Корона кошмаров (ЛП)

Земля дрожала под ней. Айлет крутилась, не зная, куда катится, только уверенная, что ей лучше двигаться. Она крутилась, пока не врезалась в ствол и остановилась. Ее ладони были перед ее лицом, впились в черную грязь.
Конец лилового языка в крови попал по земле в дюймах от ее правой ладони. Она поднялась на колени, встала, пошатнулась, упала, но встала снова. Айлет повернулась к монстру, нависшему над ней, огромному и жуткому. Она посмотрела в его ядовитые мелкие глазки. Он открыл пасть, гадкое дыхание вылетело из широкой улыбки.
Язык вылетел, попал по центру груди Айлет и потянул.
Айлет вскинула ладони, чтобы ухватиться за верх жуткой пасти. Ее ноги ударили по нижней челюсти, и она напряглась, крича. С силой Ларанты она могла бы сломать челюсть, разбить голову монстра. Но у нее была только своя смертная сила, одна нога едва держалась, ребра болели. Слизь и яд окружали ее, и она смотрела на зияющее горло, готовое проглотить ее.
А потом перед ее огромными глазами облако тьмы вылетело из глубин того горла. Тьма взорвалась вспышкой силы, Айлет отлетела от того языка, подальше от пасти.
Она рухнула на спину, оглушенная. Тело было в слизи, на нее прилип обливис, покрыл ее полностью. Сверху кружило больше обливиса, он мерцал от магии, которую видели даже ее смертные глаза без помощи тени.
Едва веря, что она жива, едва заставляя легкие дышать, она повернулась на бок, приподнялась на локте, посмотрела на монстра. Он лежал в груде обломков, черная дыра была в спине и пасти. Лиловый язык выкатился на землю, задняя лапа торчала в воздухе.
За монстром стояла высокая худая фигура в лохмотьях. Ее волосы были длинными и черными, лицо было бледным, как смерть, над раной на шее, которая была покрыта почерневшей засохшей кровью. Правая рука была еще поднята, обливис кружил у ее пальцев.
— Одиль, — выдохнула Айлет.
Ведьма-королева. Не воображение, не тень в разуме. Настоящая.
Кривясь, задыхаясь, с потом на лбу, Айлет поднялась на ноги. Она прижала ладони с оковами к боку, отчасти ожидая ощутить выпирающее ребро из кожи и рубашки. Она стряхнула слизь с лица, мокрые пряди волос прилипли ко лбу и щекам.
— Хорошо, — прорычала она. — Ты нашла меня, — она поднялась, как могла, расправила плечи, задрала голову, стараясь убрать страх с лица. — Давай. Делай худшее.
Одиль смотрела на труп монстра. Что-то блестело в ее глазах. Слезы?
— Олена, — сказала она.
— Это не мое имя! — прорычала Айлет, сплевывая кровь и слизь. — Я не… Я не какая-то давно потерянная дочь или внучка. Я — ничто. Я — твой враг. Я убью тебя, если смогу. Слышишь меня? Я убью тебя!
Одиль медленно кивнула. Она обошла монстра и подошла к Айлет, двигаясь плавно, будто парила. Может, так и было. Обливис окружал ее, развевался, как плащ, может, и нес ее, чтобы она не ступала на грязь. Ее кожа выглядела белоснежной от тьмы воздуха.
Айлет посмотрела на монстра, потом на Одиль. Она знала, что ее ждало. Еще залп обливиса, твердого, как камень. Он пробьет ее сердце, убьет ее мгновенно.
Но Одиль пересекла расстояние между ними тихо, как призрак. Ее глаза были круглыми прудами тьмы. Она слабо кивнула, обливис опустил ее мягко, как мать ребенка, на землю. Она была в трех шагах от Айлет.
Она подняла руки, широко развела их и посмотрела в глаза Айлет.
— Хорошо, дитя мое. Убей меня, — сказала она.
ГЛАВА 8
Фейлин держала Герарда за руку, пока они шли по Ведьминому лесу, ее шаги были уверенными, хотя лицо было бледным. Мокрая земля цеплялась за ноги, каждый шаг подчеркивал влажный хлопок, и они двигались медленно, почти всю дорогу — вверх по склону.
Чем выше они забирались, тем дальше были деревья вокруг них. Герард вглядывался между веток, надеясь увидеть ясное небо. Но он видел только больше обливиса, кружащего сверху. Он не ощущал время дня, хотя знал, что бродил по Ведьминому лесу много часов. Вскоре наступит ночь, принесет больше тьмы и страха.
 
Он поглядывал на спутницу, на милый профиль Лизель, выражающий строгость. На душу Фейлин, сияющую за чужими глазами. Он не пытался говорить с ней, а она — с ним. Что они теперь могли сказать друг другу? Он мог извиниться снова за то, что оставил ее в Ведьмином лесу на годы? Он мог оправдываться, сказать ей, как все убеждали его, что ее душа давно потеряна? Она могла извиниться за все смерти, которые принесла в Дюнлок в безумии и ревности?
Они были не теми юными возлюбленными, какими были в день их свадьбы. Четыре года были не большим временем, но они ощущались как жизнь. Возврата быть не могло. Ни для Фейлин, чье тело было мертвым. Ни для Герарда, чье сердце принадлежало другой.
Но они держались друг за друга даже так, их пальцы были переплетены. Соединены в последний раз под тенями деревьев Ведьминого леса.
Пейзаж плавно поднимался довольно долго, а потом резко оборвался глубоким ущельем, словно огромный монстр откусил кусок земли. Утес поднимался на сорок футов в высоту, оттуда было видно на несколько миль. Герард остановился на краю, сердце колотилось, он смотрел на развалины Дулимуриана, монолит и идола вдали, ладонь статуи тянулась к нему. Но он не мог долго глядеть туда.
Герард моргнул и отпрянул на шаг, но заставил себя опустить взгляд, посмотреть на основание утеса.
Монстры, что были ужаснее того, что мог выдумать смертный разум, кишели внизу, их разбитые тела были просто клетками для духов, горящих в них. Они кричали и ревели, гремели измученными голосами, которые рвали воздух и разбивали душу. Но даже это пугало не так, как та стена — живая стена черных лоз, которая возвышалась над их головами. Некоторые монстры пытались забраться по ней, но их быстро ловили, утягивали внутрь и давили. Куски кровавой плоти выплевывали на головы других чудищ.
Они не останавливались. Их крики не прекращались, шум не утихал, они бросались на стену, рвали ее. Магия вспышками била по черным лозам — огонь, проклятия и порывы ветра. Порой они немного поддавались, узкая брешь появлялась в стене. Но существа не успевали ворваться, лозы закрывали дыру, плотно переплетались.
Герард медленно покачал головой. Это был их временный союзник? Сам Ведьмин лес бился с отрядами Одиль, и только поэтому они еще не проиграли.
— Мне нужно пройти, — прошептал он так, чтобы не слышала Фейлин. Эти слова были только для него. — Мне нужно в город. К идолу, — если все, что он видел в видении Нилли было правдой, эта стена, хоть и прочная, не продержится долго. Одиль разобьет ее, а он должен ждать на другой стороне.
Он повернулся к Фейлин. Она стояла рядом, дрожала, как лист, глядя на монстров и лозы. Смертные глаза не должны были видеть такое, особенно веселые глаза, какие раньше были у Фейлин.
Герард поднял ее ладонь и прижал сверху другую свою ладонь, словно мог удержаться за ее дух. Она испуганно посмотрела на него.
— Ты можешь перенести меня? — спросил он. — Ты можешь… управлять своими силами?
— Не через это, — проскулила она, глада были круглыми на белом лице. — Я говорила, мы пробовали. Это нас чуть не убило.
— Попробуй еще раз, — Герард сжал ее ладонь. — Прошу, Фейлин. Попробуй. Со мной. Если мы не выберемся… — он утих и поежился. Моменты в Прибежище были все еще в его разуме, хоть память и пыталась подавить их. Он не мог представить судьбы хуже, чем застрять в том ужасе навсегда. Но он не застрянет там. Он пока не мог проиграть.
Он притянул Фейлин к себе, склонился, и его лоб почти задел ее лоб.
— Если мы не выберемся, Фейлин, — мягко сказал он, — мы пропадем вместе.
Она заскулила снова и опустила голову, закрыла глаза, пока монстры кричали и умирали внизу. Герард боялся, что она снова возразит или просто рухнет на землю рядом с ним. Но она вытащила из складок изорванного платья черный кристалл. Якорь проклятия. Она стала произносить над ним странные слова на языке, который Герард не знал, двигая пальцами в сложном узоре над кристаллом, словно сшивая невидимые нити. Было странно видеть это. Магия. Она колдовала, и он не видел этого без теневого зрения, но почти мог ощутить в воздухе вокруг них.