Крутой опер

Осиповского прежде всего беспокоили люди, которые могли что-то официально доказать по ограблению банка и, может быть, по деятельности его банды. Серченко был убит, но внезапно зашебуршившийся Кострецов грозил превратиться в еще более опасного свидетеля.
Майор, в отличие от Яши и Ашота, не мечтал убежать в дальние края. Он рисковал, чтобы без проблем оставить службу и по возможности незаметно жить в свое удовольствие в достатке и комфорте. Осиповский не хотел прятаться наподобие уголовников, при опасности шныряющих «на дно», «в тину». Это был не его стиль — человека власти, изучившего и испытавшего все возможности ее аппарата насилия.
Да и куда бы, к кому бы он мог податься? Блатные, ведя «другую жизнь», как называют преступный мир криминалисты, постоянно создают свое подполье: «малины», «ямы», «блатхаты», «заныры», «кутки» и прочее. Туда пускают по рекомендации заслуженного ворья или хотя бы по биографии, ознаменованной «ходками» в зону, известностью среди уголовников.
Майор Оса верховодил таким же, как сам, милицейским отребьем, мародерами, отбившимися от действующей армии. Все они были изгоями и в человеческой, и в «другой» жизни. Успешным итогом их промысла явилась бы только возможность исчезнуть, затихнуть, тайно проживая награбленное.
Для этого реального, однако все более зыбкого пути и выкладывал свои последние силы Осиповский. Ему выпало «чет-нечет», «все или ничего».
  
Глава вторая
 
Когда в лаборатории ФСБ сличили пробы, снятые с-пальцев задержанного собровца, с порохом на гильзах, доставленных Хромину Кострецовым, стала очевидной идентичность пороховых следов.
— Есть конкретный член банды! — воскликнул Сергей, получив эти данные в кабинете Хромина. — Это поважнее бывшего свидетеля Серченко.
— Какой, Серега, банды? — задумчиво сказал Хромин. — Ну возьмешь ты этого собровца, даже расколешь. А он упрется в то, что стрелял в тебя по случайному «заказу». Подрабатывал, мол, к невысокой милицейской зарплате. Заказчика знать не знает, сговаривался с посредником, который тоже неизвестен, так как связывались только по телефону. И о том, что ты капитан милиции, он также якобы не в курсе — охотился за безымянным по фотокарточке.
— Если собровец в покушении на убийство признается, зачем ему Осиповского и его дела покрывать?
— Затем, что причитается ему из ахлоповских денег верный миллион баксов. Если сядет за покушение надолго, будут его на эту сумму хорошо в зоне «подогревать». Выйцет — еще на жизнь останется. Но с таким денежным активом реально и срок скостить: под амнистию, условно-досрочное освобождение и так далее. Скорее всего, не доберешься ты до всей банды через этого парня, если еще сможешь его разыскать. А «тройки» у Осиповского, видимо, автономные, всего объема преступной деятельности этот киллер себе и не представляет, коли и захочет рассказать.
Кострецов, слушая его, усиленно дымил сигаретой. Когда Хромин закончил, сказал:
— Совершенно правильно ты рассуждаешь о возможной позиции этого собровца. Ему так и положено считать: командир Осиповский в беде не оставит, к вытаскиванию из-под следствия или с зоны, для «подогрева и тому подобного долю парня использует. Это так, если принять и Осиповского, и киллера, и всю банду за группу субъектов с бронебойной психикой: прут по своим направлениям удара как танки. Но сейчас это уже не та слаженная, устойчивая команда, какая брала банк. Собровец-то стрелял в меня без перчаток. Трагическая для него небрежность… А напарник его, хотя и был в перчатках, но тоже прокололся, уже по-другому. Занервничал, ломанул на меня, как в штыковой, пока пули не словил.
Хромин одобрительно посмотрел на капитана.
— Психофизиологию просчитываешь? Полезно для прогнозирования.
— Конечно. Что прикидывать поведение киллера, если его и арестовать? Главное-то, что он, если принять систему троек, последним исполнителем в банде остался. Не везет киллерам Осиповского! Одного добивает ножиком Яша, другого из пистолета кладет жертва покушения, которую выцеливали из двух автоматов… Что должен чувствовать оставшийся? Да «на дело» без перчаток пошел… А с него и отпечатки на парафин сняли.
 
— А еще важнее ощущения Осиповского, — подхватил Хромин, поднимая кустистые брови.
— Вот-вот! У этого вообще мрак, — сказал Сергей. — Мало того, что Кострецов уцелел, задержанного киллера обработали, другой выживший Яша Тундра — где-то шастает. Оперативник Кострецов хоть бухет дожимать майора законно, но расстроенный Яша-то может запросто пулю в него на улице всадить. Чего мне на киллеришку силы тратить? Контратакую-ка снова по главарю.
— Это всегда лучше. Что придумал?
— Во-первых, беру за целлюлит агентку Викулю. Дашь мне для нее спецфогоаппа-рат?
— Пожалуйста. Дам фотокамеру, которой она сможет хоть из просвета на бюстгальтере снимать.
— Это для установления всей банды. В лицо-то Вика их знает, но нужны и карточки оставшихся подчиненных майора, чтобы нам всех их в завершение операции отловить. Они сейчас разбегаться будут, но должны же собраться для итогового совещания.
— Деньги, возможно, надо им поделить.
— Да, Саня. Теперь, может быть, их только баксы вместе держат. Придется на Вику нажать, чтобы неразлучной была с майором. Пусть бандиты рассеиваются — легче будет работать по Осиповскому. Этот станет до упора биться.
— Своими руками он это делать не привык. Так что собровец ему понадобится.
— Непременно, теперь это спаянная парочка. Киллер-то еще в более аховом положении, чем майор. Так что, думаю, снова они возьмутся убивать меня.
— Вполне вероятно. — Хромин потер толстыми пальцами щеку.
— А чтобы долго им не думалось, разгорячу Осиповского через одного опера, Петю Ситникова со Сретенки. Он в этом расследовании мой напарник.
— Ты что ж, в «живца» себя определяешь?
— Почему нет, Сань? Я ж заядлый рыбак.
— Тут рыбаками будут снова они.
— Плохо ты себе представляешь рыбную ловлю. — Кострецов голубоглазо засиял. — Думаешь, будто б рыбаки глупую рыбку удят? Такой расклад только охотников и зверей касается. А ловля рыб — это равноправное состязание. Рыбы-то (в отличие от зверья, какое травят, загоняют) могут грохнуть запущенную тобой наживку, а могут только плюнуть на нее и мимо проплыть. Иной раз крючок бесперебойно объедают, не подсечешь. А живец — сам рыбак номер два, Он лазутчик дяди с удочкой. Манит, готов в рыбью пасть влопаться, чтобы вздернули наглого нападающего.
— Ты, Серега, — поэт рыбалки.
— А работа сыскарей, оперов на этом стоит. Блатные хитрых между собой «рыбами» зовут, а нашего брата не всегда «легавым», иногда и «рыбаком». Много у нас ловцовых приемов. Можно внахлест, поверх воды таскать высовывающуюся бандоту, или на поплавочную удочку, с выжиданием. Но тех, что покрупнее, лучше всего дергать на спиннинг с блесной или на донку с живцом. В первом случае из мути своей песковой, илистой они на блескучее западают, на бабенку, например, разукрашенную. Во втором — зарятся на безмятежную рыбку, вроде лоха, фраера. А на мормышку середняк хорошо клюет. Она поменьше блесны, но скачет бойчее. Блатные-то — донный народ. Живут в темнотище, истинный свет, солнце через воды грязно, искривленно видят.
— Впечатлил ты меня, — рассмеялся Хромин, потом показал глазами на подвешенную на груди раненую руку капитана. — Болит?
— Не сильно.
Хромин достал из сейфа мини-фотокамеру. Передал ее и фото собровца, сделанное ночью в камере, Кострецову. Договорились, что Сергей будет постоянно держать Саню в курсе расследования.
Кострецов встретился с Викой в летнем кафе, столики которого стояли под тентами-грибками у зеленой изгороди деревьев.
Звучно хлопнув дверцей своего «опеля», она шла под ветерком к столику капитана, слепя оборачивающихся к ней посетителей лихо декольтированным кремовым платьем без рукавов. Опустилась в плетеное кресло, высоко взбив подол по круглым коленям.
Кострецов пододвинул ей лимонад со льдом.