Девиантное царство (ЛП)

— Хрен тебе, я что-то признаю. Придурок.
— Просто позвони ей.
Мой ответ — не более чем ворчание, когда я заставляю свое тело подчиниться и встать на ноги, маршируя прямо на кухню и доставая бутылку водки из шкафа.
— Ты видел себя, брат?
Он не говорит ни слова, когда я спускаюсь в свою комнату и захлопываю за собой дверь.
Откручивая крышку с бутылки, я с ревом запускаю ее через комнату, хотя жалкий звон, который она издает, когда сталкивается с окном, мало успокаивает меня.
Поднося бутылку к губам, я пью содержимое до тех пор, пока жжение не становится слишком сильным и алкоголь не начинает согревать мой живот.
Черт возьми, мне это нужно.
Все, что угодно, лишь бы выкинуть из головы образы того, что эти ублюдки могли сделать с моей девочкой, пока держали ее взаперти в этой чертовой холодной камере.
Моя кровь сочится яростью и желанием пойти и перерезать несколько гребаных глоток за то, что они даже подумывают о том, чтобы забрать то, что принадлежит мне.
Мои разбитые костяшки горят, когда я засовываю руку в карман и достаю телефон.
Просматривая свои контакты, я останавливаюсь на Арчере гребаном Вульфе.
Мой палец зависает над его номером, моя потребность в ответе сжигает меня и вытесняет любое рациональное мышление прямо из моей головы.
Думай своей головой, сынок. Всегда. Не твоим сердцем. И никогда с гневом.
Продолжай. Думать. Своей. Блять. Головой.
Враги почувствуют твою слабость. Брешь в твоих доспехах.
Голос отца в моей голове звучит громче, чем обычно.
— ЧЕРТ, — рычу я, отчаянно пытаясь заглушить это, но также зная, что мне это нужно. Мне нужен этот маленький дьявол на моем плече, чтобы остановить меня от совершения глупостей. Что-то, из-за чего меня могут убить или, что еще хуже… ее.
Прокручивая от Арчера, я нажимаю вызов человеку, с которым я должен поговорить прямо сейчас.
— Сынок, — приветствует папа, как только берет трубку. Обычно он не отвечает на мой первый звонок, поэтому он должен знать, что что-то происходит. — Я забрал твою машину. К тебе направляется еще одна.
— Э-э… спасибо, — говорю я, не ожидая, что эти слова прозвучат в конце строки. — Что, черт возьми, происходит?
— Мы работаем над этим.
— Ладно, есть шанс, что ты мог бы поторопиться? Мне нужно местоположение Луиса Вульфа. Я должен ему пулю за это.
— Теодор, не делай глупостей. Вспомни все, что я сказал—
— Я знаю, папа. Я думаю своей головой. Но они, блядь, забрали ее. Они забрали ее у меня.
— Мы доберемся до сути. Я дам тебе знать, как только мы что-нибудь раскопаем.
Линия обрывается, и я едва сдерживаюсь, чтобы не запустить телефон через всю комнату.
Он даже не спросил, в порядке ли я. Не то чтобы я чертовски удивлен. Моя безопасность никогда не занимала такого высокого места в его списке. Пока я дышу и могу работать, это все, о чем он заботится.
Выпивая еще водки, я бросаю телефон на прикроватный столик и снимаю одежду, отчаянно нуждаясь в гребаном душе.
Я стою под душем, струи бьют по моему телу под всеми углами и массируют мои ноющие мышцы от того, что меня швыряло в моей машине, когда мы съехали с дороги.
Пластырь, которым Джанна покрыла швы на моей голове, быстро пропитывается и начинает отслаиваться от моей кожи. Я знаю, что не должен был так намокать, но к черту это. Я уверен, что есть вещи и похуже, которые я мог бы делать прямо сейчас.
Доставая свой гель для душа из скрытой панели на стене, я смотрю на продукты, которые я купил для Эмми, которые все еще здесь.
Обхватывая пальцами одну из бутылок, я откидываю крышку и подношу ее к носу, вдыхая аромат, как гребаная киска.
Ладонь моей свободной руки в отчаянии хлопает по плиткам рядом со мной.
Мои пальцы сжимаются вокруг пустоты, а боль в груди, которая не ослабевает с тех пор, как я повернулся к ней спиной и ушел ранее, только усиливается.
Моя потребность знать, что с ней все в порядке, боль, которую я испытываю, притягивая ее в свои объятия и говоря ей, что я никогда не позволю никому снова прикоснуться к ней, прожигает меня насквозь.
 
Я низко опускаю голову, чувствуя себя совершенно беспомощным.
Если бы она сейчас была в своей комнате, было бы открыто ее окно для меня?
Ей было больно смотреть, как я ухожу, так же сильно, как и мне?
Ставя бутылку обратно на полку, я выбрасываю эти вопросы из головы.
Она была на вечеринке с кем-то другим. Если бы я не появился, когда появился, есть чертовски хороший шанс, что все зашло бы дальше, чем было.
Мысль о том, что она корчится с другим парнем, позволяя другому ублюдку проникнуть в ее тело, заставляет зверя внутри меня вырваться вперед быстрее, чем я когда-либо испытывал раньше.
Собирается ли она вернуться к нему? Ее волнует, что я застрелил эту пизду?
Мое дыхание прерывистое, когда я тру свою кожу, пока каждый дюйм меня не становится красным.
Несмотря на боль, из-за которой каждое мое движение дается с трудом, я натягиваю спортивные штаны и футболку, как только оказываюсь в своей спальне, и направляюсь в спортзал.
Или так, или я окажусь в Ловелле, готовясь к драке с одним или двумя Волками.
***
Мой телефон загорался каждые несколько минут, пока я был в спортзале, но я игнорировал каждое сообщение и пропущенные звонки.
Был только один человек, с которым я хотел поговорить, и у меня было ощущение, что ее имя никогда не появится на моем экране.
Я просто выключаю свет после того, как забираюсь в постель, каждый мускул в моем теле кричит от боли, когда мой телефон снова освещает комнату.
Поднимая его, я смотрю на экран, ожидая, что это очередное сообщение от Себа. Я чуть не роняю эту штуку, когда обнаруживаю, что ошибаюсь.
Очень сильно ошибаюсь.
От одного того, что я снова вижу там ее имя, весь воздух вылетает из моих легких.
Она не включала этот телефон с тех пор, как я забрал его у нее, предпочитая игнорировать все сообщения и голосовые, которые я оставлял ей после ее исчезновения.
Быстро разблокировав его, я открываю ее сообщение, наплевав на то, что оно будет отображаться как прочитанное почти сразу. Мне надоело притворяться, что я не сижу здесь и не думаю о ней.
Мегера: Тео?
Мое сердце бешено колотится, когда я смотрю на эти три маленькие буквы.
Это просто мое имя. Это ничего не значит. Она могла бы сказать все, что угодно, но они все еще дают мне немного надежды.
По крайней мере, я знаю, что с ней все в порядке.
Тео: Да.
Я чувствую себя гребаным подростком, впервые разговаривающим с девушкой. Это жалко. Но это то, что она делает со мной. Это то, до чего она меня доводит. Она всегда так делала. Я просто всегда боролся с этим, надеясь, что смогу преодолеть это. Оставить ее позади. Забыть о ней.
Смех срывается с моих губ, когда я думаю о том, каким наивным я был тогда.
Я понятия не имел, какую власть она имела надо мной.
Черт возьми, я все еще по-настоящему не знаю всей глубины этого, но я начинаю думать, что это чертовски глубоко.
Точки продолжают прыгать, заставляя меня задуматься, не пишет ли она гребаное эссе. Поэтому, когда сообщение наконец появляется, мои глаза расширяются от шока от его простоты.
Мегера: Мне жаль.
— Черт, — выдыхаю я, мой телефон продолжает дрожать в моей руке, когда тяжесть этих двух слов давит мне на плечи.
Я так долго сижу и пялюсь, что экран темнеет.
Что, черт возьми, мне на это сказать?
Как я могу хотя бы начать излагать в послании то, что я чувствовал последние несколько недель?
Тео: Мне тоже, детка. Мне тоже.
Я съеживаюсь, когда перечитываю эти слова. Но что я могу сказать?
Я наговорил так много лжи, причинил ей слишком много боли. Ничто из того, что я могу сказать ей сейчас, не заставит ее простить меня, не позволит ей забыть все, что было раньше.
Разве это делает меня слабаком, если я даже не пытаюсь? Не спорю?