Твоё слово (СИ)

— Ты уверена, что такие вещи нужно обсуждать со мной? — с надеждой спросил он.
— Конечно, потому что мы похожи.
У следователя дернулся глаз.
— Что привело тебя к таким неожиданным выводам? — он прищурил свои бледные глаза.
— Ну вы же тоже не умеете выстраивать с разумными близкие отношения, потому что считаете их выдумкой. Вы же не будете отрицать, что согласны полностью или почти полностью с тем, что я только что сказала?
Он промолчал, продолжая внимательно на меня смотреть, а я опять бросила взгляд на баночку с духами. Он проследил мой взгляд и почти незаметно вздрогнул.
— А теперь представьте, что это мы не правы, а они правы, — мы продолжали смотреть на прозрачную колбочку с бледно-желтой, чуть маслянистой жидкостью внутри, как будто она могла дать какие-то ответы.
* * *
Раш не подслушивал. Во-первых, это было нетактично, а еще немного унизительно; во-вторых, на данный момент, никакой необходимости в этом не было. Вообще-то, Раш был не таким уж и любопытным до чужих секретов, но именно сейчас хотелось совсем не по-королевски прильнуть ухом к двери, впитывая в себя не просто каждое слово, но каждую интонацию.
Значит, этот графеныш теперь — ее друг. Интересно, с чего вдруг? Они знакомы всего день. Раш сел на диван, раздраженно постучал пальцами по деревянному подлокотнику и призвал себя успокоиться. Не давить, холить, лелеять, поддерживать, ненавязчиво направлять. Таков был план. Но Сибанши абсолютно точно, без всякого сомнения, так себя вести бы не стал, при этом его поведение, очевидно, подтолкнуло ее к желанию подружиться. Что же он такого сделал или сказал, что она уже с ним советуется? Ему же на нее плевать, в этом нет никакого сомнения!
Раш вдруг замер, посидел так пару секунд и выдохнул. Так. Кажется, он нащупал. Граф о ней не беспокоится, не заботиться, ему вообще нет дела до ее благополучия. Поэтому она чувствует себя с ним так комфортно.
Мужчина чуть смущенно посмотрел на дверь, за которой сидели Шура и ее новый друг по переписке, чувствуя себя старым болваном. Она бесилась не потому, что Раш пытался ограничивать выбор тем для статей или отозвал из типографии последний выпуск газеты. На нее давило их неравнодушие.
  
Глава 14. Суд. Клятвы
 
— …таким образом, с госпожи Шуры Солнцевой сняты все обвинения и… — монотонный голос судьи продолжал зачитывать оправдательную речь, но меня это особо не трогало. Я почти не вслушивалась. На меня накатило какое-то равнодушное отупение. Еще днем. Я редко впадала в такое состояние. Обычно когда надо было серьезно подумать, но думать не хотелось. А от слова «серьезно» у меня и раньше всегда начиналась изжога.
Когда закончился суд — а длился он всего часа полтора, и то только из-за бесконечного количества каких-то непонятных бумажек, которые надо было собрать, и речей, уместить которые можно бы было в пару предложений, а не пару страниц мелкого текста — меня повели в отдельную комнату, где выдали текст клятвы, которую я должна была произнести, пока мне полосуют ладонь ритуальным ножом. Любопытства ради, я поинтересовалась, как именно работают клятвы на крови. А работали они сурово, но топорно. Все муки преисподней обещаны были тому, кто нарушит клятву, данную на крови, но только если будут нарушены условия, озвученные тем, кто ее дает. Я, например, клялась, что не буду распространять ни в какой форме ни одной живой душе ту информацию, которую узнала, пока находилась под стражей. Но наивные стражи порядка почему-то не допускали, что я могу узнать ту же информацию из других источников — благо, когда знаешь, что искать, это не то чтобы невыполнимая задача — и распространение информации, которую я узнала не находясь под стражей, условий клятвы не нарушают.
То есть, при желании, обойти клятву я на самом деле могла. Их счастье, что я не была в этом заинтересована. Клятв я дала аж три штуки, и пока их давала, придумала по несколько вариантов того, как можно обойти каждую. В общем-то, просто так, без всякой цели. Может даже расскажу о них графу Сибанши, если он будет отвечать на мои письма.
 
Все это время рядом со мной был Раш, теперь уже снова под мороком. Он меня не трогал, почти со мной не разговаривал, и вообще, ровно как и я, был весь в себе. Наверное, со стороны мы представляли собой тоскливое зрелище — унылые человечки. Чем был озадачен Раш, я не имела ни малейшего понятия, а спрашивать поостереглась. Вдруг он опять злиться на меня, а я пока не готова с этим разбираться. С одной стороны, мне было гораздо легче, когда он меня не трогал и не мешал мне заниматься самокопанием; с другой, его отчужденность почему-то слегка подбешивала. Почему-то мне казалось, что он такой молчаливый, потому что все-таки злиться на меня. Казалось бы, у его «Его Высо…» могло быть массу всего, что могло бы его тревожить, и далеко не факт, что я вхожу даже в первую десятку, но меня не оставляла ничем не обоснованная уверенность, что он на меня злиться. И я злилась на него за то, что он на меня злиться. А еще в голове крутились абсолютно бессмысленные, но до ужаса навязчивые, фантазии о том, как он мог бы высказать мне свое раздражение, и как бы я ему ответила. В своем воображении я то кричала на него, обвиняя во всех грехах, то с обескураживающим равнодушием игнорировала все претензии, то логически обосновывала неуместность всех его чувств. Зачем вообще было об этом думать, если он ничего мне не говорил, тем более не предъявлял — не имею не малейшего понятия, но не думать об этом почему-то не получалось. И это злило даже больше его воображаемых претензий в мою сторону.
Из-за того, что мне приходилось думать о такой ерунде, я не могла подумать о действительно важных вещах. А именно — о том, как мне дальше общаться с людьми. У меня появились сомнения в выбранном мной когда-то способе взаимодействия с людьми. И я либо должна была найти подтверждение тому, что сомнения не оправданы, либо подкрепить эти сомнения более серьезной доказательной базой, которая разрушит к чертям, возможно, все мои представления о мире. И я, конечно, очень хотела бы, чтобы мои сомнения оказались всего лишь минутной слабостью, но задница уже чуяла проблемы, связанные с необходимостью приспосабливаться к новым обстоятельствам. И все, что я сейчас могла, это успокаивать сердце ложью о том, что все будет хорошо, и готовить мозг к глобальному переосмыслению нашей системы ценностей.
Мы с Рашем и сопровождающими меня стражами вышли из парадной двери Башни Порядка и в молчании прошли прилегающий к зданию двор, вышли через массивную, опоясывающую тюрьму, каменную стену в которой был выбит проход с двумя дверьми и оказались на свободе!
На свободе как-то сразу стало повеселее. Может потому, что воздух на свободе слаще, может меня слегка нервировали враждебные взгляды стражников, а может дело было в любопытном собрании людей у главного входа в двор башни. Толпа была явно чем-то недовольна, и были у меня догадки на этот счет.
— А чего они там делают? — спросила я у одного из стражников. Он весело на меня глянул.
— Протестуют против вашего освобождения из-под стражи, госпожа! — улыбнулся он.
— И давно? — я с любопытством разглядывала протестующих.
— Уже часа три как, госпожа, — прикинул мужчина, почесывая подбородок.
— Давай просто обойдем их, — с надеждой предложил Раш, — они все равно не знают, как ты выглядишь.
— А ведь точно не знают, — покивала я; Раш страдальчески вздохнул, уже примерно догадываясь, в какую сторону текут мои мысли. А я ничего не могла с собой поделать. Мне нужно было отвлечься от тоскливых дум! 
 
— Мы, верные подданные Шинрской Империи, должны выступить одним фронтом — выступить организованно, выступить убедительно! Мы должны дать понять этой выскочке, что нам не так просто запудрить головы красивыми заголовками! И мы на этом не остановимся, мы пойдем дальше! — я совершенно неожиданно обнаружила в себе не только ораторский талант, но и лидерские качества; обнаружила я это богатство в блестящих восхищением и одобрением глазах протестующих, которых за полчаса превратила из разрозненной толпы униженных и оскорбленных в разумных с твердой гражданской позицией, в то, что я через, ну скажем, пол года планирую превратить в политическую силу, — я объявляю этот день — днем основания нашей Золотой Партии Патриотичных Подданных! Сокращенно — ЗППП! Мы будем собираться с вами два раза в месяц и координировать нашу деятельность по борьбе с иностранными агентами, которых подослали в нашу славную Империю для подрыва нашего влияния на международной арене! Я оставлю в «Высоком Вестнике» время и место нашей следующей встречи! А сейчас, господа, расходимся!