Явь (СИ)

— Как прошло? Все уладила? — раздается тихий глухой вопрос.
— Уф-ф-ф… — Варя не успевает сообразить, что ответить.
— Чего вздыхаешь, тебя пытали?
— Работа у него такая людей пытать, разве нет? — слегка улыбаясь, вспоминая сползающие по длинному носу очки, проговаривает Варя.
Ну вот он тот час, когда нужно проявить взаимность или очередной разговор сойдет на нет, вновь оставляя за собой маленькое разочарование.
— Ты задержался. Что-то случилось?
— По дороге мне нужно будет заехать еще кое-куда, — игнорируя Варин вопрос, скандирует Чернов, всматривается в окно.
Варя в ответ лишь утвердительно кивает.
— Бабушка просила меня до пяти вечера вернуться, мы успеем?
— Да.
Немного помедлив и украдкой затронув Варино лицо взглядом, Паша говорит снова.
— Вкусно?
— Вкусно, но такое я пью очень редко. В хорошую погоду я люблю травяные чаи со всякими добавками, в плохую, кофе. Правда, растворимый кофе — это игрушка дьявола. А какао я в последний раз пила, наверное, в детском саду.
— Чем провинился растворимый кофе?
— От него нет чувства насыщения. Растворимый кофе — это дешевая имитация вкуса.
— Что лучше: какао из детского сада или растворимый кофе? — внимательно рассматривая попутчицу сверху вниз, холодно, словно от скуки, спрашивает Чернов.
— Конечно какао, если нет выбора. Я считаю, в любой дыре найдется место с хорошей кофе-машиной. Его трудно найти и легко потерять, но уверяю оно существует.
Паша пускает легкий смешок и делает глоток из бумажного стаканчика.
— Я купил этот кофе в единственной кофейне, которую знаю, — протягивая Варе свой стакан, проговаривает он.
Варя настороженно пробует содержимое его стакана. На вкус кофе оказывается совершенно бесстыдно разбавленным и уже почти холодным. Варя издает недовольное истошное шипение.
— Отстой? — сверкая хищной улыбкой, спрашивает Паша.
— Абсолютный.
Он лишь кивает головой, явно не удивленный ответом.
Минуты тянутся под шум понемногу смолкающего дождя. Ветер постепенно слабеет и нежно поглаживает листья деревьев. Тучи равномерно распределяются в разные стороны, сквозь серую пелену проглядывает уставшее солнце. На улице нет ни души. Сыро и пасмурно. Серые старые умирающие дома вокруг. Центральное здание управления выглядит как цитадель зла. Из-за единственного ярко-зеленого магазина выглядывает радуга, ее цвета смешаны с грязевыми облаками пыли, что напоминает больного депрессией курильщика. Варвара видит в ней свое отражение.
— Поехали?
— Да, поехали.
И они плавно трогаются с места, отправляясь домой.
Главная улица быстро заканчивается, вот уже их окружают ветхие дома и заросшие бурьяном дворы.
***
Обычный дом, обычный двор, каких здесь сотни. Чернов скрылся в нем почти сразу, как они остановились, прихватив с собой чемоданчик.
Варя остается одна, и в борьбе с сонливостью и скукой засматривается на мальчика, играющего у большой лужи. Смуглую кожу не отличить от чумазых пятен. На нем только майка, шорты и шлепки, несмотря на то, что на улице сейчас ужасно холодно, а буквально меньше пятнадцати минут назад был ураган и ливень. Он набирает воду в ведерко, а потом выливает то обратно, то в другое ведро побольше, и сам себе бубнит под нос. Вдруг его внимание что-то привлекает. Он замирает, потом встает, смеется и уходит, словно его приманивают.
Сердце Вари пропускает пару ударов. Оно чувствует, что-то очень знакомое и далекое. В ее голове вдруг бушуют образы, голоса, становится тяжело дышать — это словно наваждение или предчувствие. Она выскакивает из машины на всех порах и бежит к мальчику. Варе приходится пробежаться, чтобы догнать мальчишку. Она смотрит вниз, почти не поднимая глаз, не выпуская из поля зрения ребенка, и вот наконец догоняет его. Варя нагибается и еще на бегу берет его за маленькое плечико. Мальчик вдруг останавливается, вздрагивает от испуга, словно попытается очнуться, смотрит на Варю большими карими глазами, очень часто моргает. Варя недоумевает, что ему сказать. Только сейчас, она осматривается. Они оказываются посреди пустыря, рядом с которыми простираются ряды рыжих гаражей, кусты, тропинки, грязь и лес, которого не избежать. Это не он пронизывает каждый закоулок, это люди поселились в нем, нарушая законы природы, утонули в его гуще, осваивая самые тихие места, в море хвойных иголок и лисьих нор.
 
— Привет! Знаешь, здесь опасно играть. Пойдем обратно?
— Там тевоська, — лепечет он своим тихим писклявым голосом и показывает пальцем в лес.
— Нет, там нет никого, — дрожащим голосом отвечает Варя.
— Я паиту икарать, — убедительно вскрикивает малыш.
— Нет, тебе показалось, пойдем, я провожу тебя домой, — как можно нежнее говорит Варя, подбирая интонацию. Берет его за ручку, — покажи мне, где ты живешь? Я видела, ты оставил в луже ведерко. Давай заберем его и отнесем домой, чтобы не украли?
Мальчик кивает, сжимает ее руку сильнее и уверенно поворачивается в строну ржавых заброшенных гаражей. Он ведет ее по скользящей размытой дождем дороге, по узкому переулку, где дома больше походят на собачьи будки. Он не говорит ни слова, присутствие взрослого рядом уже неслыханная радость. Он не один, и кажется хочет что-то сказать, заглядывает в глаза, рассматривает незнакомку с ног до головы, теряется в эмоциях и снова молчит, пытается придумать, какой вопрос задать первым. И когда все же слова его восторга вырываются наружу, он так быстро и неразборчиво говорит, что Варе приходится угадывать смысл его слов. Выражение лица мальчика светится так, словно бы он только что обрел голос и нашел себе лучшего в мире собеседника.
Наконец, он приводит ее к своему дому. Постройка чудом держится на старых балках, все поросло чертополохом и деревянный серый забор разлагается на глазах. Ей совершенно не хочется пускать его туда, но выбора нет.
«Не могу же я его украсть, и выкормить, как своего сына?»
Его тоненькая горячая ручка выскальзывает из ее холодной руки и он бежит к брошенной луже. Неловко, точно гном пьяница, поднимает треснувшее пластмассовое синее ведро и несет его к Варе. Она ласково заводит его за калитку и прощается с ним, вежливо и серьезно просит его больше не уходить так далеко от дома. Как только калитка закрывается, и лицо мальчика скрывается за ней, она чувствует, что он не сдвинулся с места, сверлит глазами старое дерево, ждет, что она войдет обратно и проведет с ним еще хоть немного времени. Внутри Вари застревает огромный жгучий ком, наливаются болью глаза.
Варя возвращается разбитой. В недолгой дороге ее сопровождает свора бродячих собак, и взгляды диких облезлых кошек, сидящих на наполовину облысевших деревьях.
Практически у самой машины она поднимает взгляд. Слегка нервный Чернов ходит кругами, попутно копаясь в своем телефоне. Он замечает ее, и теперь по его лицу мелькает грозовая молния. Наверняка он хотел бы, чтобы Варя позвонила перед тем, как куда-то уходить. Она молча садится в машину, он, чуть погодя, садится тоже. Она бы и хотела сказать что-нибудь в свое оправдание, но ком в горле все еще жжется, и любые слова спровоцируют налитые глаза выпустить слезы из плена. Недолгое молчание под звуки бьющихся ветвей деревьев друг об друга прерывается раздраженным, холодным, но непринужденным голосом.
— Решила пойти домой пешком, без телефона? — Павел не отводит взгляд от лобового стекла, притворно всматривается в дерущиеся между собой деревья.
— Нет. Поехали домой, — тихо и тяжело произносит в ответ Варя.
— Что-то случилось?
— Нет. Просто вышла воздухом подышать.
Варя проглатывает тяжелый ком, прячет, как можно дальше, в желудок. Он еще даст о себе знать и не раз.
— Ясно.
После этих слов Чернов не произносит почти ничего. Они едут размеренно, никуда не торопясь.
Глаза бедного мальчишки, который возможно все еще стоит там, за калиткой и ждет, когда она ее откроет, не выходят из головы, впитываясь так глубоко, что ничто не смогло бы больше выдрать их из памяти. Варе становится холодно. Веки с каждым взмахом все тяжелее, а тело ломит страшная усталость. Она все больше погружается в сон. Мрачный и совсем чужой.