Лестница власти (СИ)

— На голых мужиков пялишься? — хихикнула Милена.
— Сравниваю, — невозмутимо ответил я. И, после короткой паузы, запоздало добавил. — Мечи.
— У них больше! — озвучила она очевидное и снова хихикнула.
— Зато у меня изогнутый, — ответил я.
— Но крооохотный, — с притворной грустью протянула “племянница”. Григорий мерял шагами комнату перед массивной дверью, чуть поодаль. Я кивнул на него, пытаясь увести разговор в сторону.
— А ты правда Гришина внучка?
— Правда! — Милена надула щечки, сделала бровки домиком и начала загибать пальчики. Выглядела она очаровательно, я не сразу понял, что она имитирует могучие мысленные усилия. — Пра, пра, пра, пра, — с каждым “пра” она загибала по пальчику. Когда на второй руке загнула мизинчик и большой, показа мне три пальца в жесте, на удивление знакомым мне по прошлой жизни. Только тот был неприличным и пальцев меньше.
— Вот столько раз "пра"! — ткнула она пальчиками мне в лицо. И быстро спрятала их — Гриша повернулся к нам, подошел поближе и велел:
— Не шушукайтесь!
Внезапно двери открылись. А я, честно говоря, настроился на долгое ожидание. Из двери выглянул особенно пышно разодетый слуга, слегка поклонился и сделал приглашающий жест.
Мы с Миленой вскочили, но швейцар сделал выверенный жест в нашу сторону, словно останавливая поток воздуха. Приглашен пока только Григорий. Мы послушно сели, проследив как наш взволнованный старец скрывается за высокими дверьми.
— Вся жизнь состоит из ожидания, — глубокомысленно изрек я.
— А кончается всегда неожиданно, — добавила Милена.
Все же, я немного нервничал. Старательно избегая взглядом статуй, я зацепился взглядом за висящую напротив нас картину. На ней была изображена битва. Яркие цвета, сочные малиновые брызги крови… Я присмотрелся внимательнее. Войска Великой Руси защищали город. Подчеркнуто маленькие, условные домики и стены на которых шла схватка. Гридни с куполообразными головами и каплевидными щитами, дети боярские в кирасах и с мушкетами, крылатые создания, огненные птицы. Им противостояли одетые в черное люди с синими лицами и гротескные чудовища. Вот похожий на краба конструкт из костей разрывает на части гридня, вот плотная масса синелицых солдат закидывают горящими снарядами другого гридня. Вот большие, закованные в угловатую броню черные-синие фигуры с палицами рушат стену. Им противостоят маленькие люди с узнаваемыми саблями и в русских кафтанах, ощетинившиеся как пиками, длинными стволами фальконетов. Взгляд зацепился за фигуру с непропорционально большими руками и медвежьей головой, держащей на весу огромный фальконет. В моем родовом гнезде, под Псковом, на башнях были фальконеты. Это настоящие легкие пушки, килограмм по двести весом.
— Это битва за Берлин, — тихо сказала Милена.
Берлин в этом мире входит в Княжество Лужицкое, которое в свою очередь, часть Великой Руси. Века три назад Рейх вдруг смог консолидироваться вокруг особо могущественной группировки чернокнижников и опрокинул своих извечных врагов — Бретань и Аквитанию. Даже умудрился насовать Островитянам, разрушив их тогдашнюю столицу особо мерзкой магией. А потом Рейх ударил на восток, осадив могучую древнюю крепость, Берлин. Местный символ славянского сопротивления натиску с запада.
Великая Русь тогда забыла все междоусобицы и выставила мощную армию на помощь, которую повел сам Царь. Русские чудотворцы смогли открыть “чудь-тропинку” прямо внутрь крепости. Когда в Берлине накопились большие силы, русские войска попытались внезапно контратаковать и разбить вражескую армию, которая должна была быть слабее. Но что-то пошло не так. Сражение у стен Берлина было проиграно, после него немедленно начался штурм самого города-крепости.
Полководцы Рейха смогли обмануть наших, они скрыли свою численность. А их было много. Они собрали войска со всего Рейха, заставили встать в свои ряды все свои секты и тайные общества, привлекли наемные войска из Италии и даже часть паладинов Бретани они сумели привлечь на свою сторону.
Я сразу заметил рыцарей Бретани на картине. Всадники в сплошных латах, как из позднего средневековья. Стоят гурьбой в углу, объятые синим огнем и выглядят реликтом другой эпохи. Художник не стал изображать их в бою, видимо, чтобы не портить отношения с потенциальным союзником — но из под Берлина из них не вернулся почти никто. Да и от Великой Армии Рейха остались одни брызги.
 
Сам Царь Яромир, изображенный с головой белого льва и двумя секирами в руках, стоял на куче порубленных врагов. В груде тел виднелись и люди, и различного вида магороботы, в том числе итальянские бронеходы аналогичные нашим гридням. Сам Царь был без единой царапины, но Мстислав знал — Яромира убили в этой битве. Да и сражался он сидя внутри могучего царского бронехода.
Нет, ясно что на картине в соответствии с местными традициями, изображено все весьма условно. Вернее даже, символически. Но самые важные моменты битвы и наиболее отличившиеся воины должны быть.
— А вон дедушка Унидруг, — сказала Милена и ткнула пальчиком.
В объятым золотым светом воине в серебряной кольчуге и с двуручной саблей, я бы своего собутыльника никогда не признал, без подсказки. Слишком одетый. Но теперь, присмотревшись к лицу — изображен он был без шлема — я увидел несомненное сходство. Только тут он помоложе.
— Подожди, он же говорил, что ему только стошестьдесят лет? — удивился я.
— Молодится, девок еще покадрить хочет, — отмахнулась Милена. Я хмыкнул и снова посмотрел на Унидруга. Судя по кровавой просеке, оставшейся за ним, он вышел из города, прорубился через вражескую армию и сейчас стоял на холме из трупов, а перед ним висела зловещая тень, в которой угадывались только красные глаза и крылья. Унидруг замахивался своей супер-шашкой, а тень била его синими молниями. Похоже, ничья. Унидруга я живого видел, а если бы он эту кляксу зарубал, то она бы в куче трупов под его ногами лежала.
Мстислав в детстве заставлял учителей по многу раз пересказывать историю этой битвы. И даже ему, мелкому пацану из неосредневековья, не привыкшему фильтровать информацию, было понятно — в истории о битве под Берлином слишком много воды, нестыковок, и слишком мало правды.
Я продолжал рассматривать картину, выхватывая странные сюжеты. Вот человеческие скелеты с нечеловеческими клыками и когтями, гонятся за горожанками. Вот группа детей боярских в доспехах и на конях палит в небо из всего, чего может — от молний, до мушкетов. Вот несколько одинаковых пар бойцов протыкает друг друга одинаковыми клинками. Когтистые, полупрозрачные лапы разрывают на части крепостную башню. Человек с горящей головой в руках скачет на половинке лошади.
— А вон и Канцлер, — снова ткнула пальчиком в картину Милена.
Канцлер, для друзей просто господин Махаэль, живо напомнил мне картины времен наполеоновских войн. На белом коне, сидит развернувшись грудью и лицом ко зрителю, не обращая внимания на баталию за его спиной. Он, конечно же, не в центре картины — центр принадлежит Царю. Но, как будто, на переднем плане. Породистое лицо с тонкими чертами, едва заметная улыбка, ироничный взгляд. Высокий лоб с могучей залысиной и смешные, лохматые бакенбарды. Канцлер Лицея смотрел с картины на зрителя, как бы говоря “Посмотрите, что за дичь тут творится!”.
Вот, тоже, загадка битвы. Царь Ярослав командовал битвой лишь формально — он передал право быть своим голосом господину Махаэлю. То есть, на время битвы, слово Канцлера становилось словом Царя. Что еще удивительнее, его слушались. Даже, когда Царь Ярослав погиб. Склоки бояр за первенство и споры за знатность рода приводили к поножовщине и в куда более спокойной обстановке. Что же их остановило от немедленной смуты тогда — загадка. Тем более, что господин Махаэль был выходцем откуда-то с Островов, даже не боярского рода! Мстислав в детве настолько озадачился этим, что не находил себе места. В конце концов, отец разрешил его сомнения, предположив, что бояре просто не знали о смерти Царя. Поэтому и продолжали выполнять приказы Канцлера.