Явь (СИ)

— Где больно?
— Везде, — коротко констатирует Паша.
Варя меняет вату и берет новую. Наконец отыскивает источник кровотечения и аккуратно, дрожащими пальцами очищает его от грязи. Паша шипит.
— Ну-ну, сейчас пройдет. Я только вокруг уберу. Не думала, что ты такой неженка. Потерпи.
— Не боишься крови, отличница? — ласково говорит Паша, устремляя на нее глаза, хищно улыбаясь.
— Нет. Со мной передряги случались часто. Приходилось и за мамой ухаживать, она домой приходила по-разному. Обрабатывать раны, как никак, я умею.
— Могла бы и в медицинский пойти?
— Я художник. Хочешь, нарисую на твоем лице картину?
— Очень хочу, — почти серьезно отвечает Паша, в очередной раз шипя от боли.
Варя склоняется близко к его лицу, чтобы рассмотреть рану. Кровь постепенно перестает сочиться. Она опускает взгляд и видит, как пристально ее разглядывают синие глаза. Она видит в них свое отражение, и оно совершенно спокойно. Алкоголь это или находиться к нему так близко, уже стало привычкой, но сердце ее ровно бьется, а в душе нежный хрупкий покой.
— Не порежься, — тихо хрипит Чернов.
— Дурак! — усмехается Варя в ответ. Склоняется к раненному лбу еще ближе и дует на рану. Замечает, как он хмурится и опрокидывает лоб подальше от нее. В лунном свете его изящные, но избитые глаза и скулы, отсвечивают серебром. Непослушные светлые пряди густых волос открывают лоб и прямые строгие брови. Теперь он кажется совсем еще мальчишкой. Она чувствует его дыхание на своем лице.
— Что ты делаешь? — шепотом спрашивает она.
— Защищаюсь. А ты?
— Уже ничего.
Она отстраняется, кладет последнюю вату на стол. Берет в руку кружку и прикладывает ее к опухшему фиолетовому глазу.
— Холодная?
Паша берет ее руку, удерживающую стеклянную кружку у его лица, в свою.
— Холодная.
— Надежде Николаевне это не понравится, но должно помочь.
— Уже помогает, — делая серьезный вид, отвечает Паша.
— Который это уже раз ты меня спасаешь?
— Не считай. Я перестал.
— Считай, мне нужно знать, чтобы сравнять счет.
— Сегодня мы квиты.
— По рукам. А круто я его?
— Не остался бы он после такого блаженным.
— Ай, никто и разницы не почувствует! — усмехается Варя, — зато, может остепенится.
Варя открывает нагретую кружку от его лица.
— Скоро рассвет. Надо торопиться домой, — заглядывая в темное окно, говорит Паша.
— Да, хорошо бы немного поспать, — зевая отвечает Варя.
Она собирает кровавую вату в карман, закрывает аптечку и кладет все на место, не оставляя следов их пребывания.
Они возвращаются к машине. Паша отвозит ее домой. Он помогает ей бесшумно залезть в окно. Варя обнаруживает запертую дверь и нетронутое одеяло. Громкий храп из зала доносится размеренно и четко.
Она должна была свалиться от усталости, но глаза не смыкаются. Под пение ночных сверчков, она рассматривает тени, падающие на потолок, на занавески, стол, одежду. Ей вспоминаются синие хищные глаза. Ловкие уверенные касания, дыхание, запах мыла и шипучки. Светлые волосы под ее пальцами.
«Разве так должно было быть? К чему были все эти встречи?»
«Тебе не нужны платья, чтобы быть красивой».
«Трусиха».
«Холодная».
«Нет. Быть этого не может. Он издевается».
Дурацкая глупая улыбка не сползает с алых губ. От выпитого алкоголя загорается лицо. От него ли? Она бьет себя по щекам. Принудительно зажмуривает глаза, разворачивается к стене.
«Спи. Тебе все это кажется».
***
Татьяна Родионовна беспощадно врывается в комнату. Раскрывает злостно настроенное солнце. Золотые лучи проходят сквозь Варю, не задевая ее сна.
— Вставай, все утро проспишь! — укоризненно отчеканивает бабушка.
Варя не отвечает, громко сопит. Татьяна Родионовна сбрасывает с нее одеяло. Варя недовольно ежится, но продолжает спать, пока по голове ей не прилетает платком, прямо по месту ушиба. Глаза слегка приоткрываются и звон раздается по голове гнетущей волной.
— Что с лицом?! — ругательски выдает Татьяна Родионовна.
— Во сне с кровати упала, — сонно жует Варя.
 
— Беда-а-а!
— Об угол тумбы ударилась. Голова болит. Я полежу чуть чуть и встану.
— Давай на грядки, без «полежу»!
— Я сегодня в библиотеку за учебниками. Ты записку заполнила?
— В обед поедешь. Заполню. Давай, мне помощь нужна, пошевеливайся!
Татьяна Родионовна громогласно выходит из комнаты. Варя встает разбитой. Недосып, боль на лице, похмелье. Мерзкого запаха нет. Действительно «тайна».
Грядки приходятся Варе, как и завтрак, не по вкусу. Горячее солнце, ноющие мышцы и стонущая боль в голове от каждого наклона вниз. После нескольких часов мучений, бабушка отпускает ее домой. Незамедлительно Варя принимает ванну и обрабатывает царапанную рану на щеке волшебным настоем. Как на зло, чистая одежда заканчивается, приходится искать новую по сундукам, среди старых залежей.
За завтраком Татьяна Родионовна внимательнее рассматривает рану. Возмущается.
— Не понимаю, как можно было при падении с кровати, так оцарапать щеку.
— Это ковром кожу свезло.
— Быть такого не может!
— А что, я по-твоему в уличных боях по ночам участвую?
Татьяна Родионовна не успевает ответить, крутит в голове последние слова, раскрывая и закрывая рот, делает громкие вздохи. Варя закатывает глаза, громко выдыхает.
— У меня нет времени спорить с тобой, — ровно проговаривает она. Оставляет свой чай на столе. Уходит.
Варя второпях собирает рюкзак, находит заполненную на кухне записку для библиотеки. Бесстрашно вырывается на свободу. По пути покупает холодную минералку.
Старый гараж, оборудованный под жилище, не настроен дружелюбно к гостям. Жадно поглощает солнечный свет, заполняя им свою ржавчину. Варя стучит в железную дверь. Ответа не слышно. Без доли смущения дергает ручку. Не заперто.
Чернов сладко спит, лежа на животе, отчасти накрытый одеялом. Раздетый, безмятежный и беззащитный. Разбросанные вещи то здесь, то там по углам. Заваленный вчерашним перекусом стол. Пылинки, танцующие в воздухе под радостным лучом света. Даже стены дремлют вместе с хозяином.
«Надеюсь, он выспался».
Варя присаживается перед ним, всматривается в ничего не подозревающие припухшие веки и губы. Взлохмаченные беспорядочные светлые пряди. Слегка отекшие, раненные щеки и скулы. Фиолетовые воспаленные гематомы на худой спине и шее. Расслабленные тяжелые руки, тонкие чистые пальцы. До них хочется дотянуться, притронуться, оставшись незамеченной.
— Эй… так крепко спишь? Как мне тебя разбудить? — тихо шепчет Варя.
Недолго думая, подсаживается ближе. Втягивает запах душистого мыла и шипучки. Подносит надутые губы к его лбу. Нежно дует, раздувая упавшие на глаза волосы. Строгие недовольные брови в миг сходятся на переносице. Раздается возмущенный басистый сонный стон. Веки неровно подрагивают, зажмуриваются. Глубокий вдох, медленный выдох. Лицо распрямляется, становится гладким. Он слабо приоткрывает веки. Что-то тревожное захватывает его сознание, брови ползут на верх. Глаза становятся большими. Мышцы напрягаются. Громко вскрикивая, он бросается на другую сторону матраца, прикрываясь одеялом со всех сторон.
— Тише-тише! — успокоительным тоном протягивает Варя, уходя в сторону.
— Ты что здесь делаешь?! — тяжело дыша восклицает Паша, все глубже заворачиваясь в одеяло.
— Дверь была не заперта, вот и вошла.
— Кто тебе разрешил?! Страх потеряла?!
— А чего мне бояться, ты ж не маньяк.
— Будешь так делать, я им и стану.
— Уже два часа дня. Я не знала, что ты еще спишь.
Чернов нервно протирает глаза ото сна.
— Тебе чего от меня надо? — спрашивает уже более спокойно.
— Отвези меня к ведьме.
— Чего?
— На, попей, — Варя протягивает ему холодную минералку.
Паша недоверчиво сверля ее взглядом, принимает дар. Делает пару глотков. Встряхивает головой. Передает бутылку обратно.