Твоё слово (СИ)
— Борик, — окликнула его я и спросила, когда он повернулся, — а сколько тебе лет-то?
— Четыреста восемнадцать, — спокойно сказал Бор, будто люди столько живут, — как и Дорику!
В мире было много вещей, которые не могла объяснить современная наука. Большая их часть касалась бессистемной и жуткой магии Темной Госпожи. Официально, по указу Собрания Ученых Существ, это даже теперь не принято называть магией. Магия пошла от Отца-Дракона, а стихийные выбросы силы Безымянной — не магия, а какая-то теургия. Обычно последствия этих хаотичных выбросов силы признавали просто ересью, и старательно делали вид, что ничего не произошло. Со временем все свидетели умирают, все записи изгнивают, а что бабки бают — так на то они и бабки, чтоб всякую чушь баять!
Но были и такие чудеса, которые со временем в байки превратиться не могли, как ни старайся. Например, на территории Шинрской Империи жило около двухсот големов разного уровня развития. План по их незаметному уничтожению уже, конечно, осуществлялся, но пока не особенно успешно. Да и големы были неотъемлемой частью человеческой культуры и чтобы их уничтожить — не только физически — надо много времени. Благо у детей Отца-Дракона времени предостаточно.
Самым проблемным проявлением силы Безымянной, с которой не получалось разобраться на протяжении тысячелетий, были долгожители среди людей. Фактически, их бы можно было назвать бессмертными, потому что ни одного зарегестрированного случая ненасильственной их смерти просто не было. По всем показателям они были обычными людьми. Это могли быть магически одаренные люди, могли быть пустышки, женщины и мужчины — не важно. Они ничем не отличались от других, поэтому их невозможно было вычислить до определенных лет. Отец нынешнего императора вместо того, чтобы тратить силы и ресурсы на попытку их переловить, просто насадил с помощью пропаганды уверенность в том, что долголетие — особое благословение Отца-Дракона младшей расе. И ловить их теперь не надо было. Потому что им и скрываться нужды не было!
Дор и Бор были долгожителями. Они редко задумывались о том, почему, как и зачем все это — просто принимали как факт. В общем-то, если бы это не заметил Арши, они бы сами, наверное, даже и не поняли бы и лет в семьдесят только начали бы задумываться о том, почему все их ровесники похожи на сморщенные стручки, а они все еще молоды и прекрасны! Дор и Бор были не самыми внимательными людьми во всем, что не касалось их магического образования и дальнейшей работы в академии.
Это было прелюбопытно, конечно. Почему в мире существуют люди, которые в теории могут жить бесконечно? И точно ли бесконечно? Может и их срок годности ограничен, просто науке это пока не известно?
Об их необычном даре я думала, пока Борик вел меня к Луке. Просто если я начинала думать о Луке, мне становилось немного волнительно и хотелось куда-нибудь убежать, а бегать я не любила — у меня были слабые ноги и я быстро выдыхалась. Так что я сконцентрировалась на мыслях о Дорике и Борике и пыталась вспомнить все, что за это время попадалось мне об их феномене. Получалось какое-то очень скудненькое количество информации — там пару упоминаний, здесь пару строк… оно и не удивительно — специально я об этом не читала.
Надо сказать, сожители у меня все были как на подбор! Огромная ящерица под мороком, идеальная женщина в деревянном теле и два бессмертных придурка. И я — девочка-припевочка. Эта мысль меня позабавила, так что я решила что-нибудь спеть на радость прохожим.
Борик глянул на меня с жалостью, но ничего говорить не стал.
А я тихонько завывала Лепса и ловила лицом выглядывающие порой из-за облаков солнечные лучи. Погода так-то была хорошая, но очень облачная. В небе клубились большими валунами тяжелые облака чуть припухшие синевой, но не разливающиеся пока дождем. Из-за них лукаво выглядывало солнце, обозначая свое присутствие золотой каймой по краям прикрытия. Мы уже подходили к Лисьему базару, и хотя я продолжала улыбаться и петь, ноги похолодели от волнения, и шла я медленно.
К книжной лавке мы подходили очень медленно, в основном из-за меня. Я шла неторопливо-неторопливо, следя за шагами, чтобы ступни попадали только на цельные камни и не дотрагивались до их линий соприкосновения.
Звякнул колокольчик на двери.
— Лука, добрый день!
— И тебе доброго, Бор, — Лука улыбнулся, собрав морщины вокруг глаз, и тут увидел меня, мнущуюся за спиной у мужчина, — Шура, милая! Как я рад тебя видеть!
Он вдруг вздрогнул и сделал неловкий шаг в мою сторону.
— Привет, — кивнула я и, нахмурившись, опустила глаза.
— Подойди, дай хоть посмотрю, что с тобой все в порядке, — он опять улыбнулся. Я сглотнула вязкую слюну, выдохнула и подошла. Он взял мое лицо своими сухими сморщенными руками и поднял его, чтобы заглянуть мне в глаза.
— Как ты? — Лука с улыбкой смотрел меня, — я переживал очень, что тебя не отпустят… И очень рад, что это недоразумение разрешилось! Все-таки такая ты бесстрашная девочка!
В горле образовался комок, который я никак не могла сглотнуть, и из-за него было сложно дышать. Из-за этого даже глаза немного заслезились. Мне не хотелось, чтобы он подумал, что я расстроена и собираюсь плакать, потому что это не правда, и потому что мне понравилось, как он назвал меня бесстрашной, хоть это тоже не было правдой, так что я уткнулась лицом ему в плечо и обняла его. Почему-то так казалось, будто я спряталась и говорить было немного легче. А мне было что сказать.
— Лука, прости, пожалуйста, что из-за меня тебе лавку порушили… — я шептала ему в плечо чуть хрипло, — мне очень стыдно, я больше так не буду!
Этой фразе меня научил Олежа. Он говорил, что так надо извиняться перед людьми. Его мама так в детстве научила.
Лука засмеялся и похлопал меня по плечу.
— Ты не виновата! — соврал он, — Но если ты за меня волнуешься и чувствуешь за собой вину, посыпать голову пеплом — самый бесполезный вариант извиниться. Если хочешь показать мне, что тебе не все равно, можешь просто помочь мне прибраться, например!
Я тут же отстранилась и закивала.
— Что-то я один тут не могу управиться, а в компании и быстрее и веселее! — он опять сосредоточил все свои полосочки морщин вокруг глаз — так красиво, как только у него получалось, — Но сначала попьем чайку, ребятишки!
Я дожевывала пирожок и пролистывала книги, проверяя, не порваны ли и не измяты страницы, и можно ли их еще продавать. По большей части Лука на самом деле уже почти все прибрал: поломанную мебель (которой, слава богу, было немного) выбросил, пол от осколков и грязи убрал и все раскиданное разложил по кучкам, которые мы и разбирали. Стражи успели пошалить и в его комнатах над лавкой, так что работы нам нашлось немало. Я была рада. Не думаю, что Луке так уж нужна была моя помощь. Нужна она была скорее мне, потому что это было единственным способом почувствовать себя хоть немного получше. Извиниться не только словами. Я была благодарна Луке, что он дал мне такую возможность.
Это было необычное чувство. Я была рада, что человек мне позволил сделать что-то для него. Позволил, потому что знал, что мне будет приятно, что мне это важно и нужно.
И теперь я примеряла эти чувства на других.
Будет ли приятно Рашу, если я буду советоваться с ним на тему наводок для статей? Мне это не нужно. Но он хочет знать, во что я ввязываюсь. Ему будет приятно, если я сама буду рассказывать?
Будет ли приятно Еве, если я порошу ее найти мне огромные белые банты размером с мою голову и заплести ими на день города две косички? Обычно мне нет дела до того, как я выгляжу, но Еве нравится меня одевать и причесывать, чтобы все соседи видели, что я красавица, и не смели говорить, что я дворовая кошка, которая лазает по помойкам, даже если это правда.
Будет ли приятно Дорику и Борику, если я попрошу их быть со мной рядом и защитить меня, если что, ведь сама я очень слабая? Да, они и так ходят со мной, и сами себя считают моими то ли няньками, то ли телохранителями, но я их об этом не просила. И получается, что я как будто делаю им одолжения, принимая их защиту, которая уже не раз меня выручала. Меня это, в общем-то, устраивало, потому что ни к чему не обязывало. Будет ли им приятно, если я откажусь от удобного для себя положения, попросив о защите?