Дитя любви

Савентос поднял засов и открыл денник, пропуская ее внутрь. При ее приближении Оттавио заволновался и попятился в дальний угол.
Рафаэль слышал, как она что-то тихонько заворковала коню, а потом запела — нежно-нежно, как вчера.
Затем она очень спокойно и плавно подошла к лошади. Огромные грохочущие по полу копыта и округлившиеся глаза Оттавио не пугали ее. Как ни странно, это успокоило жеребца. Он перестал нервничать и внимательно посмотрел на гостью. Алессандра встала рядом, медленно коснулась рукой его шеи и стала гладить гриву. На ощупь он не напоминал Сатира. Короткая, гладкая серебристая шерсть Оттавио была жесткой и пружинистой, а не привычно мягкой, как бархат.
Круп коня покрывала синяя попона, и она не могла разглядеть состояния ран, нанесенных ему Эмилио. Но было видно, что лошадь уже не так потрясена, как двадцать четыре часа назад. Оттавио больше не шарахался от малейшего движения, в его глазах не было ужаса — только кротость и незаурядный ум. Теперь Алессандра была готова спорить, что эта лошадь знала и лучшие времена.
Рафаэль следил за этой картиной как завороженный. Все мысли и чувства смешались в его душе. Он ждал, притихший и молчаливый. Два прекрасных существа делали первые шаги навстречу друг другу.
— Вы говорили, что ему нужна любовь, — откашлявшись, сказал он, когда Алессандра нашла в себе силы оторваться от лошади.
— Да, — кивнула она.
— Я тоже так думаю, — согласился Рафаэль. Он усадил ее в машину, попросил немного подождать и отправился к директору конюшни.
Вернувшись к машине, он увидел, что Алессандра спит. Голова ее неудобно упиралась в стекло.
Он включил двигатель, и она тут же открыла глаза.
— Извините, — пробормотала она. — Оказывается, горе отнимает у человека все силы.
Рафаэль кивнул.
— Поспите немного. Хотите, я опушу вам сиденье?
— Нет-нет, спасибо, — из вежливости запротестовала она.
Но когда машина проехала пару миль, ее голова стала безудержно клониться на грудь. Рафаэль осторожно остановил машину на обочине и нажал на кнопку. Сиденье плавно приняло почти горизонтальное положение. Алессандра спокойно спала, руки ее были сложены на груди, губы чуть приоткрыты. Он достал сигарету, зажег ее, медленно затянулся и принялся с интересом рассматривать спутницу.
Ее густые светлые волосы рассыпались по сиденью, открыв лицо и чудесную нежную кожу. Привыкший к смуглой красоте матери и сестры, он был заворожен фарфоровой прелестью Алессандры. Розовая светящаяся кожа, правильный овал лица, которое, возможно, слишком строгий критик счел бы несколько удлиненным и жестковатым для классического типа женской красоты. Но именно этот овал придавал лицу Алессандры особую красоту и индивидуальность. Оно казалось Савентосу необыкновенно притягательным. Ее красота не соответствовала общепринятым канонам. Должно быть, такие лица были у средневековых дев-воительниц. Не потому ли Алессандра так волновала Рафаэля?
Он обвел глазами ее фигуру. Легкая ткань платья обтягивала округлые бедра и высокую грудь, неожиданно пышную для девушки с длинными ногами и тонкой талией. Безусловно, Алессандра Ксавьер волновала и вызывала желание. Она была очень женственна.
Словно ощутив опасность, она открыла глаза. Повернула голову, сонно посмотрела на Савентоса и на мгновение смутилась.
— Рафаэль, в Англии мужчину, глазеющего на спящую женщину, называют Любопытным Томом, и это вовсе не комплимент…
Он сунул окурок в пепельницу и улыбнулся.
— Ну вот, вы опять меня обижаете. — Рафаэль в душе похвалил себя. Разве Алессандра могла бы пошутить — хотя бы так незатейливо, — оставь он ее наедине с печальными мыслями? А так… В этот мрачный день он сумел подарить ей немного радости. Как ни глупо, он и сам был рад этому.
Пригласить ее пообедать? Взвесив все «за» и «против», Рафаэль решил не искушать судьбу.
— Я хочу вас кое о чем попросить, — многозначительно произнес он.
— Да, слушаю.
— Я бы хотел, чтобы вы помогли мне с Оттавио.
Алессандра резко выпрямилась, не понимая, куда он клонит.
 
— Думаю, ему стоит побыть недельку здесь, прежде чем я отправлю его машиной в Испанию, — объяснил Рафаэль. — Лошадь плохо переносит пароход и самолет.
— Да, такое бывает.
— Поэтому ему надо побыть в Англии и прийти в себя. Но мне хотелось бы, чтобы его регулярно брали в работу. Это должен быть опытный жокей, который к тому же понимал бы Оттавио. Вы согласны взяться за это дело?
— Да, — сказала она после небольшой паузы. — С удовольствием.
— Разумеется, ваша работа будет оплачена. Это деловое соглашение.
Она повернулась к Савентосу.
— Конечно.
Рафаэль почувствовал, что в воздухе сгустилось напряжение. Похоже, Алессандра заподозрила, что за его просьбой скрываются иные мотивы.
— А вы не сможете потом доставить лошадь ко мне в Испанию?
— Что? О Боже! — рассмеялась Алессандра. — О чем еще вы хотите меня попросить?
В воздухе опять повисло неловкое молчание. Алессандра гадала, уж не решил ли Рафаэль, что она пытается с ним кокетничать. У нее и в мыслях этого не было.
— Так Оттавио принадлежит вам? — наконец спросила она. — Я думала, это лошадь Эмилио.
— Оттавио — одна из двух лошадей, которых я держу у себя дома. Эмилио добился некоторых успехов в конкуре, и я позволил ему брать моих лошадей.
— А вы сами не ездите верхом?
— Только для собственного удовольствия. Гуляю по заднему двору.
— Шагаете, — автоматически поправила она.
— Верно, шагаю. Конечно, Эмилио считает, что все лошади, с которыми он может справиться, принадлежат ему. Боюсь, то, что я вчера отослал его домой, а Оттавио оставил здесь, явилось для мальчишки ударом.
— Значит, вы напомнили племяннику, кто здесь хозяин? — Алессандра представила себе побагровевшее лицо и яростное сопение Эмилио и довольно улыбнулась. Так ему и надо, скотине!
Савентос не ответил, и Алессандра посмотрела на него с новым интересом. Рафаэль с бесстрастным лицом вел машину, внимательно глядя на дорогу.
— Чем вы занимаетесь, Рафаэль? — неожиданно спросила она.
— Произвожу вино.
— У вас свои виноградники?
— Да. Весь нужный виноград мы выращиваем на своей земле.
— Понимаю…
— Вы разбираетесь в винах?
— Нет. Вернее, не очень. Отец держит в подвале хорошо подобранную коллекцию вин.
Он кивнул.
— Вино — дело моей жизни.
— А лошади — ваше хобби?
— Не сказал бы. Скорее приятное развлечение. Для хобби у меня слишком мало времени.
Ясно. Еще один, для кого отдых хуже каторги. Чтобы почувствовать полноту жизни, таким мужчинам нужен непрерывный труд. Второй отец.
Эта мысль заставила ее бросить на Рафаэля еще один острый взгляд. Нет, внешне Савентос ничем не походил на Сола Ксавьера. Отец погружался в работу истово, самозабвенно, демонически. А Рафаэль, должно быть, делал это напряженно и без слов, думая только о качестве и количестве…
— Так вот, когда вы привезете Оттавио в Испанию, — не спеша продолжил Рафаэль, — я покажу вам мои виноградники и винодельню. — В его голосе прозвучали горделивые нотки.
— Но я еще не согласилась на вашу просьбу!
— Пока. Но надеюсь, что согласитесь. Вы бывали в Испании?
— Только в Мадриде. В опере.
Он усмехнулся.
— Понятно. Но Испания немного побольше.
Алессандра почувствовала себя заинтригованной. Она еще никогда не встречала человека, который бы после нескольких минут разговора не спросил ее об отце, великом маэстро Ксавьере. Это имя известно повсюду, но, очевидно, не в Испании. Или Рафаэль полностью равнодушен к музыке. Она уже дважды давала ему возможность поинтересоваться великим дирижером, а Рафаэль оба раза не воспользовался этим.
Они выехали на шоссе.
— Вы приехали в Лондон на машине? — спросил Савентос.
— На поезде.
— Вот как?
— Вы можете высадить меня у вокзала.
— Нет. Я отвезу вас домой. Мне нужно знать, что все в порядке.