Смутное время. Крушение царства
Наводнение сделало Тулу почти неприступной для штурма. Город оказался посреди обширного озера. В то же время затопление острога и города разобщило защитников крепости. Гарнизон оказался на грани полного распада. Как отмечали современники, из Тулы «в полки (к Шуйскому)учели выходить всякие люди человек по сту, и по двести, и по триста на день…». Можно ли считать, что из осажденной крепости бежали главным образом жители Тулы, а не болотниковцы? Источники опровергают такое предположение. По словам К. Буссова, руководители обороны столкнулись с прямым неповиновением и казаков, и всех жителей Тулы. Доведенный до крайности народ замышлял схватить Болотникова и Шаховского. Одни надеялись покрыть свои вины, выдав зачинщиков Смуты царю, у других были иные цели.
Г. Шаховской не мог оправдаться перед народом, ибо ему пришлось бы сознаться в грубом обмане и мистификации, затеянной им в компании с Молчановым. Болотников в критических обстоятельствах не побоялся сказать народу правду. «Какой-то молодой человек, примерно лет 24 или 25, — сказал Болотников, — позвал меня к себе, когда я из Венеции прибыл в Польшу, и рассказал мне, что он Дмитрий и что он ушел от мятежа и убийства, убит был вместо него один немец, который надел его платье. Он взял с меня присягу, что я буду ему верно служить; это я до сих пор и делал… Истинный он или нет, я не могу сказать, ибо на престоле в Москве я его не видел. По рассказам он с виду точно такой, как тот, который сидел на престоле».
Текст речи Болотникова весьма примерно передан К. Буссовым со слов повстанцев, оборонявших Тулу. Но основной смысл его слов очевидцы передали, по-видимому, достаточно точно. Даже самые стойкие приверженцы «Дмитрия» не могли скрыть своего разочарования. Ни вожди, ни народ никак не могли понять, почему «Дмитрий» не внял их призывам, когда осажденная Москва была готова открыть перед ними ворота. Они знали, что «добрый царь» уже с июня месяца находится в пределах России, но и на этот раз не спешит подать помощь своему гибнущему войску в Туле. Князь Г. Шаховской был тем лицом, через которого повстанцы поддерживали сношения с мнимым Дмитрием с первых дней восстания. Поэтому недовольные потребовали ареста «боярина», чтобы тем самым оказать давление на «Дмитрия». Г. Шаховской попал в тульскую тюрьму, при этом было объявлено, что его не выпустят оттуда до тех пор, пока не придет «Дмитрий» и не вызволит их от осады.
Когда положение в Туле стало невыносимым, а защитники города едва держались на ногах, когда «наводнение и голод ужасающе усилились», рассказывает К. Буссов, тогда «царевич» Петр и Болотников вступили в переговоры с Шуйским о сдаче крепости на условии сохранения им (всем повстанцам) жизни, угрожая, что в противном случае осажденные будут драться, пока будет жив хоть один человек. Царь Василий находился в столь затруднительном положении, что он принял условия Болотникова и поклялся на кресте соблюдать договор о том, что все защитники Тулы будут помилованы.
Для Болотникова смысл переговоров состоял в том, чтобы сохранить силы для продолжения борьбы. В труднейших условиях Болотников тщательно готовил вылазку, надеясь на то, что вода спадет и они попытают счастье, чтобы пробиться через вражеское войско навстречу «Дмитрию».
Слуга Мнишека Рожнятовский в одной из ноябрьских записей упомянул о письме поляка, также находившегося в заточении в Ярославле, но получившего более верные известия. Из письма следовало, что при сдаче Тулы «Болотников хотел выкинуть какую-то штуку, но она у него не вышла. Люди ушли из Тулы по заключенному им договору, а сам он остался в оковах».
Русские источники подтверждают версию Рожнятовского и объясняют причины того, что Болотников и Петр после сдачи Тулы сразу же были взяты под стражу. В самые последние дни, когда Тулу стали покидать сотни людей, части гарнизона окончательно вышли из повиновения. Поданным карамзинского «Хронографа», за два-три дня до капитуляции тульские «осадные люди» присылали к царю «бити челом и вину свою приносить (признать), чтоб их пожаловал, вину им отдал, и оне вора Петрушку, Ивашка Болотникова и их воров изменников отдадут».
Разобщенный наводнением и доведенный до крайности гарнизон Тулы сложил оружие, не оказав сопротивления воеводе Крюку-Колычеву и не выступив на защиту своих вождей. В силу этой причины Шуйский сохранил жизнь всем сдавшимся повстанцам. Без сомнения, амнистия была продиктована трезвым политическим расчетом. Гражданская война вступила в решающую фазу, и царь показной милостью старался перетянуть на свою сторону всех колеблющихся.
Весть о падении Тулы вызвала панику в войске Лжедмитрия II. Пробыв в Волхове в течение суток, «царек» 17 октября спешно отступил ближе к границе в Карачев, где его покинуло запорожское войско. Одновременно произошел бунт наемных солдат — «литовских людей», желавших уйти (из России) с добычей. Не имея возможности задержать наемное войско, самозванец тайно покинул лагерь с 30 верными людьми, среди которых был только один поляк. Даже «гетман» Меховецкий не знал, куда исчез «царек».
В начале января 1608 года Лжедмитрий II объявился в Орле, сохранившем верность восстанию. Угроза Москве возросла, что немедленно сказалось на судьбе бывших тульских сидельцев. В феврале 1608 года царь Василий приказал препроводить Болотникова в Каргополь в ссылку. Везли его через Ярославль, где находились пленные поляки. Слуга Мнишека Рожнятовский дал любопытные сведения о поведении Болотникова. (Другой пленник, С. Немоевский, повторил его рассказ слово в слово.) Ярославские дети боярские были поражены тем, что главного «воровского» воеводу везли несвязанным и без оков. По этой причине они стали допытываться у приставов, почему мятежник содержится так свободно, почему не закован в колодки. Отвечая им, Болотников разразился угрозами: «Я скоро вас самих буду ковать (в кандалы. — Р. С.) и в медвежьи шкуры зашивать».
С казацким «царевичем» власти расправились до высылки Болотникова из Москвы. Царь, по замечанию летописца, «Петрушку вора велел казнити по совету всей земли».
Ссыльный поляк С. Немоевский записал в дневнике 30 января (9 февраля) 1608 года: «Прибыл посадский человек из Москвы. Наши проведали от него через стрельца, что на этих днях казнен Петрашко». Дневниковая запись доказывает с полной достоверностью, что казацкий «царевич» подвергся казни не сразу после сдачи Тулы, а четыре месяца спустя.
«Боярин» Г. Шаховской был сослан «на Каменное» в монастырь, С. Кохановский — в Казань, атаман Ф. Нагиба и некоторые другие — в «поморские города». Несколько позже, когда Лжедмитрий II подошел к Москве, а его отряды заняли половину государства, Болотников был сначала ослеплен, а затем «посажен в воду». Побиты были также его сподвижники — казачьи атаманы, находившиеся в ссылке.
Ни падение Тулы, ни казнь казацких предводителей не означали конца восстания. Гражданская война в России вскоре вспыхнула с новой силой.
Глава 2
ВОРОВСКОЙ ЛАГЕРЬ
С тех пор как Лжедмитрия II признали многие русские города и его дело стало на твердую почву, интерес к самозван-ческой интриге стали проявлять влиятельные лица из Речи Посполитой, некогда покровительствовавшие Отрепьеву. В числе их были князь Ружинский, Тышкевич, Валевский, Адам Вишневецкий и другие. Король Сигизмунд III не желал участвовать в авантюре. Но мятеж против королевской власти усилил элементы анархии в Речи Посполитой. Наемные солдаты, оставшиеся без работы после подавления мятежа, хлынули в русские пределы в надежде на то, что «царек» щедро вознаградит их за труды.
Обедневший украинский магнат князь Роман Ружинский взял в долг деньги и нанял большой отряд гусар. Лжедмитрий II и его покровитель Меховецкий испытали неприятные минуты, когда узнали о появлении Ружинского в окрестностях Орла. Самозванец не желал принимать его к себе на службу. Но Ружинского это нисколько не интересовало. В апреле 1608 года он прибыл в лагерь Лжедмитрия II и совершил там своего рода переворот. Войсковое собрание сместило Меховецкого и объявило его вне закона. Новым гетманом солдаты выкрикнули Ружинского. Собрание вызвало к себе самозванца и категорически потребовало выдачи противников нового гетмана. Когда Лжедмитрий II попытался перечить, поднялся страшный шум. Одни кричали ему в лицо: «Схватить его, негодяя!» Другие требовали немедленно предать его смерти.