Твоё слово (СИ)

— А Раш знает, что ты… ну… — она слегка замялась.
— Думаю, да, — я кивнула, и почувствовала, как слегка наливаются жаром щеки, — Он был бы полнейшим кретином, если бы не понял.
— Это хорошо. Ты не волнуйся, я ни в коем случае не буду с ним об этом говорить! — зачастила она, беря меня за руку, — Это твое личное, в любом случае! Мне бы очень хотелось, чтобы ты была счастливой девочкой, а с Рашем это никак не получится… Он же дракон, он не сможет ответить на твои чувства.
Я опять покивала. Ответил на поцелуй — ответит и на чувства.
За завтраком я эту тему не поднимала. Как и глаз, потому что Раш тоже сидел за столом, вызывая во мне всполохи смущения, раздражения и радости.
Думаю, разговаривать на тему моих планов на Раша нет смысла ни с кем, кто знает, что он дракон. Просто Ева напомнила мне одну вещь, о которой я напрочь забыла за ненадобностью. Драконы с людьми семей не строят. И не только семей. Из тех книг, которые я успела прочесть за все время, вполне можно было сделать вывод, что драконы и люди — это как два совершенно разных вида, которые не скрещиваются ни при каких обстоятельствах. Даже если очень стараться. Доказано Собранием Ученых Существ.
Я раньше об этом не думала, потому что не было никакой причины об этом думать. А теперь вот задалась вопросом — а почему так? Можно было бы подумать, что это потому что люди — единственные дети Матери-Земли, а драконы — первая раса, созданная Отцом-Драконом, что бы это не значило. Но оборотни, сиды и другие мелкие расы были созданы, по преданиям, все тем же Отцом-Драконом (хотя сами далеко не всегда были с этим согласны, особенно если не являлись подданными Шинрской Империи), и все же с людьми вполне себе скрещивались. Как и с драконами, хотя и случалось такое редко. Думаю, причин было много, но, в общем, для большинства — роман между драконом и человеком казался скорее дикостью. По моим представлением, это как если бы голубь влюбился в стрекозу. Или овца просваталась к рыбке.
Поэтому Ева так и всполошилась. Она считала, что мне бы следовало вырвать свои интерес с корнем, пока он не разросся в серьезное чувство, не без причины считала, что так было бы благоразумнее. Вот только благоразумие моей сильной стороной никогда не было, особенно если оно заставляло меня чувствовать себя плохо. А мысль о том, что я могу отказаться от этих чувств было мне ощутимо неприятно, вызывая и тоску, и раздражение, и даже немного обиду.
Я не хотела от этого чувства отказываться, потому что откровенно говоря, не уверена была, что оно со мной еще когда-нибудь приключится. Может я себя недооцениваю, конечно, но отношения с людьми, по-настоящему близкие, те, о которых пишут книги и снимают фильмы, никогда не были моей сильной стороной. Я очень легко общаюсь и завожу знакомства, но сама суть близких отношений, которая обычно была доступна всем вокруг меня, до распоследних, кажется, кретинов, от меня почему-то всегда ускользала. Я пыталась понять и проанализировать порой, когда мне нечем было заняться, по каким правилам они строятся и, главное, для чего; и даже иногда пыталась воспроизвести. Но что-то не сходилось.
И вот наконец, оно пришло. У меня появились близкие связи — и я чувствую, что это оно, а не то жалкое подобие, которое я пыталась сварганить от нечего делать любопытства ради. И так же, как я не откажусь от своей дружеской привязанности к Дорику с Бориком, я и не откажусь от своего женского интереса к Рашу. Потому что таким, как я, не стоит разбрасываться такими вещами. Чувства, которые они во мне вызывают, заставляют меня иначе смотреть на мир, полнее его ощущать, и это слишком ценно, чтобы выкидывать, потому что так благоразумнее. Особенно когда благоразумие — вообще ни разу не цель моей жизни.
И был только один человек, который, как мне кажется, по-настоящему смог бы меня понять. Красавчик-следователь. Тем более, я задолжала ему письмо!
Я собиралась написать его сразу после завтрака. Но задницей чуяла, что перед этим меня уволокут поговорить о «наших отношениях», которых в романтическом смысле быть не может. Уж больно извиняющиеся и грустные взгляды кидал в мою сторону Раш, даже в таком состоянии орудуя столовыми приборами без единого лишнего звука. Интересно, как для него со стороны выглядят мои манеры только вышедшего из пещеры хомосапиенса? Я вдруг обнаружила, что локти держу на весу, не разваливая их на стол. Когда только успела убрать?.. Конечно, положила их обратно.
 
Вполне ожидаемо, стоило мне выйти их кухни, меня поймал Раш и, придерживая за спину, будто я собиралась убежать, повел наверх — поговорить. Его присутствие уже ожидаемо меня смутило, но именно оттого, что это было ожидаемо, так сильно из колеи, как утром, меня это не выбило. Я позволила дыханию сбиться, фантазии уйти вскачь, и тихо наслаждалась легким, едва заметным прикосновением его пальцев к своей пояснице. Мне все еще было немного неловко из-за того, насколько для него должна быть очевидна моя реакция на его присутствие, но уже могла включить мозги и успокоить себя тем, что в моих чувствах ничего постыдного нет, что он, хочет или нет — но все-таки на них отзывается. Отзывается, даже не смотря на то, что в голове, наверное, уже написал целое сочинение на тему «Почему это неприемлемо».
Поэтому я шла и наслаждалась собственным смущением и собственными мечтами о большем, его неловкостью и его легким прикосновением, которое только раздразнивало.
Я слушала его только первые полминуты. Во-первых, потому что и так было ясно, что он скажет. Во-вторых, солнечные лучи очень красиво подсвечивали его золотистые глаза и волосы , он как будто весь светился — ну натурально святой, пытающийся направить грешницу на путь истинный. В-третьих, даже за полминуты его занудства с примесью сожаления что-то разбилось в моей черствой душе.
Последнее стало неожиданностью. Потому что я прекрасно знала, что он мне скажет (примерно то же, что и Ева), была к этому, как мне казалось, готова и собиралась, как и обычно, пропустить мимо ушей бесполезную информацию. Почему-то не получилось. Почему-то хотелось вырвать ему язык и съесть его, только бы он замолчал и перестал говорить, что я для него как сестричка или племянница.
Я головой-то понимала, что он брешет, причем, что удивительно, судя по всему, самому себе — ни сестричек, ни племянниц так не целуют, во всяком случае, порядочные люди, к которым он все-таки худо-бедно относился. Но при этом все равно начинала в себе сомневаться. А вдруг не брешет? Вдруг правда? Вдруг рефлекторная мужская реакция от неожиданности, которая больше не повторится?
Я вдруг подумала — а если я ему совсем-совсем как женщина не нравлюсь? И он считает меня навязчивой? Сомнения вдруг роем залетели в мою голову и начали ее нещадно атаковать. Это и разозлило и отрезвило.
Да какая к черту разница? Я собираюсь соблазнить этого мужчину! И может быть даже родить ему детей! И мне без разницы, что человек не может родить детей дракону — что-нибудь придумаю! В крайнем случаю, найду какого-нибудь ребятенка на улице — они же там тоже водятся? Или котенка заведем! Котенка даже лучше.
Это успокоило меня не до конца, но помогло взять себя в руки. Я даже подумывала поцеловать его еще раз для закрепления результата, тем более мне этого очень хотелось, не меньше, чем заткнуть его. Но я решила пока не рисковать, а посидеть в засаде. Надо понаблюдать, придумать план, а потом уже действовать.
Так что стиснула зубы, улыбнулась и продолжила кивать на все его слова. Чтобы отвлечься, начала внимательно следить за его лицом, подмечая все реакции. Мне повезло, что он очень обязательный, потому что, не смотря на ситуацию, морок он все-таки снял, как и обещал когда мы наедине. Отметила я пару моментов: во-первых, он часто опускал взгляд на шею и ключицы; во-вторых, постоянно невзначай касался плеча; в-третьих, то, что я не спорила и со всем соглашалась, его ни разу не успокоило, а только насторожило. Наверное, успел уже запомнить, что это не самы хороший знак! Успокаивать его я и не собиралась. Пусть понервничает. Не одной же мне переживать?