Опричник (СИ)

— Что ж, тогда я, пожалуй, поеду домой, — протянула она. — Чем быстрее разберусь с делами, тем быстрее прибуду на службу. Кстати, я так понимаю, что «Червонные Пардусы»…
— По покону, Илона, — напомнил я женщине. — Кто пойдёт за тобой на службу, с тем будет заключён дружинный ряд. Кто откажется… туда им и дорога. Насильно в дружину тянуть никого не стану. Как говорится, колхоз — дело добровольное. Единственное, сама понимаешь, Олегу в моей дружине места нет. И не будет.
— Понимаю, — нахмурилась было Стенич, но тут же с любопытством спросила: — А что такое «колхоз»?
— Сокращение словосочетания «коллективное хозяйство», — отозвался я, седлая квадр. — Ещё вопросы есть?
— Никак нет, боярин, — улыбнулась Илона и, подав мне шлем, исчезла за одним из припаркованных вездеходов.
  
Глава 3. Что в имени тебе моём
 
Возвращаясь на базу, я мысленно прокручивал беседу с Илоной, и уже у самых ворот пришёл к выводу, что так или иначе, но своей цели я добился. Пусть не совсем так, как хотел, но итог… да, итог вышел что надо. Изначально, отправляясь на встречу с Илоной Стенич, я предполагал два варианта возможного завершения нашей беседы. В первом, отношения между «Гремлинами» и «Червонными Пардусами» — старейшим наёмным отрядом воеводства, скатывались к противостоянию. Это, если бы госпожа майор закусила удила и не пошла бы на компромисс. А во втором, дело сводилось к найму «Пардусов» для усиления охраны нашей базы… бесплатному найму. Собственно, именно об этом долге я и говорил Илоне.
Но вышло иначе. Конечно, с принятием Ведьмы под свою руку, я могу лишиться возможности усилить базу бойцами её отряда. Всё же, майор наёмной банды, оказавшийся в детях боярских — это не боярин с дружиной, пошедший на службу к более успешному собрату. «Пардусы» — не дружинники, обязанные следовать за сюзереном, они запросто могут не согласиться с решением своего командира. И придётся Стеничам изыскивать нового майора для своего «войска». Плохо? Да не так чтобы слишком. Имя Ведьмы в пограничье известно не хуже, чем стяг тех же «Червонных Пардусов». А значит, даже если вся банда без исключения откажется следовать за своим майором, для неё не станет проблемой набрать новый отряд профессиональных вояк. Благо, таковых в окрестностях водится немало, а уж за соответствующим приказом с моей стороны дело не станет.
Конечно, это будет не лучший вариант из возможных, но, в конце концов, время для слаживания такой сборной солянки у нас есть, по крайней мере, до окончания работ над имеющимся заказом — точно. Тем более, что до сдачи тактиков заказчику никто новичков в поле тягать не собирается. А уж для охраны и обороны Апецки, в случае непредвиденных обстоятельств, вроде атаки приснопамятного «Белого Орла», навыков даже такой несыгранной команды наёмников должно хватить с лихвой. Были бы толковые командиры… а они у нас есть, теперь целых трое.
В общем, можно сказать, что программу-минимум я выполнил, и как только Илона Стенич приведёт бойцов на Апецку, получу возможность вернуться в Москву для выполнения договора, заключённого с остатками псевдомонахов Аркажского монастыря.
Да, предложение о сотрудничестве мне прислал вовсе не пресловутый клуб эфирников, как я подозревал во время знакомства с информацией, переданной Бестужевым, а остатки того странного псевдомонашеского ордена, что возглавлял Скуратов-Бельский. И этот факт, скажу честно, сыграл свою роль в принятии мною положительного решения об участии в предложенной государем «охоте». Причём, как бы не меньшую, чем откровенность самого предложения. Нет, всё же, Михаилу ещё учиться и учиться у своего царственного батюшки. Там, где цесаревич закрутил бы очередную интригу с недомолвками и манипуляциями, Роман Васильевич, уже кое-где втихомолку именуемый Лесорубом [36], решил дело всего парой слов… и одной откровенностью.
 
О нет, я вовсе не считаю, что отец Ефимий, памятный мне по первой встрече с дедом, раскрыл все карты затевающегося дела. Наверняка, аркажцы в своём стремлении поквитаться с виновниками уничтожения монастыря, закрутили не одну интригу. Но при общении со мной, бывший келарь не пытался манипулировать или что-то недоговаривать. Он честно и без утайки рассказал об отводимой мне роли, не менее честно поведал о том, кто и как будет прикрывать меня на всё время грядущей операции, и так же полно ответил на возникшие вопросы… по крайней мере, на подавляющее их большинство. Морщился, правда, поначалу, когда я коррективы по переданным мне через Бестужева планам предлагал, но узнав, что к этим изменениям как сам Валентин Эдуардович, так и его коллега из Преображенского приказа руку приложили, кривиться перестал. Однако, посмотрел на меня странно.
— Что? — заметив этот взгляд, спросил я.
— Говорил мне Никита Силыч, что внук у него не дурак… — с какой-то странной интонацией протянул костлявый монах.
— А в морду? — фыркнул я в ответ. А чего церемониться? То, что у меня перед долгополыми никакого пиетета нет, отец Ефимий знает. Сам видел, как я при знакомстве с дедом обошёлся. А тот, не чета бывшему монастырскому келарю, настоятелем был, причём действующим.
— Точно, Скуратовская руда, — кивнул сам себе Ефимий и усмехнулся. — То не в укор тебе сказано было, юноша. Дед твой хоть и предупреждал, что ты разумен не по годам, да я не поверил. А вот сейчас…
— Да что не так-то? — удивился я.
— Так ведь любой юнец, окажись он на твоём месте, такой информацией ни за что ни с кем не поделился бы. Сам, всё сам. А ты в гордыню не впал, у близких совета спросил…
— Любой другой юнец на моём месте и месяца не прожил бы, — отмахнулся я. — Либо сдох бы, либо под крылом какого-нибудь рода сидел на коротком поводке и не пикал.
— А ты, значит, свободен как птица, да? — легонько поддел меня собеседник.
— Степень свободы определяется длиной цепи, — пожав плечами, отозвался я и похлопал ладонью по бювару с отданными мне Ефимием документами. — Моя — вот. А будь на моём месте кто-то… другой, скажем так, вполне мог бы оказаться в младшей ветви Громовых, обложенный их доглядчиками, как волк флажками, с известным итогом. Разве что, детишек наплодить позволили бы, и то — не для себя, а для того же рода.
В ответ бывший келарь только сочувственно покивал. Да и чёрт с ним, пусть думает что хочет. Мне с ним детей не крестить и до пенсии не работать. Сделаем дело — и разбежимся.
В общем, на помолвку Леонида и Марии я явился уже «мобилизованным», о чём и сигналил наблюдателям государя знак гранда на моей шее…
И он же стал причиной очередного моего «переименования». Кем я уже только ни был! В том мире помер Романом Обуховым, бывшим инструктором Центра-два по прозвищу Росомаха. В этом мире очнулся Кириллом, бояричем рода Громовых, потом стал мещанином Николаевым, затем превратился в опричника той же фамилии, совсем недавно был переименован в Кирилла Обухова по прозвищу «Сильвер» — квартирмейстера наёмного отряда «Гремлины», а теперь вот, пожалуйста, очередной кульбит, и прошу любить и жаловать — боярин Кирилл Николаев-Скуратов, гранд и будущий регент рода Вербицких-Скуратовых… И ведь ни одного псевдонима!
Да, с принятием, точнее, с государевым признанием моего статуса гранда, как следовало из записей, переданных аркажцами, я официально стал совершеннолетним, что, в принципе, логично. Это вышедший в потолок вой или гридень может при всей своей мощи оставаться обычным подростком, если, конечно, это слово применимо к упёртому одарённому, добравшемуся до предела своих возможностей раньше, чем закон разрешает шляться по борделям.
 
У нашего брата, как объяснял когда-то дед и повторил за ним недавно старик Ефимий, всё иначе. Статус эфирника — это свидетельство не силы, а умения. И в первую очередь, умения думать. Без него грандом не стать, и потому считается, что если уж одарённый добрался до высшего звания, значит, тараканы в его голове ходят исключительно строем, а давление гормонов на мозги приведено к допустимому. Следовательно, и отвечать за свои поступки такой вундеркинд должен в полной мере, не прикрываясь малым возрастом… правда, коньяк и табак в магазине ему всё равно не продадут, пока восемнадцать не стукнет. Как выразился бывший келарь: «мозги мозгами, статус статусом, а вред здоровью формирующегося организма ещё никто не отменял». Что, правда, не помешало Ефимию сразу же после этой фразы налить мне очередной кубок мёда из чудом уцелевших монастырских запасов.