Явь (СИ)

Бревно так сильно погрязло во мхе, цветах и траве, что отыскать его та еще задачка. Это место почти ее забыло и за ненадобностью стало совсем зарастать.
Варя плотнее укутывается в клетчатую рубашку, скромно усаживается на край бревна, и теперь это все равно что сидеть на земле. Глубоко вдыхая воздух с кончиков ржаных колосьев и зарослей пожелтевшей от солнца травы, она закрывает глаза и считает.
«Раз… Два… Три…»
Впитывает в себя и запоминает сказочный свежий воздух, беззаботный шелест золотистых колосьев, далекие крики птиц, стрекот сверчков, жужжание ос. Постепенно робость и стеснение от внезапного возвращения оттаивают в теплых лучах солнца, и Варвара постепенно сползает на траву, ложится на нее и чувствует, как спину прокалывают стебли и ветви, как касается ее сырая земля и омывает кристальная роса. Вдох, рывком, и выдох, совсем медленный. Где-то недалеко бежит полевка, а может быть маленький еж. Перед глазами голубое чистое, нетронутое временем небо, яркое солнце слепит, и пушистые колосья ржи бросают на нее свою тень, свисают, тянутся поцеловать ее, как собственное дитя. Этот ветер самый приятный из тех, что когда-либо касался ее щек. Веки дрожат все медленнее, она поддается искушению. Яркий свет солнца затягивается красным полотном, в мысли залетают образы, давно забытые ею.
***
В глубоко спрятанных воспоминаниях Варвары за спиной снова звенит школьный звонок, и она бежит от него подальше, гремя своим рюкзаком, забегает в самую гущу, прячется от чужих глаз. Прячется туда, где людей не бывает, где можно остаться одному и чувствовать себя безопасно. Расстилает маленькое покрывало, наливает из термоса чай, раскладывает карандаши и ластики в ряд, раскрывает любимый альбом, начинает творить. А как только близится закат, и по полю начинает бродить холодный и безжалостный ветер, она аккуратно складывает свои драгоценные вещи в обратном порядке и бежит домой, чтобы поскорее согреться.
Очередной осенний день сменяется предыдущим и один из них ненароком, неуклюже хватается за ее сонное сознание, оставляя за собой след.
Это был первый учебный день шестого класса. Бабушка забрала Варю домой, в Старинский. Мама тогда совсем потеряла себя, лишилась очередной работы. Надежды на нее не было, и Татьяна Родионовна взяла все в свои руки. Варя была сильно напугана, она не знала, что делает, когда звонила бабушке и попросила ее приехать. Только потом она поняла, что мама осталась со своей болезнью одна. Жить с бабушкой вдвоем было непривычно, иногда даже страшно. Варя привыкла быть сама себе хозяйкой, но здесь приходится подчиняться строгим правилам.
Учиться в школе и раньше было не подарком. Дети жестоки. В деревне каждый знает, где ты живешь, что ты ешь, и кто твои родители. Среди особо одаренной молодежи эти сведения могут оказаться инструментом естественного отбора.
Варвара никогда не была отличницей, как никогда не была и отстающей, учителя порой ее просто не замечали, а то и с отвращением игнорировали. Она всегда старалась быть тише воды ниже травы, не высовываться, не привлекать лишнего внимания. Друзей она не заводила, и никто не проявлял желания подружится с ней. Варе было комфортно сидеть за партой у затерявшегося дальнего окна, смотреть на мир и на людей со стороны. Иногда она переключалась на пейзажи, простирающиеся из окна, словно урок ее проходит не в кабинете, а там, на улице. Вместо того, что бы учить математику вместе с одноклассниками, она училось вить гнезда вместе с сороками на высоких ветвях деревьев.
Утро выдалось несуразным до раздражения и скомканным. Она совсем не выспалась, но проспала, почти ничего не успела съесть на завтрак, и была почти уверена, что забыла расчесать голову. На улице наступили внезапные холода после знойного лета, так что ей пришлось двигаться гораздо быстрее обычного, чтобы окончательно не замерзнуть.
Перепрыгивая через две ступени, она залетела в холл. В тот момент он напомнил ей место тюремного заключения. Толпа отбывающих срок в одинаковой форме собирается у вешалок и скамеек, кто-то дерется, кто-то разбрасывается чужими вещами. Вакханалия заканчивается только тогда, когда звенит ненавистный звонок.
 
Варя сельскую школу не любила еще потому, что по сравнению с городской эта была жухлая, холодная и мерзко пахнущая. Все стены здесь были выкрашены в голубую и белую краску советского производства. Мало того, что сочетания цветов порой напоминали психбольницу, она растрескивалась и местами облезала, напоминая о тщетности бытия. Еда в столовой не имела вкуса. Зато запах оттуда доносился всегда один и тот же: тушеной капусты и Вариных тефтелей. Учителя здесь всегда сливались с интерьером и атмосферой, иногда гармонично издавая запах перегара или нафталина. В остальном все как всегда, скрипучие деревянные двери, стулья и парты, пережившие дедов и доставшиеся этим детям по наследству.
Варя дождалась, когда большинство учащихся разойдутся к своим кабинетам, и затем как можно скорее переобулась в чистую обувь. Она замечала, что иногда кто-то ронял на нее косой взгляд, смутившись, виду не подавала. Скорей поспешила в кабинет, села за свою парту. Захотелось сжаться до размеров изюма в стул поглубже, чтобы забыть это утро.
Вокруг царил шум и гам. Кто-то дрался около доски, потому что один писал, а другой стирал, кто-то кидался бумажками, кто-то громко рассказывал свою историю. Казалось бы, раньше в таком шуме она чувствовала себя незаметно, но теперь ощущает себя запертой в клетке с ястребами. Несколько девочек, сгруппировавшихся у окна, часто кидали на нее прямые взгляды, роняли насмешки. Варвара настойчиво не выражала ничего, медленно раскладывая школьные принадлежности. К девочкам вальяжно подошел очень крупный высокий мальчик, со светлыми, даже рыжеватыми, жидкими волосами. Кивнул в сторону Варвары и что-то громко спросил.
Данил Кузьмин не отличался большим умом, но это не мешало ему иметь очень длинный и грязный язык. Он служил сборником и рассадой сплетен и слухов со всей деревни. Не мудрено, что брал он их от матери, работницы местного управления. Более того, иногда он выдумывал свои, нелепые и гадкие истории, если уж совсем было скучно жить. Ростом, весом, и слабо пробивающимися пушистыми усами он был похож на восьмиклассника, и от того, все старались с ним подружиться. Врагом этому переростку не хотелось быть никому.
Прозвенел звонок, и когда полуживая старая учительница скрипела мелом по доске, Варе в затылок прилетела записка. И хорошо, что сейчас она уже не помнит, что там было написано, помнит только, как охватил стыдливый животный страх, как закружилась голова и бросило в пот, как дрожали онемевшие руки. Здесь все обо всем знают. Ее словно достали из кроличьей норы, стали тыкать в нее острыми деревянными палками, держа подвешенной за уши. Комок подкатил к горлу, но она сглотнула его поглубже, закатила глаза от слез и спрятала их подальше.
К пятому уроку, пока она выходила в туалет, кто-то успел накидать ей в рюкзак мусор. Она поняла это не сразу, только когда полезла за тетрадью. Нашла кучу бумажек, фантиков, кожуру от банана, опилки от карандашей и еще черт знает что. Снова не подавала виду. Попросилась выйти во время урока. Пошла выбрасывать все в туалет. Она хотела бы ответить одноклассникам за все, но ей страшно, потому что их много, а она одна, и жаловаться ей некому. На самом деле, в голову лезли разные мысли, но ни одна из них не задевала по-настоящему. Она не выбирала родителей, но и они не выбирали ее. Будь она смелее, за свои слова и поступки здесь ответил бы каждый. Будь она хоть чуточку сильнее, она бы смогла защитить маму, смогла бы ее вылечить, смогла бы помочь. Она бы смогла все изменить, но она такая слабая. Ничего не получится.
Закончился последний урок. Наконец-то! Спина гудела от усталости. Желудок сводило от голода. Так хотелось спать, что прямо сейчас, на месте, ее глаза закроются и она уснет. Все вещи с парты молниеносно полетели в рюкзак. Стройная, в строгом брючном костюме, слегка постаревшая, учительница Наталья Ивановна громко провозгласила: «Все остаются на своих местах, я оглашаю списки дежурных на эту неделю». Варя предчувствовала неудачу.