еще И не важно, куда дорога идет, Штрафбат идет…