Твоё слово (СИ)
Туда тебе и дорога. Не надо на меня пялиться, когда я раздражена.
В любом случае, с чего я взяла, что я для него какая-то жуть какая особенная? Потому что он уделял мне много времени, вытаскивал из неприятностей и волновался обо мне? Но, если подумать, это просто в его характере. Он знает обо всем, что происходит в жизни Дорика с Бориком или Евы, он говорит о моем главреде так, будто тот ему сын родной, и здоровье его печени — дело первостепенной важности. Насколько я для него важна? И почему, черт возьми, это вообще меня волнует? Почему-то от мысли, что я для него важна настолько же, насколько все остальные или даже меньше, стало обидно. Я эгоистично хотела, чтобы самой важной была я.
Весь день я провела будто бы на автомате. Я что-то говорила, что-то делала. Уволилась из цветочного, вернулась в издательство, поговорила с главредом, чувствуя иррациональное желание расцарапать ему лицо, отвечала на вопросы Дирка о ближайших планах. Но мысли мои вертелись вокруг Раша. Почему он не пришел? Почему не предупредил, что не придет? Почему до сих пор не примчался с извинениями и объяснениями? Почему мне это вообще нужно? У него что-то случилось? Зачем мне знать, что у него случилось?
Кто я для него?
— О чем ты думаешь с таким страшным лицом? — спросил Дорик.
— Наверняка о чем-то личном, — с заумным видом ответил Борик, — о работе она думает с лицом влюбленной дурочки, а с таким напряжением во взгляде она может только считать деньги и думать о личном! Денег у нее сейчас нет, потому что ее кошелек ты украл еще пять минут назад, после того, как она не отреагировала на твой палец в ее ноздре, так что считать ей нечего, — и закончил свои размышления выводом, — Значит о личном!
Ева вот мне тоже нравится, но меня совсем не беспокоит, что она сегодня чинила сюртук Дорика, а не дошивала мне платье. Мне очень нравится платье, которое она шьет, но даже если она бросит в процессе и не будет заниматься ничем, кроме как починкой Дуриковской одежды — благо он умудряется рвать ее с удивляющим постоянством — я бы не расстроилась. Почему же меня так бесит, что Раш не пришел?
— Но это что же получается, — Дорик удивленно взметнул вверх бровями, — ей кто-то нравится?!
— Что?! — вскинулся Борик.
— Как думаешь, это возможно?..
— Она еще слишком маленькая, — брови Бора сурово сошлись на переносице, — ей еще рано думать о мальчиках! Да и кто бы ей мог понравится? Она ни с кем, кроме нас, не общается!
— Ну вообще-то, она постоянно с кем-то общается, — не согласился Дор, задумчиво почесывая подбородок, — но ни к кому особого интереса никогда не проявляла… Ну кроме проституток. Тебе не кажется, что у нее какая-то нездоровая тяга к жрицам любви?
— Возможно, но мы сейчас не об этом! — не дал сбить себя с темы мужчина, — Не отвлекайся! Единственные, к кому она проявляет хоть какой-то интерес, не привязанный к работе — это ты, я, Ева, Лука и проститутки.
Может мне стоит узнать у Евы, есть ли у Раша в сокровищнице еще живые девочки, кроме меня? Если нет, то хоть в чем-то я буду особенной! Но ведь на самом деле вопрос в том, зачем мне вообще быть особенной? У нас и так все хорошо!
— Думаешь ее тяга к проституткам неспроста?! Думаешь, она… из этих?.. — Дор ошарашено посмотрел на товарища.
— Это вряд ли, — мотнул прилизанной головой Бор, — она рядом с ними совсем как ребенок себя ведет, по-моему, они ассоциируются у нее с образом матери!
— По-моему, ты мудришь, — скривился Дор, — подожди-ка. Подожди-ка! А может… — он снизил голос до шепота, — Может я ей нравлюсь?.. Ну, как мужчина. О Отец-Дракон, бедная девочка, я не смогу ответить ей! Она же мне как дурная младшая сестричка…
Борик вдруг взорвался хохотом на всю улицу, и я вздрогнула, выныривая из своих мыслей.
— Чего смеешься? — спросила я, глядя на Бобрика, согнувшегося пополам прямо посреди улицы и уронившего лицо в ладони. Он продолжал мелко вздрагивать от смеха и, кажется, даже тихонько подвывал. Дорик шипел и злился, как кот, которому наступили на хвост.
— Ну а кто еще это может быть?! Ты что ли?! — верещал он, тыкая в Бобрика пальцем, — Или может Лука? Так ему же лет пятьсот, с него уже пыль сыпется!
— Это тебе уже лет пятьсот, — я пнула его по ноге, почему-то обидевшись на пренебрежительный тон в сторону Луки, — Это с тебя пыль сыпется, рухлядь!
— Четыреста восемнадцать, вообще-то! — обиженно поправил Дурик, — и я мужчина хоть куда!
Я махнула рукой и, отвернувшись, пошла дальше. Мне было не до споров.
— Шура, подожди! — он схватил меня за руку и с какой-то нелепой серьезностью посмотрел мне в глаза, — кем ты хотела бы, чтобы я для тебя был? Это очень важно.
Я удивленно на него посмотрела. Кем? В смысле?
— Моим… — я глянула в небо в поисках ответа, — моим… другом? — я сама немного удивилась вырвавшемуся слову, — Я бы хотела, чтобы ты был моим другом. И Борик тоже, — я наполнялась уверенностью с каждым произнесенным словом, — Я хочу с вами дружить! Будете со мной дружить? А еще я хочу, чтобы вы были рядом со мной. Мне нравится работать в вашей компании. С вами весело. И мне приятно, что вы меня оберегаете. Что вы хотели бы, чтобы я сделала для вас в ответ?
— О, Отец, — прошептал Дорик с повлажневшими глазами; Борик подозрительно нахмурился, — Ты тоже это слышишь? Да?..
— Мы взломали, — прохрипел Бор, — мы взломали ее панцирь! Она теперь наша!
Два кретина так и не ответили на мой вопрос, зато устроили непонятный кипишь, постоянно дергали меня, пока мы шли домой, и по пути мы зашли в винную лавку «Огонек», чтобы купить вина. Конечно, хозяин выгнал нас взашей, потому что после нашей памятной рекламы на первой полосе продажи у него упали. Вообще-то в такой ситуации ему бы не разбрасываться клиентами, но мне было все равно, я была равнодушна к вину. И вообще меня волновал другой вопрос.
Кем я хочу, что бы Раш для меня был?
Бесполезно думать о том, кем я хочу быть для него, пока я не пойму, чего я сама-то от него хочу и зачем? Я хочу, чтобы Дорик и Борик были моими друзьями, которые постоянно напоминали мне, что я зачем-то кому-то нужна. Лука был, как дед Мороз, который почему-то авансом внес меня в список хороших детей; а Ева, как Богоматерь, которой можно и помолиться и покаяться и почему-то становится легче, даже просто от ее понимающего взгляда. Марта и Лия, как старшие сестры, ехидные и лукавые, но понимающие в мире побольше моего. А еще был красавчик-следователь, который, несмотря на всю нашу очевидную непохожесть, виделся мне почему-то моим отражением. И я очень хотела узнать о нем больше, потому что мне казалось, что это поможет мне понять себя лучше. Мне всегда казалось, что я отлично себя понимаю, но последнее время это кажется пустым бахвальством. Только я думаю, что мне все понятно — и возникают новые вопросы. И у него вопросы в глазах были те же, что и у меня. Или мне так чудилось. Но я все-таки ему напишу.
А вот кем был в моей жизни Раш? И кем я хотела бы, чтобы он был?
Бор и Дор шли чуть позади и о чем-то переговаривались, наконец-то успокоившись.
— И все-таки, как думаешь, ей кто-то нравится?
— Мы же уже выяснили, что в ее окружении нет того, кто мог бы быть ей симпатичен, раз уж это не мы! — фыркнул Бор.
— Ну да, — кивнул Дор и вдруг остановился и задумался, — подожди-ка… Подожди-ка! А помнишь, Арши после ее суда все бесился, что она как-то быстро сблизилась с этим придурком отмороженным, Сибанши? — Бор нахмурился и кивнул, — Он еще тогда что-то говорил про то, что мы к ней подбираемся, как по оплетенному охранными чарами полю, радуясь маленьким победам, а граф одним холодным взглядом выбил из нее желание подружиться!
— А ведь точно…
Мужчины задумчиво и внимательно посмотрели в удаляющуюся тонкую спинку девушки, с плеч которой стекал аляпистый шелковый домашний халат в цветах.
Глава 18, Влюбленные. Искра, застывшая в смоле
— И что он ответил? — с улыбкой спросила Ева, выслушивая мою историю о том, как я увольнялась из цветочной лавки «Ландыш». Я рассказывала ей, как у нас прошел день, утаскивая то ломтик морковки, то дольку помидора с тарелки, пока она нарезала салат. От помощи она всегда категорически отказывалась, считая кухню только своей территорией. Я против не была — домашние обязанности меня никогда не вдохновляли, и помощь я предлагала только потому что мне нравилась Ева, а вовсе не потому что мне нравилось готовить.